Покорение Крыма
Шрифт:
Тучи над Долгоруковыми то рассеивались, то опять сгущались. Вернувшегося из Нарвы отца бросили в казематы Шлиссельбургской крепости. А указ Анны Иоанновны от 23 сентября 1740 года едва не разорил семью: всё движимое и недвижимое имение князя Михаила Владимировича было отписано на её императорское величество.
Опасаясь попасть в нужду, молодой поручик Санкт-Петербургского полка Василий Долгоруков вынужден был подать челобитную государыне и нижайше просить, чтобы недвижимость отца «оставили на пропитание» ему, брату Александру, подполковнику того же полка, и сёстрам Авдотье и Аграфене, жившим в усадьбе.
С кончиной Анны Иоанновны
Не обошла его милостью и Екатерина. В газете «С ан Петербургские ведомости» за 24 сентября 1762 года длинного списка фамилий в «Реестре пожалованным в день высочайшего коронования Ея Императорского Величества» можно было прочитать строчку:
«Генерал-поручик князь Василий Михайлович Долгоруков, в генерал-аншефы...»
...К Долгорукову в армии относились по-разному: солдатам и многим офицерам, тянувшим лямку невзгод и лишений, неизбежных в походной армейской жизни, он нравился своим простым, грубоватым нравом; генералы и штаб-офицеры, из тех, кто был особенно щепетилен в вопросах чести и этикета, считали, что мужичьи повадки унижают достоинство князя и генерала. В Долгорукове удивительным образом смешались породистость старинного княжеского рода с разящим невежеством и малограмотностью.
Назначение командующим Второй армией Василий Михайлович воспринял как должное, с сознанием наконец-то свершившейся справедливости. В своё время замена Румянцева Петром Паниным больно ударила по самолюбию князя. Когда-то они вместе брали Перекоп, генерал-майорами состояли при Санкт-Петербургской дивизии; Долгорукова на два года раньше произвели в генерал-поручики, а в итоге Панин не только догнал его в чине, но и обошёл по службе. Этого Василий Михайлович вынести не мог — подал Екатерине прошение об увольнении из армии.
— Никишка, братец его, всё обставил, — жаловался он потом, уже будучи дома, княгине Анастасии Васильевне. — Петька-то ни доблестью никогда не отличался, ни умением... Интриган!
— Не беда, Василь Михалыч, — утешала его дородная супруга, поджимая губы. — Бог всё видит! Придёт и твой час — в ножки поклонются.
— От них дождёшься, — досадливо махал рукой князь...
Появившийся внезапно курьер из Военной коллегии взбудоражил всю семью. А когда Долгорукову прочитали содержание пакета о срочном вызове в Совет, он гордо посмотрел вокруг:
— Ну-у, а я что говорил?.. Не верили?.. Вот и пришёл мой час!
За ужином радостный князь выпил водки и, размахивая вилкой, на зубьях которой крепко сидел сморщенный в пупырышках солёный огурчик, роняя капли рассола на белоснежную голландскую скатерть, хвалил домочадцам государыню:
— Не забыла матушка-кормилица!.. Призвала!
Утром 22 декабря, затянутый в сверкающий золотым шитьём генеральский мундир, красный от волнения, Долгоруков был введён в зал заседаний Совета.
Захар Чернышёв — Екатерина отсутствовала на заседании — важно объявил высочайшую волю и коротко пересказал рескрипт.
— Есть довольные причины думать, — говорил Чернышёв, благосклонно поглядывая на князя, — что
Выдержав многозначительную паузу, Чернышёв закончил высокопарно:
— Её императорское величество питает надежду и уверенность, что под вашим предводительством армия умножит славу её оружия покорением Крыма!
Долгоруков на негнущихся ногах сделал несколько шагов вперёд, принял из рук графа высочайший рескрипт.
— Подробные инструкции, князь, получите позже. Сейчас же мы можем обсудить прочие вопросы, ежели таковые у вас имеются.
Долгоруков, дрогнув двойным подбородком, сглотнул слюну и сказал скованно, просяще:
— Смею тешить себя доверенностью Совета о препоручении мне не токмо армии, но и негоциации с крымцами.
— У предводителя будет много дел военных, — назидательно заметил Никита Иванович Панин. — Не стоит обременять себя ещё и делами политическими.
— Я полагал, что у сих диких народов может произойти сумнение: армию ведёт один, а негоциацию другой. И подумают они, что ни первый, ни второй не пользуются полным доверием её величества.
Чернышёв ответил уклончиво:
— Решать сей вопрос второпях не будем... Евдоким Алексеевич по велению государыни принял негоциацию на себя, и мешать ему в том сейчас, видимо, не следует...
Долгоруков, однако, не успокоился. Через несколько дней — перед отъездом в Полтаву — написал Екатерине, что поручение негоциации Щербинину повергло его в несносную печаль, и попросил передать ведение крымских дел в его руки.
«Мне славу покорителя татар делить с губернатором резона нет», — рассудил про себя Василий Михайлович.
Январь — февраль 1771 г.
Поздно ночью 27 января Константин Мавроев въехал в Бахчисарай. (Вместе с ним были Мелиса-мурза и Али-ага, выделенные для сопровождения Джан-Мамбет-беем при посещении переводчиком едисанских кочевий). А на следующий день он отправился во дворец к Мегмет-Гирею.