Полдень сегодняшней ночи
Шрифт:
Визгливый поворот. Правое заднее колесо прошло в дюйме от столба. Бойков:
– Я им обоим, что капитану бесячьему, что Зеленому Колокольчику, влепил еще на Таганке по маячку.
– Маячки сняты?
Воевода посмотрел на него, как на несвежие отбросы. Ах да, немедленно сообразил Мечников, ах да, конечно. Кое-где на востоке учитель лупит ученика, выбивая просветление. Бойкову лупить незачем. Он посмотрел. Если бы маячки прекратили работу, он бы встревожился. Нанес бы упреждающий удар, может быть. В любом случае, все пошло бы иному сценарию… Следовательно, маячки работают.
– Где они сейчас?
– Если ты спрашиваешь о Февде… извини дорогой, – это очередному «подрезанному» на грани ДТП, – так вот, Февда в районе Мытищ… какие у нас кулаки, а какая бибика!.. в районе Мытищ чуть дальше. Через семь минут его автобус взлетит на воздух. Водителя жалко, но ему все равно хана. Порежут на ремни.
– Я имею в виду – маленькая, но крайне вредная команда?
– Здесь.
Тормозил воевода, явно рассчитывая на людей, собранных из резины, металла и пластика. А лобовое стекло на то и лобовое, чтобы выдерживать удары лбов…
То ли котельная, то ли склад, то ли просто заброшенный старый дом у самой границы Сокольнического парка. Словом, нечто омерзительно безликое, выкрашенное в заборную зелень, обшарпанное до такой степени будто его долго и целенаправленно шарпала целая рота. Грязный хоздвор, бочонок с застывшей до базальтового состояния краской – на почетном месте прямо посередине. Живописная группа бодрых облезлых шавок. Отвратительно обыденная табличка на двери: «Высокое напряжение. Опасно для жизни»; череп с молнией, конечно же; ржавчина съела почти всю белую краску и подпортила черную.
Экранчик показывает: внутри красным-красно от бесей.
Бойков:
– Посиди здесь, подожди меня. – И назад, дружинникам:
– Плахов, Мягких, быстро!
Выходя из машины, воевода ударился о кабинную притолоку, чертыхнулся. Обошел позицию неприятеля по периметру, стараясь не попасться на глаза дозорным, буде они поставлены. Псы было заинтересовались им, но побоялись приближаться на расстояние пинка. Этого – лучше не трогать, решили псы.
– Та-ак.
Велел младшему витязю оцепить двор, прикрыть запасной выход, да, запасной выход им по тактике положен, обязательно имеется… Во-он там. Пока Павел суетился, разводя остальных дружинников, его командир с Плаховым и Мягких выбили дверь с черепом, вошли.
Выстрелы, выстрелы… Приглушенно, откуда-то из подвала. Едва слышно. Ба-бах! Голуби с карнизов послетали. Гранатомет, стало быть. Прошло десять минут или чуть больше. Выходят все трое.
– Та-ак. – Бойков кладет экранчик на ладонь, включает. Чисто. Московская региональная сеть Воздушного королевства перестала существовать толком не родившись…
– Был там у них один… Собакомордый. Офицер. Ловок, почти убежал…
Мы все…
Ночь с 18-го на 19-е июня
– …а ты полагал, им достаточно будет немного огня и самую малость железа?
– Нет. Я уже понял, как трудно их убивать. Даже самых простых, даже самых слабых. Но все-таки… сколько там было пластиковой взрывчатки?
– От людей бы осталась пыль. Бесям чуть-чуть поджарило задницы, а кое-кому, надо надеяться, посносило головы. Пятидесятому – ласковый ветерок. Одна радость: лишились, мерзавцы, транспортного средства…
– Та-ак…
Бойков вздрогнул. Именно это слово и именно после этой реплики он сам произнес бы машинально. Его, бойковское законное слово. Даже жалко самую малость. Очень важное слово. Воевода тянул свое «та-ак», либо намереваясь отдать приказ, либо оценивая исполнение приказа. Если он не ошибается, у парня на языке должно вертеться то единственно верное распоряжение, которое рождается у прирожденных командиров не из анализа, а из инстинкта. Бывают такие инстинкты – правильной власти.
Шум винтов мешал им разговаривать. Павел не сразу понял, что от него требуется. Воевода в третий раз проорал ему:
– Отдай приказ!
И господин младший витязь не стал понапрасну расспрашивать: какой, да кому, да почему следует распоряжаться при живом командире. Он просто крикнул пилоту:
– Садиться – туда! – и показал на волейбольную площадку в лесу, недалеко от железнодорожного полотна. В темноте ее было едва видно.
Это было самое правильное место. Февда будет здесь через десять минут: он взял неверное направление. Бог весть, какой морок водит его по лесу мимо направления на Александров и чего ради он тянет своих бесей к станции Болшево. Иногда высокоорганизованное существо путается в сущих мелочах. Например, не умеет как следует прочитать карту… Или у них в Болшеве база какая-то законсервирована? Лет пятнадцать назад в одной оперативной информации…
Вертолет сел. Для ночи и для кошмарной посадочной площадки – очень мягко.
…в одной оперативной информации что-то подобное было.
Мечников, не тратя времени даром, разъяснял пилоту, так мол и так, либо мы будем здесь через полчаса, либо ты возвращаешься в Москву и докладываешь старшему дружиннику Плахову для передачи наверх: Февда прорвался.
Да, место оптимальное. Вертолета отсюда не видно. Если взять левее, ближе к железнодорожному полотну, они мимо нас не пройдут. Никак. Жаль, что эта модель поднимает не больше четырех человек. Он сам, да Мечников, да пилот, да еще один дружинник. Всего один. Впрочем, они справятся. По всем признакам, должны справиться. Павлу:
– Веди нас.
Повел правильно. Дружинника с гранатометом поставил правильно. Запасную позицию указал ему почти правильно. Воевода не стал подправлять сразу. Подождал, пока Мечников сам встал на позицию, потом подошел к дружиннику, сказал пару слов. Мол, можешь отходить туда, младший витязь тебе все верно велел, а можешь, во-он туда… Нельзя делать Павлу замечания при нижних чинах, нельзя прямо отменять его приказания. Раз уж сам дал ему власть, хотя бы и такую маленькую. Мечникову потом командовать этими людьми, так пускай все заранее встанет на свои места… Пускай привыкают, охломоны. Ему потом все равно командовать эти людьми… Бойкову сделалось тоскливо. Господи! Помилуй меня. Если без этого можно обойтись, избавь меня, Господи! Мне так не хочется умирать. Прошу тебя, Господи! Ведь это настоящая смерть. Но если Тебе это нужно, я сделаю все, как Ты укажешь… Я готов. Прости меня и спаси, Господи!
Светало, предметы сделались различимы, фиолетовая муть пошла на убыль.
Клиенты не заставили себя ждать. Зеленый Колокольчик, свеженький, танцующая походка, безукоризненное одеяние, как будто не пришлось ему покидать «Икарус», насквозь прошибая потолок собственным телом. Ласковый ветерок… И с ним пять бесей. Прямая, можно сказать, противоположность. До чего ж черны, до чего ж грязны и страшны, особенно тот, с сержантскими нашивками, весь в бинтах, бредет понуро, бреди-бреди, это тебе война, а не пиво пить и кикимор за сиськи дергать…