Покоритель джунглей
Шрифт:
— Вы забыли о стаканчике водки и последней сигаре, сударь, — с достоинством заметил Боб Барнетт. — Вам что же, неизвестны традиции?
Офицер поспешил отдать приказ, чтобы принесли все необходимое.
Боб залпом опрокинул стакан и закурил сигару.
— Пошли, — сказал он, — я готов!
Своеобразное мужество Боба, причем совершенно в американском духе, восхитило всех свидетелей этой сцены.
Славный Барнетт просто-напросто воображал, что он позирует для истории, и этого ему было достаточно.
Глава VI
Планы побега. — Последняя сигара. — Дорога к месту казни. — Сожаления Барнетта. — Спасенные Ауджали.
Надо сказать, что Сердар совсем не с таким хладнокровием ждал развязки этой трагедии, которую Боб обратил в комедию. Еще накануне, несмотря на сожаления, что погибло дело, которому он посвятил жизнь, он встретил бы смерть с холодной решимостью. Разве голова его не была ставкой в игре, которую он проиграл? Но после свидания с юным Эдуардом Кемпбеллом он уже не был прежним Сердаром. Какие же воспоминания — приятные или мучительные, радостные или печальные — возбудила в нем эта встреча, что теперь он цеплялся за жизнь с неведомой ему прежде силой чувств и желаний?.. Какие таинственные узы — любви или родства — могли связывать его с матерью юного англичанина, чтобы за несколько мгновений при одном воспоминании о ней прочная броня ненависти, заковывавшая его сердце, расплавилась под жаром самых нежных чувств?
Действительно, имя Дианы де Монмор должно было быть чудодейственным талисманом, чтобы другое имя, ненавистное имя Кемпбелла, которое Сердар произносил с презрением, в один миг снискало такое расположение Покорителя джунглей, что он более не сомневался в его невиновности. «Диана не могла бы соединить судьбу с человеком, способным на подобные злодеяния» — этого аргумента ему оказалось достаточно, чтобы разрушить грубую очевидность того факта, что в момент резни этот человек был комендантом крепости Хардвар-Сикри.
И теперь у него была одна цель, одно желание — бежать с помощью друзей, чтобы спасти того, кого еще вчера он расстрелял бы без всякого сожаления.
Дверь тюрьмы открылась, трое осужденных вышли, высоко подняв головы, не проявляя ни малейших признаков волнения.
Барнетт с наслаждением курил и бормотал себе под нос:
— Это потрясающе! Последняя сигара всегда кажется самой вкусной!
Сердар бросил быстрый взгляд на толпу, и лицо его осветилось беглой, почти неуловимой улыбкой. Редкие сингальцы, жившие в Пуант-де-Галль, были буквально растворены в море малабарцев, пришедших со своими семьями. Событие свершилось слишком быстро, чтобы настоящие туземцы, живущие в окрестностях, смогли прибыть в город. Площадь, на которой был воздвигнут эшафот с тремя виселицами, находилась всего в ста метрах от тюрьмы, и два батальона сипаев, составлявшие гарнизон города, образовав круг, с трудом сдерживали напор собравшихся.
Три английских корабля, прибывшие накануне, были битком набиты зрителями, и с рей люди свисали гроздьями. Все разместились так, чтобы не упустить ничего из происходящего, так как корабли стояли на якоре всего в двух кабельтовых от берега. Только французский пакетбот был пуст и приспустил флаг.
— God bless me! — воскликнул Барнетт, увидев, как близко от них находится эшафот. — Так у меня не хватит времени докурить сигару.
Пленники не были связаны: да и разве могли они бежать, будучи окружены со всех сторон сингальскими сипаями.
В тот момент, когда они выходили из тюрьмы, чей-то голос прошептал на ухо Сердару:
— Идите как можно медленнее, мы готовы.
Он попытался понять, от кого исходило это предупреждение. Вокруг него были только сипаи, невозмутимые, с оружием в руках.
Идя вперед, Покоритель джунглей с тайным удовлетворением заметил, что женщин и детей почти не было и что вокруг эшафота стояли только мужчины.
Еще не догадываясь, каков был план, разработанный его друзьями, он понял, что подобная ситуация значительно облегчала его осуществление.
На террасе губернаторского дворца удобно расположились, несмотря на ранний час, офицеры, чиновники и дамы в нарядных туалетах, чтобы посмотреть, как умрет знаменитый Покоритель джунглей, о подвигах которого говорила вся Индия.
Знаменитый генерал Хейвлок, похищение которого замышлял Сердар, стоял рядом с губернатором, с биноклем в руках, чтобы получше рассмотреть противника, с которым он собирался сражаться и который должен был кончить жизнь на виселице как обычный злоумышленник.
Несколько англичан, приехавших в открытых двухместных колясках, подогнали экипажи как можно ближе к линии ограждения, образованной сипаями, чтобы ничего не упустить из предстоящего приятного зрелища. Великолепный белый слон, покрытый богатой попоной, с хаудахом, обитым железом, и погонщиком на спине, стоял рядом. Он был готов отправиться вместе с хозяевами на охоту за какой-нибудь черной пантерой, как только закончится казнь, отвлекшая их от других развлечений. Во всяком случае, присутствие животного наводило именно на такое предположение.
Сердар ловил в толпе понимающие взгляды, но никто не двигался с места, и он начал бояться, как бы военные силы, развернутые губернатором, не помешали замыслам его друзей. Преодолевая расстояние, отделявшее его от эшафота, он напрасно пытался понять, почему его спасители медлят и ждут, пока узники не придут на площадь, где были сосредоточены батальоны сипаев.
По мере того как расстояние до виселицы сокращалось, тоска, сжимавшая сердце Сердара, росла, на лице его выступил холодный пот, нервы были напряжены до предела, он с трудом владел собой. Разумеется, никто не подвергал сомнению его мужество, но он не хотел умирать сейчас. Если бы он погиб в одной из многочисленных стычек с англичанами, это была бы случайность войны. К тому же в течений двадцати лет он запрещал себе вспоминать. Но теперь ему предстояло выполнить высокий долг. Разве Диана переживет смерть отца своих детей? Разве он не должен спасти Кемпбелла, виновен тот или нет? Разве прошлое не приказывало ему поступить так? И этот железный человек, который в другое время шел бы на смерть как на последний подвиг, теперь чувствовал, что у него дрожат ноги и наливаются слезами глаза. В это время Барнетт окутывал сипаев, изумленных его удалью, ароматным сигарным дымом.
Нариндра был фаталистом — «то, что должно случиться, случится». Он даже не упрекал себя за то, что именно его неосторожность привела их всех к гибели: так было записано в Книге судеб, и его судьба свершалась, поэтому он никого и ни в чем не упрекал и не рисовался перед смертью, как Барнетт.
Еще несколько шагов, и железный круг, образованный штыками сипаев, должен был сомкнуться вокруг пленников, как вдруг тот же голос снова прошептал на ухо Сердару:
— Пусть Покоритель джунглей предупредит своих друзей, вскакивайте на слона и бегите в горы.
Сердар снова бросил вокруг быстрый взгляд, но малабарец находился от него довольно далеко и не мог говорить с ним. Должно быть, заговорщикам удалось привлечь на свою сторону одного из сипаев конвоя. Но он отбросил эту мысль и немедленно повторил Бобу по-французски то, что ему сказали, будучи уверен, что никто вокруг не понимает этого языка.
Услышанное произвело на янки потрясающее впечатление, лицо его побагровело от внезапного прилива крови, и его едва не хватил удар.
— Спокойствие! Спокойствие! — быстро шепнул ему Сердар.