Покорение высоты
Шрифт:
Отказавшись от привычной конфигурации колонн, Николай Васильевич разработал новый тип колонн крестового сечения. При этом крест колонн поворачивался на 45 градусов к главным осям здания. В итоге каждый луч креста принимал на себя максимальную нагрузку перекрытий сооружения, давая замечательную возможность «получить простые и удобные в монтаже жесткие узлы каркаса», — так было написано в акте экспертизы на это изобретение Никитина. Благодаря такому конструктивному решению «диафрагмы жесткости в здании МГУ оказались в центральной зоне сооружения, а уже оттуда распределялись по всему каркасу».
Соединение наземной части МГУ с жестким фундаментом, укрепленное
МГУ на Ленинских горах
Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова — самое протяженное по длине здание в мире, которое не разрезано температурными швами. Тепловые колебания гасятся внутри самой конструктивной системы.
Когда строительство МГУ шло уже полным ходом, Никитина вызвал академик Лев Владимирович Руднев, главный архитектор университетского комплекса, который сменил на этом месте академика Б. М. Иофана. Они и прежде встречались на совещаниях и советах, но с глазу на глаз им еще беседовать не приходилось. Николаю Васильевичу было известно пристрастие академика Руднева к ампирным формам, и он предполагал, что разговор будет нелицеприятным, потому что конструктивная схема, заложенная Никитиным в проект, требовала некоторой упрощенности стилистических форм. Руднев встретил его действительно со строгим, озабоченным лицом, велел сесть, а сам вышел из-за огромного своего стола и заходил скорым шагом вдоль стены, увешанной яркими акварелями, которыми академик увлекался на досуге.
— Мне странно, Никитин, что вы, архитектор, ни в грош не ставите наше искусство. Не спорьте, пожалуйста, не спорьте! Я хочу понять, что вы за человек. Ваше, так сказать, кредо. И еще: как вам удается в одном лице примирить творчески одаренную личность и послушного до педантизма технического исполнителя?
— Ну, на этот вопрос я, пожалуй, смогу ответить. Когда-то в молодости я осмелился внести несколько поправок в архитектурный проект, и из этого не вышло ничего хорошего… Лично для меня. Хотя объект построился вполне приемлемый.
И Никитин коротко рассказал, как железобетонные арочные конструкции подняли свод Новосибирского вокзала и держат его до сих пор.
— Так это были вы? — удивленно протянул Руднев. — Стало быть, теперь вы решили действовать осторожнее, но беспощадней? Хотите, чтобы архитектура пошла к вам на поклон?
— У меня никогда не было таких целей и, надеюсь, что не будет. Просто у архитекторов своя работа, а у меня — своя. Разная специализация при единстве общей цели. Свою цель я вижу в том, чтобы раскрыть возможности архитектуры здания с помощью новых конструктивных схем. С двух сторон — от художественного образа и от конструктивной схемы мы вместе должны идти к современному проектированию.
— В чем же вы видите принципы этого «современного проектирования»?
— Прежде всего в правильном понимании композиции и в четком представлении перспектив…
— Что же вы тогда оставите искусству архитектуры?
— У искусства ничего отнимать нельзя. Архитектура сама превращается в деятельность, направленную на перспективное развитие социальных потребностей людей.
Наша конструкторская роль здесь вторична,
Академик оживился, словно услышал собственные мысли, облеченные в четкие формулировки.
— Если бы мои коллеги умели так же мыслить, мы бы не топтались на месте… Хотя должен вам сказать, что лично я конструктивизм не жалую. Не люблю.
— Но мы же о разных вещах, наверное, говорим. Вы о направлении в архитектуре, а я о технологии раскрытия возможностей современной архитектуры. У меня и в мыслях нет подменять искусство архитектуры железобетонной геометрией.
Никитину показалось, что Лев Владимирович не слышал его объяснений, думал о чем-то своем, отвлеченно взглядывал на него из-под круглых очков и сосредоточенно теребил свою докторскую бородку чеховских времен.
— Я думаю, — медленно сказал Руднев, — вам надо передвигать свои творческие интересы ближе к подлинной архитектуре, к архитектурному поиску. Здесь на МГУ вы утвердили себя фигурой не менее высокой, чем члены авторского коллектива. Некоторым это не очень нравится. Они прощают вам лишь потому, что вы архитектор по образованию. — Руднев на минуту задумался. Никитин напряженно молчал в ожидании его слов. — Знали бы вы, Никитин, как нужны нашей Академии архитектуры люди с вашим способом мышления! Многим одаренным людям кажется чуть ли не предательством переход к новым архитектурным формам. Мне думается, что вы смогли бы помочь нам утвердить и раздвинуть эти формы, наполнить их высотой и воздухом. По правде говоря, у меня еще не было помощников, умеющих так точно схватить главную идею постройки. Знаете ли вы, что вы сделали? Вы не только поставили наш университет на прекрасный фундамент, вы дали зданию возможность свободно дышать!
Никитинские коробчатые фундаменты подводились под всю шестерку первых высотных зданий Москвы. Эти монументальные сооружения были мощным шагом советских строителей, покорявших новые для себя высоты. Они по-своему красивы, они даже страдают излишней красивостью, как бы пытаясь перещеголять своим внешним видом затейливую узорчатость русских теремов.
Высотное здание на площади Восстания стоит на никитинском фундаменте
Пространственно-связевые системы каркасов этих зданий, установленные на жесткий фундамент, придают каждому зданию монолитность и надежность на века.
На университетском комплексе еще шли отделочные работы, а перед Никитиным была уже поставлена новая задача — разработать несущие конструкции для Дворца культуры и науки в Варшаве.
Никто не собирался освобождать его от работы на МГУ, пока объект не будет завершен полностью, и Николаю Васильевичу пришлось не то что раздвоиться, а растроиться. Ведь в период строительства университета он уже был занят на двух фронтах — МГУ и Промстройпроекте, где он числился ведущим конструктором.