Покорение Крыма
Шрифт:
Ближе к вечеру Голицын вместе с генералами выехал на поросший редким леском пологий берег Днестра, чтобы осмотреть войско Али-паши, густо теснившееся вокруг стен Хотина.
— Оно даже к лучшему, что турки так стоят, — раздумчиво, ни к кому не обращаясь, сказал генерал-поручик Эссен, медленно скользя зрительной трубой по скопищу людей, лошадей, шатров, пушек, повозок. — Надобно подтянуть сюда батареи и всех разом накрыть.
Стоявший рядом Голицын навострил уши, быстро оценил разумность предложения, обещавшего крупный успех. А спустя некоторое время, сделав вид, что он
— Али-паша плохой предводитель, коль расположил армию в таком беззащитном месте... Посмотрим, что останется от неё завтра.
И приказал скрытно, ночью, поставить напротив турок несколько батарей, чтобы поутру провести бомбардирование.
Артиллерийские команды успели к заходу солнца выбрать удобные позиции, обозначили пути подъезда к ним. После полуночи они аккуратно, стараясь не потревожить шумом покой турок, провели упряжки к назначенным местам и изготовились к стрельбе.
Нарождавшийся день вздрогнул от дружного залпа выдвинутых на берег батарей.
Застигнутые врасплох турки с криками метались между охваченными пламенем шатрами, сражённые горячими осколками, падали на сырую траву, а затем, бросив оружие, пушки, обозы, в панике побежали из лагеря в окрестные леса. Высыпавший на стены гарнизон Хотина, видя беспорядочное отступление везирского войска, также стал покидать крепость.
К наблюдавшему за расстрелом неприятеля Голицыну подлетел на коне неугомонный Прозоровский, воскликнул бодро:
— Прикажете переправляться, ваше сиятельство?
Голицын, как обычно, заосторожничал:
— Разведать надобно, князь... Посмотреть... Пошлите-ка казаков.
Несколько донцов, раздевшись донага, переплыли на другой берег Днестра. Через полтора часа они вернулись, доложили, что неприятель отошёл от крепости на три-четыре версты и разбивает новый лагерь.
— Выдать лазутчикам по чарке водки! — изобразив на лице радость, приказал Голицын. Но армию переправлять не стал, продолжал держать её в бездеятельном ожидании.
— Неужто опять отойдём? — зароптали генералы. — Опять страшится... Стыдно, господа, совестно-то как!..
Утром 9 сентября Голицын снова послал казаков на разведывание.
— Дошли до самых ворот Хотина, ваше сиятельство, — доложили казаки, рассчитывая получить ещё по чарке. — Запертые они.
— Турки где?
— Нету, ваше сиятельство! Ни в крепости, ни в новом лагере нету.
— Откуда про крепость знаете? Ворота же закрыты... Может, затаились где?
— Так ведь ни голоса не слышно, ни скотины... Ушли турки, ваше сиятельство. Точно ушли!
Голицын схватил из рук адъютанта зрительную трубу, вдавил окуляр в глаз, долго рассматривал крепость.
«Никак, и впрямь ушли, — подумал он, всё ещё не веря в удачу. — На стенах пусто. И окрест никого...»
Он повернулся к генерал-поручику Эльмпту:
— Начинайте, граф!.. С Богом!
1-й и 3-й гренадерские полки, слаженно сбежав к теснившимся у берега понтонам и лодкам, стали переправляться через Днестр.
Подошедшие первыми к крепости команды майора Врангеля, капитанов Стакелберга и Гензеля по длинным лестницам взобрались на стены, спустились вниз и, сбив засовы, открыли ворота.
Полки осторожно вошли в крепость.
Растекаясь ручейками по узким улочкам, гренадеры обшарили все казармы, казематы, башни и дома — крепость была пуста. Нашли всего несколько стариков турок, отказавшихся уйти с гарнизоном. Потупив выцветшие глаза, старики сидели рядком у стены мечети, на вопросы офицеров не отвечали.
Потерявший терпение Гензель закатил двум туркам свинцовые оплеухи, пригрозил пыткой.
Сплюнув в пыль тягучую тёмную кровь, один из стариков протянул односложно:
— Яссы...
На следующий день генерал-поручик Эльмпт с гренадерами и тремя карабинерными полками бросился в погоню за войском великого везира, нестройными толпами отступавшего к Яссам.
Но чем закончилось преследование неприятеля, Голицын узнал уже в пути...
Спустя неделю после падения Хотина в армию прибыл новый главнокомандующий — Румянцев. Стараясь сохранить самообладание, побледнев, князь передал ему предводительство и 18 сентября выехал в Петербург. В дороге — в Мценске — его догнал квартирмейстер Ржевский, посланный с донесением в столицу. Он-то и сообщил подавленному Голицыну, что Эльмпт взял Яссы.
22 октября без всякой торжественности Голицын прибыл в Петербург, всё ещё обсуждавший непонятную милость Екатерины — она пожаловала бездарному князю чин генерал-фельдмаршала.
Сентябрь — октябрь 1769 г.
Отдохнув после утомительного путешествия, Пётр Иванович Панин потребовал подробных и точных докладов о состоянии вверенной ему армии.
Генерал-аншеф Василий Михайлович Долгоруков сбивчиво перечислил состав генералитета, сообщил о количестве пушек и лошадей в полках, о числе людей, отдельно упомянул убитых и умерших от ран. Затем генеральный штаб-доктор Кондрат Даль доложил о количестве больных, какими болезнями они одержаны и в каких госпиталях записаны, генерал-провиантмейстер Николай Колтовский — о наличии в магазинах провианта и фуража, а обер-кригс-комиссар Семён Гурьев — о денежном и вещевом довольствии.
Панин, хмурясь, выслушал доклады, отругал за упущения, но никаких указаний по поводу дальнейших действий генералам не дал — ждал вестей из Петербурга.
Полагая, что в осеннюю распутицу, с каждой неделей приближавшей снежную русскую зиму, кампанию этого года можно считать законченной, он никак не ожидал, что Совет решится на продолжение активных боевых предприятий. Поэтому поразился привезённому 8 октября нарочным офицером приказу о взятии Второй армией турецкой крепости Бендеры.
— Как можно говорить о Бендерах?! — гневно восклицал он, расхаживая по скрипучим половицам лучшей в Добрянке хаты, спешно оборудованной под штаб-квартиру командующего. — При таком состоянии полков я не токмо взять, но и осадить крепость должным образом не могу!.. Захарка намеренно подвигает меня на приступ, чтобы опорочить в глазах армии и света... Скудоумец!