Покой
Шрифт:
Я сказал:
– Давайте сменим тему. Что-то я устал от «Любвеобильного легиста». О каком дневнике речь? Когда-то здесь жила женщина по имени Кэтрин Бойн – неужели вы про нее говорите?
– Имя одно и то же. По крайней мере, похожее. По словам мистера Голда, автор дневника называет себя Кейт Бойн.
– Эту женщину звали Кейт. Я знал ее внука, когда был мальчиком. Он говорил про нее «старуха Кейт».
– Очаровательно… вы не возражаете, если я закажу еще один коктейль? Он когда-нибудь говорил про эту Кейт или Кэтрин?
– Да, рассказывал кое-какие истории. Но, боюсь, я забыл большинство из них. Кстати, у меня сложилось впечатление, что
– Все верно. Понимаете, мистер Вир, я не подталкиваю библиотеку покупать кота в мешке – я уже прочитала довольно много из дневника. Он полон орфографических ошибок, но, тем не менее, проливает немало света на историю региона. Из того, что рассказал мне мистер Голд, и из того, что я сама прочитала, следует, что Кэтрин Бойн родом из семьи ирландских иммигрантов и появилась на свет в Бостоне – вероятно, еще до 1850 года. Это был период картофельной гнили [64] , и вполне вероятно, они только что прибыли в Соединенные Штаты. Каким-то образом она устроилась помощницей на все руки в семью школьной учительницы, и когда та покинула Бостон, чтобы поселиться в этих краях вместе со своим мужем, Кэтрин тоже переехала. И…
64
Картофельная гниль, или фитофтороз (фитофтора) – заболевание растений, спровоцировавшее в середине XIX в. так называемый Ирландский картофельный голод, вследствие которого погибло около миллиона ирландцев, а еще два миллиона (или больше, по разным подсчетам) эмигрировали, в основном в США.
– Его фамилия была Милл, – сказал я. – А вот имя забыл.
– Все верно. Откуда вы узнали?
– Наша кухарка была его дочерью от первой жены. Учительница была ее мачехой. Ханна часто говорила о Кейт.
– Вы хотите сказать, что сейчас у вас работает кухарка…
– Работала, когда я был ребенком. Уже тогда она была старухой, ее звали Ханна Милл.
– Возможно, она упомянута в дневнике. По-моему, там встречается некая Мэри Милл.
– Вы пытаетесь купить его для библиотеки? У Луиса Голда?
Она кивнула. У нее были короткие темные кудряшки, как я полагаю, завитые искусственно. Они подскакивали, когда она двигала головой, отчего я вспоминал про птицу на шляпе, которую когда-то носила миссис Брайс.
– Сколько он хочет?
– Семьдесят пять долларов. Ну же, не смейтесь; возможно, для вас это не так много, но у нас всего двести пятьдесят на обновление фонда библиотеки в течение года. Потрать я семьдесят пять долларов на одну-единственную книгу, на следующем заседании руководства меня по головке не погладят, уж поверьте.
– Предположим, я сделаю библиотеке подарок, указав, что он предназначен для покупки этого дневника?
– А вы могли бы? Я имею в виду, не слишком дорого? Это не причинит вам неудобств?
Я выписал ей чек.
– Вы хотели кофе, мистер Вир?
– Да. Кофе, мистер Баттон?
– Зовите меня Билл. Знаете, я ожидал, что буду пить сок, когда окажусь на вашем заводе.
– Из него получается хороший «буравчик» – продемонстрирую вам за обедом. Но я подумал, что сейчас вы, возможно, предпочтете кофе.
– Благодарю. Позвольте мне начать с того, мистер Вир, что существует два основных
– Мы хотим кампанию по продаже.
– Я знаю. Я имел в виду, что институциональная кампания касается всех, а кампания по продаже – только потенциальных покупателей. Покупатели вашего товара – домохозяйки, мистер Вир. Хороший кофе.
– В чем дело, мисс Биркхед?
– Сэр, с вами хотят встретиться.
– Прошу прощения, Билл. Очевидно, это чрезвычайная ситуация.
– Это не так, мистер Вир. Не совсем. Просто я надеялась, что вы либо встретитесь с посетителем сейчас, либо отошлете. Мне не нравится, что он там ошивается. Это какой-то коротышка, с головы до ног покрытый волосами.
На следующее утро была суббота, и я проспал допоздна. (По будням приходилось вставать в шесть; предположительно, раннее начало трудового дня помогало избегать пробок около завода – но на самом деле к девяти часам движение там почти затихало, и лучше бы мы начинали попозже; как я постепенно понял, наши руководители отделов и департаментов просто желали приезжать попозже, но не хотели рисковать и пропустить звонок из главного офиса, застряв по пути.) Меня разбудил телефон.
– Ден? Это Лоис.
– Кто?
– Лоис Арбетнот. Только не говори, что уже забыл меня.
– Извини, я еще не проснулся. – (Я тоже. Мне кажется, когда мы спим, нас окружают все прожитые годы. Во сне мне мерещилось, что я слышу шаги давно умерших; я вел беседы с ними и с безликими людьми, которых мне еще предстояло встретить, – беседы, которые казались невыносимо мучительными, хотя, проснувшись, я мог вспомнить лишь несколько слов, причем таких, которые после пробуждения не вызывали у меня никаких эмоций. Говорят, все дело в том, что во сне содержание отделено от эмоций, как если бы спящий ум читал сразу две книги: одну – о слезах, похоти и смехе, другую – состоящую из слов и фраз, взятых из старых газет, летящих по-над мостовой грязных листовок, разговоров, подслушанных в парикмахерских и барах, банальностей, прозвучавших в радиоэфире. Я склонен думать, что мы, проснувшись, забываем смысл этих слов или просто еще не знаем, что они будут значить для нас. Но хуже всего – проснуться и вспомнить, что разговаривал с мертвыми, хотя даже не думал снова услышать их голоса, не ждал, что они зазвучат снова, пока ты сам не отправишься в мир иной.)
– Твоя книга. Помнишь, мы говорили про книгу? Я позвонила по поводу запроса, и Мари – это моя подруга, мы вместе учились в колледже – сказала, что в их конторе есть человек, настоящая акула по части викторианских романистов, и он сможет рассказать все об этой книге, включая то, где можно отыскать экземпляр, раз она столь редкая.
– Кажется, я уже знаю где.
– Я думала, ты ее разыскиваешь.
– Разыскивал. Меня только что осенило, вот и все. Послушай, будь добра – обратись к этому человеку от моего имени; мое предположение может быть ошибочным.
– Сейчас его нет на месте – он в отпуске. Мари обещала спросить, как только он вернется.
– Отлично.
– И я заказала дневник. Чек необходимо отправить почтой, но минуту назад я позвонила мистеру Голду, и он сказал, если я готова поручиться головой, что отправила его, мы можем разобраться с доставкой в любое время.
– Хорошо.
Последовала пауза. Я сознавал, что в чем-то подвел ее – как часто подвожу людей в разговоре, – но ощущал себя слишком отупевшим, чтобы понять, в чем именно. В отчаянии я проговорил: