Покров
Шрифт:
– Это только если твой папа кого-нибудь за руку поймает, – сквозь зубы процедила Настя, когда её подрезала упряжка с коричневой лошадью, запряжённой в расписную телегу.
– Кому – им? – спросила Василиса, повысив голос, потому что разговоры «о них», о которых все вокруг знали, а она понятия не имела, здорово раздражали.
– Приехали, – объявила Настя, паркуясь у дома бабы Раи.
– Не помню, чтобы называла адрес, – тихо сказала Василиса.
Настя заглушила мотор и некоторое время сидела, не оборачиваясь. Но когда Василиса уже протянула руку, чтобы открыть дверь и
– Знаешь, почему лунный кролик никогда не прыгает наугад? – скорее прошипела, чем проговорила, Настя.
– Почему? – Василиса так и застыла, взявшись за ручку двери.
– Потому что у него есть хозяин, который указывает, куда прыгать, понятно? Абы кто никогда просто так не окажется под горой, а если и окажется, то ничего особенного там не увидит.
– И что это значит?
– Это значит – смотри по сторонам и под ноги. А к кролику, если его встретишь, близко не подходи.
– Уже подошла, – призналась Василиса.
– И уцелела. – Настя уважительно хмыкнула. – Всё равно, больше не подходи.
– Так, значит, это всё связано? – У Василисы только теперь в голове начала складываться мозаика. – Гора, кролик и этот… хозяин… Тогда я знаю, кто всё это устроил.
– Это давно известно, – отмахнулась Настя. – Но, как правильно сказал Сергеев, предъявить им по факту нечего.
– И что, ничего нельзя сделать?
– Не знаю, – пожала плечами Настя, задумчиво щурясь вдаль.
– Ты же в музее работаешь? – вдруг спросил Сергеев. – Поищи там что-нибудь про Вражью гору. Вдруг что-то полезное отыщется. Хотя мы уже все архивы перелопатили.
– Тебя вон бабушка высматривает. – Настя, наклонившись, вытянула шею и приветственно помахала рукой. Оказалось, на них из-за тюлевой шторки грозно смотрела баба Рая.
– Тогда я пойду. До свидания.
– Пока.
Василиса вылезла из машины и поплелась к бабушкиному дому. Баба Рая, уперев руки в бока, встретила её прямо в сенях.
– Ты где шастала, а? Я тебя обыскалась!
– Где обыскалась? – Василиса кое-как стянула промокшие кеды и носки и влезла в тапочки.
– Весь монастырь обошла, пока мне отец Фома не сказал домой идти! Прихожу – а тебя и здесь нет! А ты, значит, с этими двумя где-то пропадаешь!
– Они меня просто подвезли. – Василиса выпрямилась и чуть не взвыла от боли, пронзившей спину.
– А ты чего такая грязная? – Баба Рая, кажется, только теперь рассмотрела порванную одежду Василисы и её многочисленные ссадины.
– Я под горой была.
Рассказывать эту историю порядком надоело.
– Вот ещё новости! – всплеснула руками баба Рая. – Ну-ка, давай-ка в ванную. Нет, лучше в баню, я как раз натопила, пока тебя ждала.
Бабушка лично проследила, чтобы Василиса промыла все раны хозяйственным мылом, а для пущей надёжности ещё и достала какую-то зеленоватую резко пахнущую дёгтем мазь и приказала натереть все места ушибов. Как Василиса ни ныла и ни пыталась отвертеться, против бабушкиных аргументов всё равно нет приёма. Так что пришлось, стиснув зубы, терпеть, пока баба Рая сама мазала ссадины и ушибы этой странноватой субстанцией, причём натирала кожу она так, будто полировала пианино.
На
– А кто такая эта Настя? – спросила Василиса после четвёртой чашки.
– Да точно никто не знает. Известно только, что она из какой-то богатой семьи. – Бабушка огляделась, будто их кто-то мог подслушать, и, глянув на внучку поверх очков, прошептала: – Поговаривают, она из Русаковых. Кое-кто даже как вроде бы видел, как она заходила в Слободу.
– Куда? – спросила Василиса, разворачивая вафельную конфету.
– Яблоневая Слобода. Усадьба где-то в глухом лесу. Говорят, там обосновался Стас Русаков.
– А, это писатель, – вспомнила Василиса. – Он ещё кучу пророчеств в своих книжках выдал. Вроде как его никто не видел, живёт отшельником.
– Точно, – закивала бабушка, сравнивая вязание со схемой, лежащей на столе. – Вот, бают, там он и живёт. В Слободе. А эта Настя вроде как его родственница. Только это секрет. Сама она ничегошеньки о себе не рассказывает, выспрашивать бесполезно. Да никто и не станет.
– Почему? – Василиса потянулась за очередной конфетой.
– Да кто только по душу этого писателя сюда не приезжал. И журналисты, и телевидение, и даже, говорят, какие-то не то шпионы, не то детективы. А всё одно – никто до Слободы так и не добрался.
– Прямо-таки никто? – Василиса копалась в почти опустевшей хрустальной вазочке в поисках любимых грильяжных конфет.
– Никто, – подтвердила баба Рая. – Поплутают в лесу, да и возвращаются.
– Так, может, и нет никакой усадьбы?
– Один только туда добрался.
– Кто? – Когда бабушка глянула на неё поверх очков, Василиса догадалась. – Этот её парень? Как его… Сергей?
– Сергеев. Журналистом сюда прибыл, тоже под горой плутал, чуть ума не лишился. Говорят, дошёл-таки до Слободы. Да так здесь и остался.
– Странно как-то. – Василиса с хрустом откусила половину от конфеты. – Говорят, говорят. А разве прямо спросить нельзя?
– А ты попробуй, – улыбнулась бабушка. – Они – юрк куда-то, и пропали.
Василиса перевернула вазочку и перебирала высыпанные на стол оставшиеся конфеты в разноцветных фантиках, но грильяжных больше не нашлось. Подумав пару секунд, взяла трюфель в золотистой фольге.
– А давно это началось?
– Что началось? – бабушка так внимательно смотрела на экран, где диктор беззвучно открывал рот, будто даже не слыша слов, понимала, о чём шла речь.
– Вся эта заваруха. Ну, с горой и… – Василиса икнула, потому что при воспоминании о «прогулке» в лесу трюфель встрял поперёк горла.
– Рассказали всё-таки. – Баба Рая покачала головой. Она так и смотрела в телевизор, а руки сами вывязывали крючком кружевной узор. – Ну, когда началось? Как церковь попытались взорвать, трещина появилась, оно и вылезло. Не полностью, конечно, но хватило.