Покров
Шрифт:
– Так их даже не посадили? – Отец Павел Василисе не нравился, но жгучее желание расправиться с его подлецами-родственниками появилось сразу же.
– Нет, – покачал головой монах. – Я не стал заявление писать.
– Почему?
– Зачем? – Священник смотрел вдаль.
– Для справедливости.
– Да что мы знаем о справедливости. – Отец Павел замолчал, глядя прямо перед собой.
Лес наконец-то стал потихоньку редеть, вдали показались разноцветные крыши домиков посёлка.
– Ты, правда, видела кролика? – вдруг спросил
– Да, даже два раза, – как бы невзначай сказала Василиса. – Первый раз – в посёлке. А что такого? Лес рядом.
– Здесь давно уже никакой живности нет, – пробубнил священник.
Василиса хотела пойти вперёд по дороге, чтобы самостоятельно добраться до таунхаусов, но отец Павел её остановил.
– Твоей мамы сейчас нет дома. Пойдём пока ко мне.
– А где мама?
– Э… как придём, ты ей позвони, она за тобой заедет.
– Это что, из-за Даши?
– Какой Даши? – непонимающе спросил отец Павел.
– Даша, моя одноклассница, в больнице. Руку поранила и получила заражение.
– Да? – отец Павел чуть притормозил и окинул взглядом Василису. Она не сразу вспомнила, что её собственные руки и лицо были покрыты ссадинами. – Ладно, у меня аптечка есть.
Они обошли обшарпанную церковь и оказались у маленького дворика, огороженного шатким деревянным заборчиком, выкрашенным в зеленоватый цвет, под стать покосившемуся домишке.
– Прошу. – Отец Павел открыл калитку и пропустил Василису вперёд.
Сделав пару шагов по ухоженному садику, Василиса заметила, что заборчик огораживал участок только с трёх сторон, а с четвёртой находилось небольшое строеньице, вроде сарая, только явно новее и с крестиком на крыше.
– А что это там? – спросила Василиса, кивнув на домик.
– Это домовая церковь, братия построила.
– Как это – домовая? – Василиса, вспомнив наказ Дианы насчёт свечек, остановилась.
– Ну, она находится в помещении при доме, а не в специально построенном здании. Большую-то церковь ещё не отреставрировали.
– А можно посмотреть?
– Можно, – пожал плечами отец Павел. – Только, может, сначала чаю попьём и твои ссадины обработаем?
– Нет, я церковь хочу посмотреть. – Василиса зашагала к храмику прямо через грядки огорода священника.
За дверью домика с крестом находились малюсенькие сени с вешалкой для одежды и ящиком с горками жёлтых свечей. Глянув на ценники, Василиса достала из кармана мелочь, бросила в коробку со щелью на крышке и взяла три тонкие свечки из одной кучки.
Потянув за ручку, открыла тяжёлую деревянную дверь и вошла в саму церковку. В крошечном душном помещении, увешанном иконами, разливался сладковатый запах с примесью не то восковых, не то ещё каких-то ноток.
– А чего ж ты без платочка? – Невесть откуда материализовалась древняя бабулька в белой косынке, завязанной под подбородком, настолько морщинистая, что черты её лица определялись с трудом. – Давай, я тебе принесу?
– Да не надо, –
– Тебе свечку поставить? – спросила бабка и указала куда-то в сторону. – Вон там за упокой ставят, а там – Николе Угоднику…
– Я сама разберусь, – бросила через плечо Василиса, направляясь к низкому квадратному подсвечнику, на котором горело несколько свечек. Пока она примерялась, в храмик вошёл отец Павел с какой-то коробчонкой в руках.
– Я аптечку принёс.
– Ага, я сейчас, – отозвалась Василиса, становясь так, чтобы собой прикрыть подсвечник. Она потянула за первую попавшуюся свечку, но та никак не хотела вылезать из гнезда. Подменить другую свечу тоже не удалось – и она не вынулась. Тогда Василиса просто запалила две свои купленные свечки и тут же их задула, спрятав под футболку.
Пока отец Павел о чём-то тихо переговаривался со старушонкой, Василиса подошла ко второму подсвечнику, находившему посреди церковки. На круглой подставке теплилась всего-то одна свечка, и Василиса даже не стала пытаться её вынуть. Просто сразу подпалила свою, затушила и тоже спрятала.
– А огнетушитель здесь есть? – спросила Василиса, осматривая дощатые стены.
– А как же, – нараспев отозвалась старушка. – Даже два, вона в углах. Новенькие. Ещё не пригодились.
– Может, и не пригодятся. – Василиса села на скамейку у окна, где на подоконнике цвели белая герань и фиолетовая фиалка. Отец Павел достал из своей коробочки зелёнку и комочек ваты.
– Уже три раза горели, – прокурлыкала где-то рядом бабулька. – Хорошо, что эти штуки всегда тут.
– Правильно, свечки-то в деревянном доме жечь. Ай! – Василиса поморщилась и отдёрнула руку, когда отец Павел промочил её ладонь спиртовой салфеткой.
– Да не в свечках дело-то, – бормотала рядом церковная бабушка. – Поджигали нас.
– Как это? – Василиса с трудом не отдёргивала ладонь, которую сильно щипало от зелёнки.
– А так, – проговорил отец Павел, приступая к другой Василисиной руке. – Три поджога за год. В последний раз вообще бутылку кинули прямо во время службы.
– Странно, здесь вроде люди-то нормальные. Ай. – Василиса всё-таки отдёрнула руку, но потом протянула снова. – Но ведь народу же всё равно мало было? Сюда много-то не влезет.
– Не влезет, – эхом повторила бабушка. – А что ж, мы-то не люди, что ли?
– Я не это хотела сказать. – Василиса почувствовала, как щёки запылали. – Просто церковь какая-то маленькая.
– А большая так и стоит разваленная, – подхватила бабушка. – Все дома в посёлке хорошие, один другого краше. Но не нужны мы им. Им и без нас есть, кому…
– Готово, – громко объявил отец Павел, на всякий случай ещё протерев спиртовой салфеткой царапины на лице Василисы.
– Тогда я, может, пойду? – Василиса поднялась с лавки. – Мама, наверное, уже вернулась. До свидания.