Покидая мир
Шрифт:
Когда я доцеживала последние капли мартини, меня вдруг оглушила еще одна мысль: Дэвид обладает всеми качествами, которые мне хочется видеть в мужчине. Блестящий, оригинальный, обольстительный, несамоуверенный. Меня влекло к нему, и при этом я прекрасно сознавала, что, вот так по-глупому втюрившись в него, я ступаю на опасную почву. Вместе с тем, хотя мне до смерти хотелось поддаться этому соблазну, я твердо решила не бросаться в омут с головой. Ведь я понимала и то, что между нами ничего не может начаться до тех пор, пока Дэвид не даст понять, что он хочет этого.
Мне не пришлось долго дожидаться этого сигнала. Часов в девять на следующее утро в моей квартирке в Соммервиле зазвонил телефон.
—
— То есть вы передумали и решили, что я больше не должна называть вас Дэвидом?
— Я решил, что я придурок и дерьмо, и надеюсь, вы не подумаете, что я пытался…
— Я подумала, что вы просто живой человек, Дэвид.
Эта реплика заставила его надолго замолчать.
— И еще, я благодарна вам за то, что вы решили доверить это мне.
— Стало быть, вы не собираетесь к декану факультета…
— С жалобой на домогательства? Вы меня не домогались, Дэвид. Это я первой взяла вас за руку.
— Я больше боялся того, что вы больше не захотите со мной работать.
— Похоже, у вас и в самом деле похмелье.
— Виновен по всем пунктам. Могу я угостить вас чашкой кофе?
— Почему бы и нет? Только мне нужно закончить кое-какую работу… а может, вы бы заглянули ко мне?
И я продиктовала ему свой адрес.
Когда Дэвид прибыл полчаса спустя, чашка кофе была забыта напрочь. Не успел он показаться в проеме двери, как мы бросились друг другу в объятия…
После всего, что случилось, Дэвид повернулся ко мне и сказал:
— Это опасно.
— Только если мы допустим, чтобы это стало опасным, — возразила я.
— Если кто-нибудь узнает…
— Таков твой обычный стиль разговоров в постели?
— Я не привык к тому, чтобы…
— Спать со своими ученицами?
— Вот именно.
Вот тогда-то у нас и произошел короткий разговор о его последних увлечениях, и все закончилось замечанием, что я задаю слишком много вопросов.
— Одно ты должен знать с самого начала, просто на случай, если то, что между нами произошло, не закончится уже завтра. У нас нет будущего, это просто короткое приключение, авантюра, и не более того. Поэтому я не собираюсь играть роль банальной разлучницы, заявлять свои права на тебя и устраивать истерики. Но я прошу тебя всегда быть со мной честным. Если соберешься дернуть стоп-кран, скажи мне. Только не води меня за нос, прошу.
— Ты явно подготовилась заранее, — улыбнулся Дэвид.
— Да и ты тоже.
— Ты всегда так рассудительна?
— Была бы рассудительной, не лежала бы сейчас с тобой в постели.
— В этом есть резон, — согласился он.
Вот как это началось. И следует признать, с самого начала я старалась относиться к нашей «авантюре» сверхрассудительно. Я понимала, что, сохраняя здравый смысл, оберегаю себя от разочарований и сердечной боли — а что еще можно было ожидать от нашего романа? Однако, к сожалению, нельзя было отрицать очевидного: я влюбилась в Дэвида Генри, и это одновременно приводило меня в восторг и пугало. Потому что главная проблема, когда влюбляешься в женатого мужчину, это…
Ну, пропуск вы можете заполнить сами.
Я понимала, что вынуждена буду играть роль разлучницы и «другой женщины». Точно так же, как оба мы отлично знали — стоит просочиться хоть какой-то информации о нашей связи, достаточно любого слуха, сплетни, и на карьере Дэвида можно будет ставить жирный крест, равно, по-видимому, как и на моей диссертации. («Не исключено, правда, что тебя они будут рассматривать как жертву, — заметил однажды Дэвид, — и позволят консультироваться со своим руководителем».) Это означало, что я не могла — и не стала бы — никому ничего рассказывать. Тем более Саре Кроу, очень аристократичной, даже изысканной, но при этом
Но я ничего не рассказала даже Кристи Нэйлор, а уж она была по-настоящему близкой подругой, я познакомилась с ней в первый год обучения в аспирантуре.
Кристи была из штата Мэн; в школе она жутко лоботрясничала и с трудом сумела поступить только в местный университет в Ороно. Однако там она внезапно взялась за ум, добилась заметных успехов в учебе («Главным образом потому, что мужики там были страшные зануды»), окончила университет с отличием и, как и я, получила полную стипендию в Гарварде. Она специализировалась на американской модернистской поэзии, в частности на Уоллесе Стивенсе, [9] коего почитала почти божеством. Она и сама стала пописывать стихи, публикуя их время от времени в небольших журналах и газетах. Ей, называвшей себя «девчонкой из захолустья», а свой городок Люистон в штате Мэн «глубокой задницей Новой Англии», ничего не стоило выкурить в день сорок сигарет или напиться дешевым пивом. Но если вы заводили с ней разговор о музыкально-речевых особенностях «Песен» Эзры Паунда [10] или об использовании пентаметра в «Тринадцати способах видеть черного дрозда» Стивенса, Кристи обнаруживала такую остроту интеллекта, которую иначе как блестящей и не назовешь. Ее научная работа в полной мере соответствовала мастерству тех поэтов, которыми она так восхищалась.
9
Уоллес Стивенс (1879–1955) — американский поэт.
10
Эзра Лумис Паунд (1985–1972) — американский поэт и издатель, один из основоположников англоязычной модернистской литературы.
— Моя проблема, — заявила она однажды вечером, когда мы с ней отправились немного выпить, — в том, что, когда дело касается мужчин и искусства, я вечно выбираю самого проблемного и трудного человека из всех имеющихся в наличии.
То, что Кристи была немного полновата — а физические нагрузки и даже самые необременительны диеты воспринимала как проклятие, — придавало ей какое-то особое очарование — интеллектуалка, внешне похожая на неотесанную провинциальную деваху, живущую в автофургоне для бедноты. Такая внешность, впрочем, не помешала заинтересоваться ею некоему весьма лощеному типу по имени Уинтроп Холмс-третий, который за ней так и увивался.
— По-моему, все меня воспринимают как приверженку разнузданного секса, и, в принципе, они почти правы. Мне нравится разнузданность. И психи. А ты, наоборот, прямо святая покровительница самоконтроля, совершенно неспособная распоясаться и набрать хоть чуть-чуть веса…
— Это не зависит от моего желания.
— Да, ты просто астенична, и вдобавок чертовски хорошенькая.
— Едва ли меня можно назвать хорошенькой.
— Ну, разумеется, что ты еще можешь сказать, с твоим-то талантом к самоуничижению. Но ты уж мне поверь, мужчины находят тебя весьма привлекательной.