Поколение победителей
Шрифт:
Что остается? Еще при Маленкове [79] были (а как же без них!) робкие предложения разделить секторы, отдать артельщикам-кооператорам все обувные мастерские, шашлычные и прочие мелкие услуги. Потом, постепенно, перевести в частный сектор производство несущественных товаров, кустарные промыслы и все подобное. А для тяжелой индустрии сохранить прежний сталинский план. Тогда эту инициативу Хрущев отодвинул в сторону, даже не рассматривая. Может быть, зря? Но не так все просто в экономике…
79
Г. М. Маленков,
Еще десять лет назад интуиция Косыгина громко кричала: сползание не остановится, частный сектор, как водоворот, будет затягивать в себя отрасль за отраслью. Потому что так проще. Вот только кончится это для тяжелой промышленности серьезным развалом. Хотя где-то на дне сознания Алексея Николаевича, встретившего революцию смышленым подростком, билась мысль: если крушение неизбежно, то лучше уж скорее…
Но как? Вводить очередной НЭП на пятидесятом году советской власти? Только предложишь подобное на Президиуме, и гарантировано, что через полчаса лишишься головы. Упертые сталинисты разорвут в клочки, разнесут в пыль любые доводы своей любимой непобедимой теорией. Кстати, один из них сейчас сидит слева! Что характерно, за день про учение Маркса ни разу не вспомнил. Так зачем откладывать?
– А ты, Саша, сильно изменился за последнее время, – задумчиво начал Косыгин, повернув голову к собеседнику.
– Неужели так заметно? – обрадовавшись концу затянувшейся паузы, спросил Шелепин и невесело пошутил: – Иногда кажется, что гостя из будущего было бы лучше сразу ликвидировать.
– М-да, такую реформу загубил, безумец, косыгинскую. Пошел в никуда труд трех лет.
– Сам бы рад многого не слышать, но пренебрегать этими сведениями преступно.
– Кто еще в курсе сего… – Алексей Николаевич покрутил кистью руки в воздухе, подыскивая нужное слово, – дорожного происшествия?
– Полностью только Володя Семичастный.
– Даже так? – Косыгин удивленно понял брови. Ну, вы прямо… И как долго собираетесь скрывать это от товарищей?
– Нужна определенность в… позиции ЦК по данному вопросу… Ситуация очень необычная.
– Что же, может быть, это разумно.
Опять повисла пауза. Косыгин отдал инициативу в разговоре собеседнику и теперь, откинувшись на спинку дивана, боковым зрением наблюдал, как тот будет выкручиваться. Вспомнилось: когда-то из-за «Ленинградского дела» оказался в опале у Сталина и каждодневно ожидал ареста. Тогда пронесло, но вот Кузнецова, мужа двоюродной сестры Клавы, первого секретаря Ленинградского обкома, расстреляли в пятидесятом. Его супруга пошла по этапу. И он, член Политбюро ЦК ВКП(б), ничем не смог помочь.
– Пока понятно лишь одно. Допустить загнивания партии нельзя! – пафосно начал Шелепин. Но, глянув во внимательные глаза Косыгина, резко сбавил: – Еще не поздно.
– Задача у вас непростая… Леню вы в покое теперь не оставите, – со скептическим выражением лица молвил Алексей Николаевич и продолжил, подчеркнув интонацией первое слово: – Любыми средствами?
– Мы не преступники! –
– Извини, Саша! – ровным голосом ответил Косыгин. – Ничего такого даже не думал.
– Надеюсь, в нашей партии найдется достаточно настоящих коммунистов для разумного решения вопроса.
– Устроите большой тарарам в ЦК или сразу на съезде? – Премьер чуть наклонил голову. – Выставите Петра и предметы из будущего как доказательство?
– Безусловно, если не найдется иного выхода! Но сначала постараемся решить задачу коллегиально, по-ленински…
– Значит, – подвел итог Косыгин, – будете интриговать.
– Уже и так видно, что при Брежневе любая экономическая реформа топится в замечаниях и поправках, а данные Петра это только подтверждают! – Шелепин тоже умел быть резким. – Партия разложится и закончит повальным предательством и перерожденчеством.
– Ладно, ладно! Не на митинге, – сдерживаясь, проворчал Алексей Николаевич.
– Да, Алексей, предательством и перерожденчеством! Вот главная беда! И это надо остановить!
Вулкан взорвался:
– Ни черта! Как вы не понимаете, молокососы! – Косыгин, резко повернувшись, заглянул Шелепину в глаза. – Какая. Разница. Кто. Будет. Первым. Секретарем!
«Вот человек, – восхитился Александр Николаевич, – хоть и старик уже, а давит как молодой». Но премьер продолжил, не дожидаясь возражений:
– Вообще я вашу политику в гробу видал! Ты с подробностями расскажи, как людей кормить-одевать будешь! Ком-му-низм им строить… За который мы боролись, пока вы под стол пешком ходили. Чтобы есть было что, и жить где, и детей растить! В деталях расскажи! С тем же трибунным запалом, с каким на прошлом съезде за чистоту рядов агитировал! Еще одну целину распашешь? Или Обь с Иртышом в Среднюю Азию повернешь?
– Петр говорил, что в начале семидесятых будет благоприятная обстановка, очень большие доходы от нефти. – Александр подбирал аргументы на ходу. Не признаваться же, что об этом вообще забыли, когда делили места в «теневом кабинете»?
– Са-ша! Ты подумай, наконец! – Косыгин, утвердившись в понимании ситуации, устало откинулся на подушку. – Тебе час назад русским языком рассказали, что пути, кроме частн… ну хотя бы частичного хозрасчета… не нашли. Никто! Все успешные страны в две тысячи десятом стоят на капиталистическом пути развития, даже Китай!
Слова в голове Шелепина никак не желали складываться в убедительные, неоспоримые аргументы. Косыгин прищурился:
– Впрочем, противостоять этой пагубной тенденции, считаю, можно. Жестким, нет, жестоким авторитаризмом. Как при товарище Сталине.
Кожа дивана под рукой Шелепина стала влажной. Сейчас он должен будет выбрать, и при ошибке старый экономист из перспективного союзника станет смертельно опасным врагом. Александр Николаевич был уверен, что рассказ о печальной перспективе подготавливаемых реформ заставит Косыгина молчаливо встать на сторону противников Леонида Ильича. Он даже не подстраховался, что, впрочем, не пугало. Раскрытие проблемы в ЦК обсуждалось как один из вполне реальных вариантов, но признавалось нежелательным из-за непредсказуемой международной и общественной реакции.