Покорение Крыма
Шрифт:
«Неплохая мысль...» — подумал Долгоруков, осматривая через зрительную трубу безжизненный полуостров, мышиную гладь Сиваша, пустынный противоположный берег.
А вслух сказал ворчливо:
— Не майорам указывать мне диспозицию...
Генералы не стали долго задерживаться у зловонного озера, повернули лошадей к лагерю.
Когда все разошлись по своим палаткам, Долгоруков вызвал Каховского и приказал послать казаков разведать проходы через Сиваш к полуострову.
— Задумка у меня одна есть... Только прежде пусть броды найдут.
Казаки вернулись к вечеру — мокрые, грязные. Есаул Кобеляк хриплым, прокуренным голосом заверил командующего:
— Воды там, стало быть, где до
Долгоруков щёлкнул пальцами адъютанту:
— Выдать молодцу десять рублей! А людям его — сороковник!
Казаки весело перемигнулись...
В шестом часу вечера Василий Михайлович собрал генералов в своей огромной палатке и сказал торжественным голосом:
— Укрепления неприятельские разведаны, силы известны. Ждать далее — нет резона... Я объявляю штурм нынешней ночью в третьем часу!.. Извольте приглядеть, господа генералы, за соблюдением плана штурма!..
Главный удар по линии наносился на правом фланге силами девяти гренадерских батальонов (2-й гренадерский полк и гренадерские роты всех пехотных полков) и двух батальонов егерей. Командирами колонн командующий назначил подполковников Филисова, Михельсона, Ганбоума и своего сына — князя Василия.
Общее предводительство флангом отдал в руки генерал-майора графа Валентина Платоновича Мусина-Пушкина, годом ранее бравшего Бендеры.
Диверсию на левом фланге проводил генерал-квартирмейстер Михаил Васильевич Каховский. Его деташемент был небольшой: два батальона подполковника Ступицына, батальон полковника Заборовского и батарея премьер-майора Зембулатова.
Кроме того, оценив предложение майора Фритча, командующий решил нанести ещё один удар — через Сиваш, — который сковал бы вражескую конницу, лишил бы её возможности участвовать в отражении атаки на линию. Василий Михайлович ни словом не обмолвился о майоре, и получилось, что этот прекрасный вспомогательный удар придумал он сам.
Сивашский деташемент включал в себя четыре батальона пехоты генерал-майора князя Алексея Голицына, тридцать эскадронов кавалерии генерал-майора князя Петра Голицына, три полка донских казаков и 14 орудий. Командовал этим деташементом генерал-майор князь Александр Александрович Прозоровский.
Согласно плану, Мусин-Пушкин и Каховский должны были за час до полуночи выступить из лагеря к линии и стать вне досягаемости турецких пушек. Прозоровский выходил раньше, чтобы успеть форсировать Сиваш — семь вёрст по воде и грязи — к началу штурма.
...Когда все разошлись, Василий Михайлович утомлённо прикрыл глаза, уложил руки на подлокотники массивного кресла и долго сидел недвижимо, размышляя о предстоящем сражении.
Сомнений в успехе у него не было. Беспокоило другое: какими потерями предстоит оплатить отворение крымских ворот? Бесславная судьба Петра Панина, загубившего блестящую победу под Бендерами обильной кровью, его не прельщала... Виктория нужна была быстрая и лёгкая! Именно такая могла принести ему желанный для каждого генерала фельдмаршальский чин. Быстрая и бескровная!.. Он умышленно назначил командовать главными силами Мусина-Пушкина — надеялся на его отменное умение и отвагу, прекрасно проявленные при штурме Бендер... А храбрость Прозоровского? Она известна всем!.. Именно эти решительные генералы [17] должны были не только взять линию, но и поспособствовать — сами того не зная — удовлетворению честолюбивых мыслей командующего... За час до полуночи штурмовые колонны гренадер, роты сопровождения, назначенные для диверсии батальоны стали подтягиваться к указанным местам. (Отряд Прозоровского покинул лагерь на 3 часа раньше). По-южному тёплая чёрная ночь скрывала передвижение
17
Воинская судьба уготовила в будущем всем троим блестящие карьеры: Мусин-Пушкин и Прозоровский станут генерал-фельдмаршалами, а Каховский — генерал-аншефом.
Турки, видимо, не подозревали, что через считанные часы начнётся штурм линии. Затихла в сонном оцепенении крепость Op-Капу, у кибиток и шатров залегла татарская конница, на бастионах и башнях вала янычары, как обычно, жгли факелы, гортанно перекликались, подбадривая друг друга. И турки и татары поверили словам Селим-Гирея, что полуостров неприступен.
— В этой войне гяуры уже дважды подступали к Крыму и, простояв несколько дней, отходили, — убеждал всех хан. — И эти побегут, когда в кормах и воде недостаток испытают!..
Долгоруков, сопровождавшие его генерал-поручики Эльмпт, Романиус и Берг, десяток офицеров, назначенных развозить в ходе баталии приказы командующего, верхом на лошадях поднялись на вершину пологого кургана. Здесь горел небольшой костерок, стоял пяток грубых деревянных скамей. У подошвы кургана, справа, прохаживались у двух пушек артиллеристы. Тут же был артиллерийский генерал-майор Николай Тургенев.
Генералы спешились. Романиус расслабленно присел на скамью, стал неторопливо раскуривать короткую трубку. Вспыльчивый Эльмпт, шумно втягивая носом дурманящие запахи Сиваша, поспешил достать табакерку. Берг, низко надвинув на лоб шляпу, старческой походкой проковылял к костру.
Долгоруков, загребая начищенными сапогами увядшую траву, отошёл в сторону, приложился к зрительной трубе... «Не ведают басурманы, какой презент я им готовлю», — беззлобно подумал он, пытаясь разглядеть штурмовые колонны. Окуляр был чёрен. «Это хорошо. Значит, с линии тоже ничего не обозревают...»
У кургана послышался глухой стук копыт. Соскочив на ходу с лошадей, к Долгорукову подбежали офицеры от Мусина-Пушкина и Каховского, доложили, что батальоны готовы начать приступ.
Долгоруков достал из кармана массивные золотые часы, открыл крышку, наклонил, чтобы свет костра падал на циферблат... «Два тридцать... Время!..» Он закрыл крышку, спрятал часы, перекрестился.
— Ну, господа, начнём с Божьей помощью.
Генералы подошли ближе к командующему, замерли в волнующем ожидании. Наступила минута, которая открывала новую страницу в истории России. Страница была пока чиста. И первую строчку на ней — радостную иль печальную — должны были нынешней ночью написать они.
— Николай Иванович! Что ж вы тянете? — нервно бросил Тургеневу Эльмпт.
Тургенев повернулся к артиллеристам, скомандовал чеканно:
— Поручик!.. Сигнал!
Затаённую тишину ночи гулко раскололи два пушечных выстрела, высветив на мгновение багровыми бликами сосредоточенные лица генералов. Генералы вздрогнули, в ушах противно зазвенело, густо пахнуло кислым запахом сгоревшего пороха.
Слева, в версте от кургана, замелькали красные проблески — спустя несколько секунд долетели частые глухие удары, словно кто-то бил в большой тугозвучный барабан. Это открыла огонь пятидесятипушечная батарея Зембулатова. Игольчатыми искорками рассыпались во мраке ружейные выстрелы батальонов Заборовского и Ступицына.
Долгоруков снова прижал глаз к окуляру, повёл трубой вдоль вала. То, что он увидел, — порадовало. Бывалый Зембулатов, заслуживший орден за штурм Бендер, бомбардировал вал с завидной точностью: ядра кучно рвались на турецких батареях, выбивая прислугу, мешая открыть ответный огонь.