Покойник
Шрифт:
Анта. Это правда, перед тобой все снимают шляпу.
Спасое. Конечно, снимают, в этом-то и разница между мной и тобой.
Анта. Ну да, верно, только, видишь, я думаю, что вам нужны будут и такие люди, как я.
Спасое. Может быть, и будут нужны; но у тебя, братец, рука несчастливая, прямо-таки, скажу, несчастливая.
Анта. Почему несчастливая?
Спасое. Да вот, нашел ты мне этого публициста!
Анта. Ну и что?
Спасое. А то, что взял он у меня позавчера две тысячи динаров, и вот смотри, что он мне сегодня пишет. (Достает из кармана письмо.) Ты только послушай, что он мне пишет! (Читает.) «Уважаемый
Анта. Ну, и что ты сделал?
Спасое. Отвалил ему. Послал пятьсот динаров.
Анта. Но будет ли это достаточно для воздержания?
Спасое. Конечно, достаточно! Ты бы воздержался и за двадцать динаров, почему же он не захочет за пятьсот?
Анта. А то, что он говорит о газетах, это и я слышал.
Спасое. Что ты слышал?
Анта. Я слышал, что Марич приглашал к себе всех корреспондентов, и слышал…
Спасое. А ты не слышал, что он и адвокатов приглашал?
Анта. Зачем ему адвокаты?
Спасое. Возбудил иск, обвиняет тебя.
Анта. За что же меня?
Спасое. За клятвопреступление.
Анта. А почему только меня, разве, кроме меня, никого других нет?
Спасое. Обвиняет и нас, остальных, но не по уголовному делу. Того обвинил в том, что он у него жену отнял, меня, что я захватил его имущество, а это, брат, не уголовное дело. Тебя же обвиняет в клятвопреступлении, а это не менее года каторги.
Анта (нервничая). Знаю, ты мне уже говорил, сколько раз уж повторял. (Задумался.)
Спасое. Как видишь, он и тебя не обошел.
Анта. Нет, а, конечно, мог бы.
Спасое. Мог бы, не скажу, что не мог; мог бы и меня миновать, да вот не захотел!
Анта (почесывается). Ах, мать его за ногу, вот уж не хочется мне идти на каторгу!
Спасое. Да и мне не хочется, приятель! Ты думаешь, это так: в этом году я еду в Карлсбад, в этом – на Блед, а в том – в тюрьму? Мне тоже не хочется!
Анта. Ну ладно, а что же мы теперь будем делать?
Спасое. Необходимо порядком потрудиться. Я возьму на себя суд, а ты – газеты. Немедленно лети, обойди все редакции – от редактора до расфасовщика, скажи им, пусть они потерпят, подождут всего только двадцать четыре часа и завтра же получат небывало сенсационный материал. Объясни им это и, как только тебе что-нибудь удастся, приди и сообщи мне.
Анта (поднимается и собирается уходить). А это… в отношении суда?… Я как-то не люблю иметь дело с судом.
Спасое. Я же тебе сказал, об этом позабочусь я. И я уже предпринял необходимые шаги.
Агния, те же.
Агния. Добрый день! Смотрите пожалуйста и вы, друг Анта,
Анта. Может быть, может быть, но это дела не меняет.
Агния. Значит, неверно, что у покойного Марича над губой с левой стороны была родинка?
Анта. Хорошо, согласен, не было, только прошу вас, извините меня, мне разговаривать некогда, у меня очень спешное дело. Не так ли, Спасое, ведь у меня очень спешное дело?
Спасое. Да, да! Иди немедленно!
Анта (Агнии). Прошу прощения! (Уходит.)
Спасое, Агния.
Агния. Мне и с тобой нужно поговорить, Спасое.
Спасое. О чем?
Агния. О том, о чем говорят на улице. Должна тебе сказать, что меня это очень беспокоит, ведь ты же мне брат.
Спасое. А чего тебе беспокоиться о моем деле?
Агния. А как же? Встретила меня вчера госпожа Драга Митрович и спрашивает: «Почему же это господин Спасое вдруг отложил венчание своей дочери, когда уже все, все пригласительные билеты на свадьбу отпечатаны? Тут что-то есть!»
Спасое. Моя дочь будет венчаться тогда, когда мне захочется, а не тогда, когда захочет госпожа Драга. А пригласительные билеты нетрудно и еще раз отпечатать.
Агния. Да не одна госпожа Драга. Ох, если бы ты знал, чего только не говорят об этой свадьбе и еще много кое о чем.
Спасое. Я раз и навсегда тебе сказал: меня не касается, что говорят люди.
Агния. Я, ей-богу, уж и к госпоже Насте ходила, она для меня в чашку смотрела.
Спасое. В какую чашку, бог с тобой?!
Агния. В чашку с кофейной гущей! Послушай, что я тебе скажу. Эта госпожа Настя самим министрам гадала и, говорят, совершенно точно предсказывала им, когда они станут бывшими. Я ей говорю: «Стряслось большое несчастье, большая неприятность». И знаешь, что она мне сказала, когда посмотрела?
Спасое. Не желаю знать, понимаешь, не желаю знать! Теперь еще в какие-то чашки буду верить.
Агния. Как? Ты не веришь в чашку?
Спасое. Не верю.
Агния. Так ты, значит, и в бога не веришь?
Спасое. Да что ты бога с кофейной гущей мешаешь.
Агния. А судьба, что такое? Бог предопределяет судьбу, а гуща эту судьбу только предвещает.
Спасое. Ах, оставь ты, пожалуйста, эти глупости! А уж если пришла, сделай для меня одно дело, за которое я тебе скажу спасибо. Мне, видишь ли, очень нужно удалить из дому Вукицу, хотя бы на один час. У меня должны здесь состояться кое-какие встречи, которые могут быть приятными, а могут быть и неприятными; мне не хотелось бы, чтобы она была здесь.
Агния. Ну, это нетрудно: я поведу ее выбирать материал для подвенечного платья. Только ты хоть бы пораньше мне сообщил, я тогда захватила бы свою коллекцию образцов. Ну, все равно, я и на память знаю, что в каком магазине имеется.
Спасое. Это будет не особенно удобно. Ты же знаешь, я только вчера отложил свадьбу и сказал Вукице, чтобы она не покупала подвенечного платья Не могу же я вдруг теперь… Вот, если бы можно было что-нибудь другое?
Агния. Знаешь что, может быть, предложить ей пойти со мной выбрать для себя серебряный сервиз? Я смотрела в двух-трех магазинах сервизы на двадцать четыре персоны. Мне хотелось преподнести ей ею как свадебный подарок, но лучше если бы она сама сделала выбор.