Покоритель джунглей
Шрифт:
— Какой вы удивительный человек! — воскликнул сэр Уильям, отойдя от стола и не взяв оружия. Он действительно хотел схватить пистолет, но, увидев, что его намерения разгаданы, не захотел показать, что боится странного посетителя.
— Вы, разумеется, имеете в виду мои действия? — продолжал Сердар. — Ибо я такой же, как и все, и поведение мое, поверьте, самое что ни на есть обычное. Посмотрите, вместо того, чтобы вести со мной честную войну, дважды вы подстраиваете мне ловушки, из которых я выбрался только благодаря не зависящим от вас обстоятельствам. Что ж, я открыто пришел к вам, чтобы предупредить, что ваша жизнь в моих руках, мне достаточно подать один знак, произнести одно слово, и через сутки вы будете мертвы. Так вот, если вы будете по-прежнему назначать награды за мою голову, если вы будете натравливать на меня наемных убийц, даю вам слово дворянина, что я подам этот знак и произнесу это слово…
— Как, вы дворянин? — воскликнул сэр Уильям, необычайно этим пораженный.
— Да, сударь, — с вызовом ответил Сердар, — и такого же хорошего происхождения, как и вы, хотя я и не знаю, кто ваши предки.
— Сударь, — вновь заговорил губернатор, крайне удивленный этим признанием и достоинством, с которым держался его собеседник, — мы полагали, что имеем дело с вульгарным искателей приключений, и соответственно к вам относились. Но я могу вас заверить, что с сегодняшнего дня приказ, где за вашу голову назначена цена, будет отменен, по крайней мере на Цейлоне, так как на Большую землю моя власть не простирается. А Кишнайя, глава душителей, будет предупрежден, что наш договор больше не имеет силы.
Поступая таким образом, губернатор, возможно, поддался тому, благоприятному впечатлению, которое Сердар обычно производил на всех, с кем сталкивался. Вместе с тем он помнил и о приговоре, вынесенном ему членами страшного общества Духов вод. Он полагал, что его великодушное поведение отведет нависшую над ним опасность.
— Человека, о котором вы говорите, нельзя будет предупредить, что ваши намерения изменились.
— У меня есть способ снестись с ним в любое время, и сегодня же вечером…
Губернатор не успел закончить фразу. Сердар отодвинул кресла, за которыми был спрятан труп того, кого он по-прежнему принимал за предводителя тугов, и, показав на него, промолвил:
— Прекрасно! Вы можете сами передать ему поручение, он перед вами.
Сэр Уильям испустил крик ужаса, увидев труп туземца.
— Вот как Покоритель джунглей поступает с предателями и презренными трусами, которых натравливают на него.
— Вы осмелились принести тело вашей жертвы сюда, в мой дом! Ну нет, это уж слишком, сударь!
— Не моей жертвы, а вашего компаньона, хотите вы сказать, вашей правой руки, почти вашего друга, — бросил Сердар, в котором при воспоминании о пытках, перенесенных им в яме, стал подниматься гнев.
— Это поведение не джентльмена, хотя вы и хвастались, что принадлежите к их числу, — ответил губернатор, побледнев от гнева и забыв о всякой осторожности. — Выйдите немедленно, сударь, и благодарите небеса за то, что я так мягок с вами. Из-за уважения к моим гостям, к правительственному дворцу я не хочу устраивать скандал. Но повторяю вам, уходите… Уходите немедленно и избавьте меня от этого отвратительного зрелища. Иначе я за себя не отвечаю.
— О, не разыгрывайте комедию благородного негодования, — с презрением бросил Сердар. — Неужели вы думаете, что мне неизвестны позорные условия заключенной вами сделки! Я решил, сударь, принести вам труп вашего сообщника только потому, что вы потребовали, чтобы мой был доставлен вам в течение недели. Тогда вы, разумеется, считали, что «труп врага всегда хорошо пахнет», как сказал один римский император. И если этот внушает вам отвращение, я вправе сказать вам, что лишил вас друга.
— Эй! Кто-нибудь! — крикнул сэр Уильям прерывающимся от бешенства голосом.
— Ни слова более, — приблизившись к нему, приказал Сердар, — или, клянусь честью, вы получите пулю в лоб.
Наступая на губернатора, Сердар приблизился к камину, на котором стоял элегантный портрет молодого офицера королевской кавалерийской гвардии в полный рост. Заметив его, он внезапно остановился, и его взгляд, перебегавший с портрета на губернатора, сделался страшен. Лицо Сердара покрылось смертельной бледностью, руки судорожно сжимали карабин. Во всем его облике выражалось такое волнение, что сэр Уильям, несмотря на то, что разговор их шел на повышенных тонах, был этим удивлен и почти успокоен.
Несчастный, казалось, был близок к обмороку, на лбу его выступил холодный пот, и голосом, дрожащим то ли от ненависти, то ли от бешенства, то ли от глубокой нежности — понять было трудно, он спросил у губернатора:
— Это портрет одного из ваших родственников, сударь, не так ли? Вы удивительно похожи на лицо, изображенное на портрете, разница только в возрасте.
— Нет, сударь, это я сам… Но что вам за дело, в конце концов?
— Это вы? Вы?..
— Да, двадцать лет тому назад, когда я был капитаном королевской кавалерийской гвардии… Но я слишком добр, отвечая на подобные вопросы. Я не хочу, чтобы повторилась нелепая сцена, в которой мы только что приняли участие, поэтому прошу вас последний раз, сударь, не испытывайте моего терпения и не заставляйте меня вспомнить о том, что я обязан арестовать того, кто законно приговорен к смерти нашим трибуналом. Ступайте!
— Он! Это он! — бормотал Сердар, словно говоря сам с собой. — И его я встречаю здесь! — Потом с выражением столь неистовой и столь неожиданной ярости, что губернатор испуганно отпрянул, он воскликнул:
— Чарльз Уильям Пирс, ты узнаешь меня?
Губернатор, пораженный, отскочил в сторону.
— Откуда вы знаете, как меня звали в юности? — живо спросил он.
— Откуда я знаю? — процедил Сердар сквозь стиснутые зубы. Глаза его налились кровью, он напоминал тигра, готового броситься на добычу. — Откуда я знаю?.. Чарльз Уильям Пирс, неужели ты забыл Фредерика де Монмор де Монморена?
— Фредерик де Монморен!.. — закричал сэр Уильям. И не произнеся более ни слова, он бросился к письменному столу, открыл один из ящиков, выхватил револьвер большого калибра и, повернувшись к противнику, бросил ему с пугающим спокойствием:
— Вот уже двадцать лет, как я к вашим услугам, господин де Монморен.
— Наконец-то! — выдохнул Сердар, и в этот возглас, казалось, он вложил все страдания, испытанные им за двадцать лет. — Наконец-то!
Холодно, не сказав больше ни одного вызывающего слова, двое мужчин разошлись по разным углам длинного, просторного кабинета.