Полдень сегодняшней ночи
Шрифт:
– Там опасно, котенька.
– Мяя-у?
– Не перебивай меня. И не ходи туда. Лапы отдавят.
– Мрру-у! – согласился с ним кот. Спрыгнул с рук, степенно выгнул спину и ушел к себе наверх.
Бах! – экран телевизора.
– Совсем обнаглели! – это опять появилась бабушка.
– Две минуты, – с тревогой констатировал Симонов.
– Угу, – ответил ему воевода.
– Я милицию вызову… – осторожно предположила бабушка. И глянула на безобразников с этакой мечтательностью во взоре: а хорошо бы, хорошо бы и впрямь вызвать милицию.
Дзинь-делень!
– Зеркало? Или сервант, – раздумчиво произнес Симонов.
– Милицию! Вызову! Прекратите хулиганить!
– Занавески, занавески-то у вас до сих пор не стираны. Три недели как откладываете. А если гости придут? Что же вы, Анна Ильинична… – повернулся к бабушке воевода. Нужны ли ему здесь лишние глаза и уши?
– Ой, и правда. Ну извините, извините. Сегодня ж постираю, – Бойков не отпускал ее своим цепким взглядом. Никак не отпускал. Она почувствовала себя жуком на булавке.
– Ай-яй-яй, Анна Ильинична!
– Сегодня же, сегодня же… – и дверью – хлоп!
– Кирилл, три минуты.
– Угу.
Вернулся полосатый. Поплутал между симоновских штанин, потерся, взмяукнул. Был вновь принят на руки.
В этот момент Павел довольно энергично открыл дверь машенькиной спиной. Крепкая девушка удержалась на ногах. Отступила на шаг-другой, опять перешла на полусогнутые и всем своим видом показала, мол, продолжим схватку. Второй опперкот распластал ее тело на старом буро-желтом кафеле.
– О! – только и сказал Симонов.
– Безобразие, – совершенно согласился с ним воевода.
Инициируемый дышал тяжко – все-таки Машенька не подарочек, – кровь сочилась из разбитой губы, глаза горели боевым энтузиазмом.
– А что-нибудь более убедительное показать можете? – и двинулся к ним.
Бойков только и успел сказать:
– Петрович, легче, ради Бога.
Симонов так и не выпустил кота из рук. Чем, и в какой момент он ударил Мечникова, так и осталось для Павла тайной.
Тело мальчика лежало, набираясь сил, на теле девочки. Крест-накрест. Двойной нокаут. Тот редкий случай, когда совершенно незнакомые существа мужского и женского пола, находясь в преддверии тесной близости, не волнуются, не вожделеют, не пытаются сократить или же увеличить дистанцию. Сколь редка и сколь совершенна подобная гармония в наши дни! Уже теряя сознание, хозяин квартиры силился сообщить, что в целом – да, убедили… особенно дедушка. Сообщить, конечно, не успел, но собеседники в целом – да, поняли без слов.
Кот убрел. Анна Ильинична больше не выглядывала.
Воевода и Андрей Петрович, не испытывая особого оптимизма, молча разглядывали скульптурную группу лежащих. Минуты две. В конце концов Андрей Петрович вздохнул и со скептическим выражением лица покачал головой:
– Быть может, мое суждение покажется недостаточно обоснованным, однако хотел бы заметить…
– Думаешь, рано мы его инициируем?
– Именно об этом нам и следовало бы побеседовать.
– У нас нет иного выхода. Петрович, я не сообщил тебе одну свежую и крайне неприятную новость. Южная дружина выбита вся до последнего человека. Мастер Свартольф и его младший витязь погибли. Теперь мы – единственная боевая сила в регионе.
Часть 2
Бои
Педагогическая поэма
12 июня, скорее утро, чем что-то еще
– Придурки! – вся ротная шеренга втянула головы в плечи, – трудно найти во всем Королевстве дерьмо, которое было бы бесполезнее вас. Мало того, что вы ни на что не годны, вы еще и жрете хлеб Владыки. Было бы больше толку, если б каждого из вас прямо после рождения скормили сторожевым собакам. Впрочем, нет. Бедные псы поглупели бы…
Зеленый Колокольчик стоял перед строем, скрестив руки, и поливал солдатню. Он не дал себе труда расхаживать из стороны в сторону, заглядывая в лицо каждому придурку. Пусть армейская деревенщина расхаживает. Нет, Пятидесятый выше понятия «армия». Он из тех, кто выдумывает уставы от нечего делать, а не из тех, кто им подчиняется. У него за спиной угрюмо переминались с ноги на ногу Мортян и Песья Глотка. Между ними и ротной шеренгой существовала бездна разницы. Незамысловатые беси боялись понарошку: не то страшно начальство, что лает, а то, что кусает. Офицеры же подозревали неприятность совершенно нестандартного типа. Этот проклятый полковник, по всему видно, мог не только укусить, но и просто разорвать, хоть молча, хоть улыбаясь, хоть ругая, хоть захваливая, хоть во сне, хоть на бегу. Каким-то спинным мозгом Зеленый Колокольчик уловил их испуганную угрюмость и громогласно сообщил всему строю:
– Не о ваших командирах говорю, оборванцы. Они иногда хоть на что-то могут сгодиться, не то что вы…
За весь сегодняшний день это была единственная фраза Пятидесятого, которую энтузиасты, наверное, могли бы назвать вежливой.
– По всем вам плачет крестильная купель!
Беси закаменели. Больно! Неужто не шутит?
– Калоименные недоноски! Вы ничто, вы пыль, вы прах под моими ногами! Тупое серафимово отродье! – Зеленый Колокольчик на мгновение перевел дух, – каждого из вас следовало бы порвать пополам, еще раз пополам и еще раз пополам. Пока вы мой расходный материал, я вас поберегу. Но даже среди такого редкого дерьма как вы есть совсем уж тонкий понос. Такими я займусь сейчас же. Дубоголовые остолопы! Выньте глазенки и выставьте уши поближе, прямо сюда. Сейчас каждый безмозглый кусок мяса увидит свою тупую, никому не нужную судьбу! – он устремил взор на правый фланг, туда, где сиротливо потаптывался взвод, состоящий из бойцов-людей.
– Капрал Дан!
– Я!
– Четыре шага вперед.
– Есть!
Из строя вышел черноволосый южанин с теми тонкими чертами лица, которые бывают у ливанцев со смешанной арабо-еврейской кровью и патологической склонностью к предательству; вместо левой руки – большая крабья клешня, результат успешной метаморфии.
– Кру-гом!
Повернулся.
– А теперь посчитай глазами и скажи мне, понос ходячий, сколько бойцов должно быть по штату в твоем взводе?
– Помилуйте меня! Помилуйте! Кровью искуплю!