Покоритель джунглей
Шрифт:
Прежде чем его привлекла благородная профессия адвоката, которая в наше время позволяет стать кем угодно, Боб был бродячим акробатом, что открывает не менее широкие возможности. Мы можем привести пример, не выходящий за рамки повествования, так как он имеет прямое отношение к нашему герою и поможет вам лучше понять, какой необычной и бурной была его жизнь. Так вот, именно профессия бродячего акробата была залогом всех успехов Барнетта при дворе раджи Ауда.
Он прибыл туда, гордясь чином полковника американской армии, но при этом находился в резерве, так как не имел ни должности, ни жалованья. Это был почетный титул, который в Америке достается легче, чем пара сапог. В то утро старый раджа пребывал в состоянии отчаянной скуки, подобно негру, который томится от того, что он все время черный. Раджа, зевая так, что едва не вывихнул себе челюсть, спросил у Боба:
— Что ты умеешь делать?
— Ваше Величество, я командовал артиллерийским полком во время последней мексиканской войны.
— И вы победили англичан?
— Ваше Величество, Мексика находится не в Англии, и я…
— Если ты не можешь победить англичан, зачем ты явился сюда?
Для несчастного раджи в мире существовали только англичане. Его добрые соседи из Калькутты фактически заставили его распустить прекрасную армию, сформированную французскими генералами Адлером, Лафоном, Вентурой и Мартеном, оставив ему только пятьсот человек охраны. Они навязали ему резидента, который кричал, как безумный, всякий раз, когда несчастный раджа собирался приказать своим людям вычистить ружья или сменить пуговицы на гетрах.
— Ваше Величество, — гордо ответил Боб, — если вы так этого хотите, мы победим англичан, да и всех остальных. Вам только следует назначить меня генералиссимусом ваших армий, разрешить мне поставить под ружье двести тысяч человек в ваших штатах и, самое главное, открыть мне неограниченный кредит в вашей казне для закупки боеприпасов, пушек…
— Замолчи! Если бы резидент услышал тебя, то меня на две недели посадили бы под арест, и мне стоило бы миллион рупий, чтобы успокоить его… Послушай, может, ты умеешь делать еще что-нибудь, более забавное? Ты видишь, мне скучно. Мой великий визирь зачах от того, что должен играть со мной в шахматы. Этим, кстати, ограничиваются обязанности премьер-министра. Мой великий черный евнух скучает, дела у него идут худо. Наконец, весь мой двор скучает. Развесели нас, и мы будем рады тебе…
Для Барнетта это был луч света, он вспомнил о прежнем ремесле и пробормотал сквозь зубы:
— Погоди, образина! Сейчас я тебя развлеку, тебя и всю твою свиту… Внимание!
У одного из присутствующих он одолжил старый тюрбан, разложил его, словно ковер, и после небольшого приветствия, приложив руку к сердцу, начал:
— Дамы и господа, имею честь…
Свою болтовню он закончил тремя сальто-мортале, которые немедленно снискали ему одобрение публики, а затем продемонстрировал весь свой репертуар.
Закинув голову, вытянув шею, он подражал самым невероятным звукам: крикам животных и звуку кларнета, пению птиц и мелодичному звуку охотничьего рожка, петушиному крику и хрюканью домашнего кабана. Первую часть представления он закончил соло на цугтромбоне. При первых нотах, сыгранных пиццикато, присутствующие посмотрели друг на друга с некоторым изумлением. Успокоившись и поняв происхождение этих странных звуков, они постепенно стали совершенно недвусмысленно выражать неподдельную радость. Уже лет двадцать как при дворе не смеялись. Толстый раджа чувствовал себя неловко. Но когда Барнетт вдруг с размаху шлепнулся на пол, скрестив на груди руки и ноги и втянув в плечи свою большую голову, чтобы походить на лягушку, и принялся скакать на месте, передвигаясь маленькими резкими прыжками и квакая при этом: квак! квак! квак! — сдержаться больше никто не смог. Сам раджа, подавая пример, катался по земле от радости и чуть не задохнулся в приступе безумного смеха.
Спектакль Боб закончил номерами эквилибристики и фокусами, которые окончательно закрепили его успех и положили начало его процветанию: взяв у присутствующих кольца с бриллиантами для фокусов, он позабыл их вернуть, и поскольку сам раджа не потребовал обратно бриллиант, стоивший двадцать тысяч экю, никто не осмелился поступить иначе. В этот день Боб сделал сбор примерно на полмиллиона. Правда, в дальнейшем во время его представлений больше уже никто не надевал колец…
В тот же вечер он был произведен в генералы, назначен командующим артиллерией и т. д. Остальное вам известно. Но никто не знает, а я хотел бы сохранить это для истории, что именно Барнетт стал причиной падения раджи, своего благодетеля… Приняв всерьез назначение, он каждый день инспектировал полдюжины старых, разобранных пушек, которые мирно дремали на крепостных стенах, а если и представляли опасность, то только для тех несчастных, которые решились бы выстрелить из них. Тем не менее этого оказалось достаточно, чтобы резидент написал лорду Дальхузи в Калькутту, что раджа замышляет заговор, что он приводит в порядок крепостные стены, увеличивает артиллерию и принял на службу американского генерала. Предлог был хорош, и раджа лишился всех владений. Бедный Боб даже не подозревал, что стал невольной причиной этого события, разрушившего его собственные надежды.
Понятно, что, имея за плечами подобное прошлое, Барнетт с необычайной легкостью взобрался на первую же кокосовую пальму, находившуюся рядом. В тот момент, когда крокодилы, уверенные в своей поживе, злобно взирали друг на друга, прикидывая, какая жалкая часть добычи достанется каждому после дележа, Барнетт примирил их, лишив приятелей ужина. Неудачники яростно сцепились между собой, к удовольствию Барнетта, наблюдавшего за ними из безопасного места — с верхушки кокосовой пальмы.
Удобно расположившись среди листьев и плодов на самом верху, имея стол и кров, он мог с философским спокойствием дожидаться, пока товарищи подоспеют ему на выручку. Ночь застала его в этом положении, но так как он крепко привязался к веткам с помощью охотничьего пояса, то мог не бояться, что, уснув, свалится вниз. Он вполне прилично устроился на воздушном ложе, и мысли его, поблуждав по грешной и низменной земле, воспарили в страну снов, где по обыкновению его ожидали самые невероятные приключения… Встав на сторону турок, чтобы защитить Босфор от китайцев, вторгшихся в Европу, он, как водится, достиг высших почестей, что было естественным следствием его нынешнего местонахождения, но, разумеется, завистливые враги сумели подкопаться под него. Короче говоря, ему снилось, что его должны посадить на кол; конечно, и тут сказалось влияние кокосовой пальмы, поэтому когда он внезапно проснулся, то непременно свалился бы с тридцатиметровой высоты, не будь привязан поясом.
Вдруг раздались выстрелы из карабинов, послышались крики:
— Боб!.. Барнетт! Генерал! О! Эй! Где вы?
— Здесь, мои друзья, я здесь! — немедленно отозвался добряк.
— Где же? — донесся голос Сердара.
Полная луна заливала весь пейзаж ярким светом.
— Здесь! Наверху! — крикнул Барнетт. — Третья пальма справа от Ауджали.
Этот своеобразный способ, которым янки указал свое местонахождение, вызвал всеобщий взрыв смеха. Сердца друзей наполнились радостью, теперь они снова были вместе.
Славный Барнетт спустился с пальмы куда быстрее, чем поднялся на нее, и сразу попал на спину Ауджали, где его приятели устроились с тех пор, как попали на болото.
Когда умное животное поняло, что нужно найти Барнетта, оно само привело Сердара и его спутников прямо к тому месту, где оставался Боб.
Все вместе они направились к гроту, рассказывая друг другу о своих приключениях.
Только Сердар хранил молчание. Ему, правда, пришлось как-то объяснить свое появление в Пуант-де-Галль. Чтобы рассказать всю правду о дуэли с губернатором, он был бы вынужден поведать товарищам о главных событиях своей молодости, а меж тем в его жизни был секрет, который он хотел унести с собой в могилу. Никто не должен был знать, как Фредерик де Монмор де Монморен, принадлежавший к одной из самых знатных бургундских фамилий, стал искателем приключений, известным под именем Покорителя джунглей. Единственного человека в Индии, знавшего, кроме него, этот секрет, он убил собственными руками. По крайней мере он был в этом убежден. С пулей в сердце не выживают, а он целил именно в сердце.
Друзья спокойно провели в гроте остаток ночи, ни о чем не беспокоясь, ничего не опасаясь: Ауджали стоял на страже, и одного его присутствия было достаточно, чтобы отпугнуть любого врага, будь то зверь или человек.
На рассвете Сердар разбудил спутников и дал сигнал немедленно тронуться в путь. Ему на терпелось ознакомиться с открытием Сами: это был способ покинуть долину Трупов, не ввязываясь в новые стычки, это было спасение, это была возможность вовремя оказаться в Пондишери, где Сердара ждали новые дела. Ему надо было спешить на помощь майору Кемпбеллу, который держался еще в крепости Хардвар-Сикри, но сопротивляться больше двух недель не мог. Надо было во что бы то ни стало прибыть в лагерь индусов до сдачи крепости, ибо в последний момент никакая сила не смогла бы вырвать хоть одного осажденного из рук фанатиков. Ни популярность Сердара, ни даже авторитет Нана-Сахиба не смогли бы отстоять тех, кто запятнал себя убийством стариков, женщин и детей. Гнусная резня в Хардваре до такой степени возбудила ненависть солдат и местных жителей, что они посчитали бы предателем любого из предводителей, если бы тот только захотел уберечь этих негодяев от справедливой кары.