Пол Маккартни. Биография
Шрифт:
Перечисленные в тексте детали пейзажа никуда ни делись, и каждая мгновенно включает в голове у любого из нас звуки ностальгического фортепиано, старинных духовых, порхающего соло на трубе-пикколо. Здесь по-прежнему есть парикмахер, “выставляющий фотографии всех голов, которые он имел удовольствие знать” [5] , хотя на фото уже давно не прически “под Тони Кертиса” или “утиные гузки” и имя на вывеске больше не Биолетти, как в детстве Пола, а Тони Слэвин. Здесь же находится и отделение банка Lloyds TSB, где у банкира, наверное, тоже отсутствует “макинтош” (в смысле плащ, а не ноутбук), и за спиной у него сегодня смеются, возможно, даже чаще.
5
Используются
Вот транспортный островок, где за остановкой “хорошенькая медсестра” вполне могла бы “продавать маки с лотка” (и мы все без исключения знаем, что это была за медсестра). Налево, дальше по Мэзер-авеню, по-прежнему стоит пожарная часть, где и сегодня какой-нибудь пожарный в шлеме с гребнем мог бы наблюдать за временем в песочных часах, надраивая свою “чистую машину” и храня “в кармане портрет королевы” [6] .
Дома, где Пол и Джон провели свое детство, отстоят друг от друга меньше чем на милю, но принадлежат разным предместьям, и их разница в статусе по-прежнему хорошо видна. Если Эллертон, по крайней мере в этой части, состоит в основном из муниципального жилья для рабочих, то Вултон – это зажиточный анклав для фабричного начальства, специалистов с хорошей зарплатой и профессуры из Ливерпульского университета. Когда Джон познакомился с Полом в 1957-м, контраст был в тысячу раз заметней.
6
Используются слова “Penny Lane”: “a pretty nurse is selling poppies from a tray”, “clean machine”, “in his pocket is a portrait of the Queen”.
После нашего маккартниевского пролога мы возвращаемся на голубом микроавтобусе к привычному порядку старшинства. Первая остановка – “Мендипс”, полуотдельная вилла с псевдотюдоровскими архитектурными деталями, где Джон, пресловутый “герой рабочего класса” [7] , провел свое безукоризненно буржуазное и довольно избалованное отрочество на попечении твердохарактерной тети Мими.
Только через два часа мы покидаем тенистые бульвары Вултона, спускаемся по Мэзер-авеню и паркуемся у дома 20 по Фортлин-роуд. Еще один, такой же, как наш, микроавтобус ожидает предыдущую группу, которая только сейчас выходит на улицу через крошечный палисадник. В возбужденных разговорах можно услышать французскую, испанскую и русскую, или, может быть, польскую, речь. “Well, she was just seventeen…” – запевает мужской голос с голландским акцентом. “You know what I mean” [8] , – откликается интернациональный хор.
7
Отсылка к позднейшей сольной песне Леннона “Working Class Hero”.
8
“Ей было всего семнадцать лет, сами понимаете…” – начальные слова песни “I Saw Her Standing There”.
Для современных британских ушей выражение “муниципальное жилье” обычно ассоциируется с низшими слоями общества, однако в первые годы после Второй мировой эти дома, строившиеся и субсидированные местными властями, воспринимались как чудо-рывок из трущобной тесноты и антисанитарии.
Номер 20 по Фортлин-роуд – классический пример муниципальной блокированной застройки: два этажа, ровный (в пятидесятые это означало: ультрасовременный) фасад, большое окно внизу, два поменьше сверху, входная дверь с остеклением под клиновидным козырьком. Несмотря на статус национального памятника, ему не полагается одна из круглых синих табличек, которые раздает “Английское наследие” – вспомогательная организация Национального фонда. Эти таблички отмечают дома выдающихся исторических фигур и присваиваются, только если фигура скончалась или отпраздновала вековой юбилей.
Как и в “Мендипсе”, здесь
Сегодня нас водит по дому по-матерински заботливая женщина с бесцветными вьющимися волосами, которая представляется как Салли, после чего тактично избавляет нас от сумок и фотоаппаратов, пообещав, что они будут в целости и сохранности “в том же самом месте, где Маккартни хранили свои шляпы и пальто”.
Когда Национальный фонд приобрел этот дом, Пол поставил единственное условие: он должен был стать не просто музеем Beatles, а памятником семье. “В самом начале, – напоминает нам Салли, – это было для него очень грустное место”. В маленькой прихожей над входной дверью висит простая деревянная табличка:
Светлой памяти
Мамы и Папы
Мэри и Джима
Налево гостиная, где Пол впервые начал писать песни с Джоном (хотя самостоятельно сочинять он пробовал и раньше). Это крошечное пространство, которое почти всё занято приземистой “тройкой” (диван плюс два парных кресла), стандартным торшером с бахромой и телевизором с деревянным корпусом и небольшим экраном. На придиванном столике стоит увесистый черный дисковый телефон (номер – Garston 6922), который какое-то время оставался единственным на всей улице. Желтые обои с ивовым узором, типичные для подобных комнат в начале пятидесятых, были выбраны Национальным фондом; потом, когда гостиную стали оклеивать, обнаружились остатки оригинальных серебряно-голубых обоев в китайском стиле. Их фрагмент, наклеенный на картон и покрытый пластиком, дают подержать привилегированному члену каждой экскурсионной группы, и тот демонстрирует его всем остальным.
К внутренней стене придвинуто пианино – того типа, которое стояло когда-то повсюду в британских передних. “Именно здесь, в этой комнате, шестнадцатилетний Пол, сидя за пианино, сочинил «When I’m Sixty-Four», – говорит Салли. – И, как вы, наверное, знаете [наверное?], инструмент этот был куплен в «Музыкальных магазинах Норт-Энд-роуд», NEMS, которые принадлежали семье Брайана Эпстайна. Нет, это не то же самое пианино, – добавляет она, предупреждая вопрос. – Оригинал у Пола”.
Над телевизором висит фотография, сделанная его братом Майклом, на которой они с Джоном лицом друг к другу в креслах, сгорбившись над грифами своих право- и леворукой гитар, как нам говорят – во время сочинения “I Saw Her Standing There” (вот что сподвигло поющего голландца на улице). “У них было правило: если назавтра они не могут вспомнить новую песню, ее можно выбросить, – продолжает Салли. – Если песня запоминалась, Пол записывал ее в своей школьной тетрадке. И эта тетрадка по-прежнему у Пола”.
Складные деревянные двери ведут в маленькую столовую и дальше в кухню, укомплектованную товарами пятидесятых: стиральным порошком Rinso, крахмалом Robin, мылом Lux. После того как Маккартни съехали в 1964 году, на протяжении тридцати лет в доме жила семья Смит, которая установила современную кухонную мебель, в том числе мойку из нержавейки. Когда Национальный фонд взял дом на попечение, оригинальные деревянные сушки для посуды были обнаружены на антресолях под крышей. Потом прилагающуюся к ним фарфоровую мойку нашли в садике сзади, где ее использовали в качестве вазона.
Сам садик – скромный прямоугольник травы, по-прежнему выходящий на полицейское училище на Мэзер-авеню. “Когда Пол был мальчиком, там, конечно же, держали полицейских лошадей, – говорит Салли. – Так что его отец не испытывал недостатка в хорошем навозе для своих роз”. В деревянном сарае располагались прачечная – одежду отмывали вручную, после чего пропускали через “каток” в чугунной стоячей раме, – и уличная уборная. Теперь там уборная для посетителей (“Все-таки экскурсия продолжительная”, – говорит Салли) и каморка для экскурсовода, где она оставляет свой обед – сэндвич из фокаччи и вяленых помидоров.