Покоренная любовью

Энок Сюзанна

– Он на верховой прогулке, милорд.

– Отлично, отлично. Я буду в маленькой столовой.

– Ах, милорд, – нерешительно произнес Бикс.

– В чем дело?

– Леди Стоуксли уже ожидает в утренней комнате.

Куин пристально посмотрел на дворецкого.

– Ожидает моего отца, полагаю?

– Так она сказала, милорд.

Прищурившись, Куин оглядел холл. Дело принимало интересный оборот.

– Благодарю, Бикс.

Маркиз зашагал по длинному холлу и задержался около приоткрытой двери в маленькую столовую.

Самым правильным было бы сначала поговорить с отцом, но он дал ему понять, почему попросил у него аудиенции, и было ясно, что тот попросту сбежал. А с Элоизой он все равно собирался поговорить позднее.

Куин мрачно улыбнулся и толкнул дверь.

– Элоиза, доброе утро! Не ожидал увидеть тебя так рано.

Она быстро вскочила.

– Могу сказать то же о тебе, Куин. Что привело тебя в Бэнкрофт-Хаус?

Куин взмахнул рукой.

– Ничего особенного. Ты пила чай?

– Да, я…

– Бикс, – позвал он, выглядывая за дверь, – попроси принести нам чай.

– Сию минуту, милорд.

Изучая ее лицо и стараясь понять, что она задумала на этот раз, он подсел к ней. На столе лежала «Лондон таймс», но вся передняя полоса была вырвана, и через минуту Куин отложил газету.

Франклин принес чай и вздрогнул, увидев Элоизу. Но та не удостоила его взглядом, очевидно, даже не вспомнив, что ошпарила слугу горячим чаем всего несколько дней назад. Куин, однако, отлично об этом помнил. Так же, как он запомнил Мэдди, – внизу, на кухне, залечивающую раны Франклина.

– Пожалуйста, закрой дверь, Франклин, – попросил Куин, когда слуга уходил.

– Да, милорд.

Когда дверь за слугой закрылась, Элоиза с любопытством взглянула на Куина. Затем наклонилась, чтобы налить им обоим по чашке чаю.

– Боже, Куин, мы вдвоем. Наедине.

– Я собирался заехать к тебе сегодня. Ты избавила меня отлишних хлопот.

– Ты заинтриговал меня, любовь моя. Пожалуйста, скажи что у тебя на уме.

Он сидел, откинувшись, наблюдая, как она потягивает чай, – совершенная фарфоровая статуэтка с безукоризненными манерами в безупречном платье.

– Элоиза, ты веришь в любовь?

– Что? – спросила она, поднимая бровь. – Так ты об этом собирался поговорить со мной? Конечно, верю.

Он кивнул:

– Прекрасно.

Элоиза улыбнулась:

– Неужели?

– Потому что это означает, что ты поймешь, почему я разрываю нашу помолвку.

– Что? – выдавила она из себя. Чашка с чаем выпала у нее из рук и пролилась на дорогой персидский ковер.

– Я не могу жениться на тебе, – спокойно объяснил Куин.

– Ты не можешь говорить об этом всерьез. После всех этих лет! Мы должны пожениться через две недели. Приглашения уже готовы, и завтра объявление о свадьбе появится в «Лондон таймс»!

Куин печально покачал головой.

– Я понимаю, что мое заявление не ко времени.

– «Не ко времени»? И это все, что ты можешь сказать?

Нити гнева,

накапливавшиеся за последние недели, начали свиваться в тугой клубок.

– Если ты сейчас встанешь и уйдешь, я готов закончить на этом. Если же ты захочешь, чтобы я углубился в подробности, я с удовольствием это сделаю.

Элоиза вскочила на ноги в облаке голубого шелка.

– Это она, да? Эта маленькая потаскушка!

– Нет. Да, я люблю ее, но…

– Тогда это твой чертов братец! – вскричала она. – Я убью его!

Куин пристально посмотрел на нее.

– Какое отношение Рейфел может иметь ко всему этому?

– Никакого! – резко бросила она. – Тогда почему? Почему?

– Дело в том, Элоиза, что я обнаружил, что ты лживая, двуличная, злая лгунья, и я действительно не хочу жениться на тебе – независимо от того, вовлечен кто-то еще в это или нет.

Элоиза побледнела.

– Как ты смеешь говорить со мной подобным образом? – зашипела она. – Если бы не она, ты женился бы на мне.

Куин встал.

– Не думай, – сказал он спокойным, размеренным голосом, – что я был вежлив до сих пор потому, что я – круглый дурак. Долгое время – слишком долгое, как я теперь вижу, – я готов был продолжать возиться со всей этой чушью потому, что чувствовал: поступить так – мой долг.

– У тебя все еще остались долги передо мной.

– Я наблюдал за тобой, – продолжил Куин, словно она ничего и не говорила. – Я видел, что как только выдавалась возможность, ты вела себя мелко и жестоко, и я видел, как ты принижала тех, кого могла, благодаря своим привилегиям.

– А как насчет твоих привилегий? Ты не можешь на ней жениться – она ничто.

– Элоиза, мы говорим о тебе и обо мне. Не вмешивай сюда Мэдди.

– Боже, Куин. Я не могу поверить… ты сказал об этом отцу?

– Нет еще, но я сделаю это, как только он вернется.

Какое-то мгновение Элоиза смотрела на него, затем нагнулась, чтобы поднять чайную чашку, которую поставила на поднос.

– Что же, очень мило с твоей стороны сказать мне первой. Никто больше не знает. Ничего еще не потеряно. – Элоиза взглянула в сторону окна, затем вновь на него. – Послушай меня, Куин. Я забочусь о тебе и прекрасно понимаю: Мэдди – бедный осиротевший ягненок, на спасение которого ты потратил много сил и…

– Мы обсуждали твой характер, – прервал он ее.

– И теперь ты не можешь отпустить ее. Но, ради Бога, не женись на ней! Сделай ее своей любовницей. Пока ты будешь действовать разумно и осторожно, меня это не будет заботить. Сделай же что-нибудь – что угодно, – чтобы изгнать ее из своего мира, и обрети рассудок, пока еще не поздно.

– Предлагаю тебе никогда больше не упоминать о Мэдди в подобном тоне, Элоиза. Теперь уходи, пока я не вышвырнул тебя из дома.

Сохраняя достоинство, хотя руки ее дрожали от сдерживаемого гнева, леди Стоуксли направилась к двери.