Покровитель
Шрифт:
— Ты прав, сын твой. Но только Елена будет решать, увидишь ты сына или нет! А, как я понял, она против, — вновь молчит, утыкаясь в пол. — Завтра эта дверь откроется, ты встанешь, выйдешь в нее и потеряешься. Ясно?! — кивает в пол.
— Не слышу ответа, Сережа!
— Да, мне все предельно ясно, твой человек очень убедителен, — театрально морщится, изображая жертву.
— Вот и славно, — встаю со стула. — И помни, Сережа, шансов больше не будет. Одно неровное движение, закопаю! — вполне спокойно говорю я, понижая, голос. — Не нужно испытывать мое терпение, — выхожу из подвала и наконец еду домой.
По дороге звоню доктору, который лечил Елену, выясняю, что она хорошо себя чувствует,
Набираю Елену и слушаю монотонные гудки, один, второй, третий, пятый — не берет. Зачем этой женщине телефон?! А ведь я не звонил ей, пока отсутствовал. Вообще ни разу не поинтересовался лично, как она себя чувствует. Не то чтобы меня это не волновало, я знал, как идет ее лечение вплоть до мелочей, но перешагивать границы я не хочу. Чем больше дистанция, тем меньше потом проблем. Набираю ее еще раз, Елена берет трубку с третьего гудка.
— Добрый вечер, — холодно здоровается она.
— Жду тебя через час у себя, Артем тебя заберет, — сообщаю я, потому что мне нужен секс на всю ночь.
— Я не могу сегодня, — выдает Елена. — Мне не с кем оставить Андрюшу. Уже вечер и я не могу оставить ребенка одного на ночь, — мнется Елена, говоря виноватым голосом и меня это раздражает.
— Кажется, мы договаривались, что меня это не волнует, и ты должна приехать ко мне по первому требованию!
— Я всё понимаю, но…
— Найми няню или попроси подругу! Ты мне нужна сегодня ночью! — отрезаю я, и в трубке воцаряется тишина. Елена молчит, но ее молчание очень кричащее и красноречивое. — Ну что ещё?! — меня раздражает эта ситуация. У нас не отношения, где я должен ее уговаривать и идти на уступки. Я соблюдаю обязательства со своей стороны и хочу, чтобы она делала то же самое!
— Подруга, которую я могу попросить, в отпуске, и найти няню ночью нереально. Если бы ты предупредил меня заранее… — а вот это уже похоже на претензию. А я женских претензий не заказывал!
— Я не обязан предупреждать! — срываюсь я и скидываю звонок. Кидаю телефон на сидение, падаю на спину, запрокидывая голову и смеюсь, закрывая лицо рукой. Эта женщина злит меня и выводит из равновесия. Интересно, почему я это терплю?!
***
Ночь прошла ужасно, мне опять снилась кровь на руках, которую я никак не мог отмыть, а потом боль жгла грудь, лишая дыхания, тело мучительно выкручивало, и я выл, закусывая подушку, пытаясь обойтись без алкоголя. А потом полночи я смотрел на себя в зеркальный потолок, пытаясь восстановить дыхание. Крутил в руках револьвер с одной пулей, постоянно прокручивая барабан, испытывая судьбу. Каждый раз в такие моменты я даю себе один шанс на смерть. Всего одна игра, один выстрел, и.… осечка… Не знаю, кто там свыше в очередной раз дарит мне жизнь. Или я просто удачливый сукин сын, но сегодня пуля была совсем рядом, один поворот и все было бы кончено…
Принимаю душ, чувствуя привычное напряжение в затылке и ноющую головную боль, сказывается недостаток сна. Выхожу из ванной, прохожу в гардероб, миную вешалку с костюмами и рубашками, надеваю черную водолазку и черные джинсы.
— Доброе утро, — здороваюсь с домработницей, которая колдует над завтраком. — Екатерина Михайловна, оставьте это, я буду только кофе со сливками, — сажусь за стойку и тру пульсирующие виски.
— Доброе, Виталий Андреевич. Пить кофе на голодный желудок вредно. Может что-то легкое?
— Нет, не сегодня, — видимо, мой голос настолько мертв, что женщина молча кивает и делает мне большую чашку кофе. Скорее всего, она помнит, какой сегодня день, поэтому заканчивает с завтраком и тихо удаляется из кухни. Поворачиваюсь к окну, смотря на поздний рассвет, и набираю номер цветочного салона.
— Мой заказ готов?
— Да, куда доставить? — четко отвечает девушка.
— Я сам заберу цветы, — сбрасываю звонок, допиваю кофе, и иду на выход.
***
Я строю мысленно мосты,
Их измерения просты,
Я строю их из пустоты,
Чтобы идти туда, где Ты.
Мостами землю перекрыв,
Я так Тебя и не нашел,
Открыл глаза, а там… обрыв,
Мой путь закончен, я — пришел.
(Валентин Гафт)
Ненавижу это место, поэтому и посещаю его раз в год. Ненавижу состояние, которым меня здесь накрывает и потом долго не отпускает. Многие меня осудят, возможно, я даже задену чьи-то чувства. Но я совершенно не понимаю, зачем существуют кладбища. Огромные территории земли, заселенные смертью. Столовые для червей. Трупу все равно, что будет с его телом. Более рационально кремировать людей и хранить о них память в воспоминаниях, фотографиях, их личных вещах. Совсем необязательно ходить на кладбища и скорбеть над сгнившим трупом. Даже звучит ужасающе. Что-то из фильмов ужасов. Но люди предпочитают соблюдать кем-то придуманные ритуалы. Я завещал сжечь свой труп и развеять прах где-то над водой. Хочу превратиться в песчинку, уйти у в небытие и существовать только в воспоминаниях или вещах, которые создал.
И вот я здесь, в мрачном месте с голыми деревьями, укрытыми снегом, каменными памятниками и деревянными крестами, на которых сидят вороны. Сегодня ЕЕ День рождения.
Как нелепо, праздновать рождение в месте, где царит смерть.
Вынимаю из багажника большую корзину белых лилий с вкраплениями красных ягод рябины. Лилии для Миланы. Рябина для меня, как символ крови и вины. А в сочетании это смотрится гармонично. Красивый и мертвый букет. В нем — ее душа и моя боль.
Снег усиливается, падая крупными хлопьями, аккуратно укутывая все вокруг, засыпая мою голову и цветы. Ставлю корзину на мраморную плиту. Снимаю перчатки, и голыми ладонями смахиваю снег с высеченного портрета моей жены. Прислоняясь лбом к ледяному мрамору и дышу, впуская в себя боль.
— Привет…, - делаю рваный вдох, потому что говорить трудно, в груди сковывает, словно меня сжали в тиски. — Как всегда улыбаешься?
Смотрю на ее улыбку, скопированную с фотографии.
— Хорошо там? Спокойно? Ты всегда улыбалась… — еще один глубокий вдох. — Я, наверное, и влюбился в твою улыбку, — все, дыхание заканчивается, ком застревает в горле, и я просто терплю состояние, при котором мне кажется, что смерть действительно близка.
Конечно, где ей быть как не на погосте.
По телу разливается внутренний жар, дыхание учащается, грудь сжимает, в глазах темнеет и меня начинает трясти как ненормального. Я уже давно не паникую, не боюсь, я просто принимаю это состояние и пытаюсь почувствовать его в полной мере.
Не знаю, сколько так простоял, примерзая лбом и ладонью к мрамору. Руки немеют от холода, голову и плечи засыпает снегом. Я будто срастаюсь с этим местом, я мог ещё долго так простоять если бы не невыносимая боль в груди, которая задевает каждый нерв и доводит до судорог. Размахиваюсь и бью со всей силы в мрамор, разбивая костяшки, оставляя кровавые следы. Боль в руке перекрывает внутреннюю агонию и приводит в себя.