Полдень, XXI век (июнь 2011)
Шрифт:
Причины – отнюдь не интеллектуальные, а как раз моральные и социальные. Ума-то у нас хватает – если даже его не хватит у писателей А, В и С, то найдется писатель D, у которого хватит.
Проблема в том, что ни от издательств, ни от читателя, ни от коллег, ни от знакомых, ни от близких – короче ниоткуда из окружающей среды этот писатель D не получает стимулов, поощряющих его на подобный подвиг. Ведь написать интеллектуальный роман – дело очень непростое, требует времени и колоссальной духовной работы. Надо месяцами думать, сидеть в библиотеке, беседовать с людьми, читать книги, пропускать через себя массу материала, продумывать концепции, спрашивать совета – и все ради чего? Ради того, чтобы выпасть из компании веселых
Все это так – и, однако, не надо говорить, что эти обстоятельства обладают непреодолимой силой.
Пусть читателей для таких романов немного. Но они есть.
Пусть тираж будет небольшим. Но ведь и у развлекательного романа он может быть небольшим. И если есть возможность и желание – эти трудности не фатальны.
Финансовые обстоятельства имеют тираническую силу, только если мы покорно признаем их власть. Однако всякий – и тем более писатель – имеет не только абстрактное право, но и реальную возможность отвергнуть требования мамоны и написать что-нибудь для души.
Конечно, развлекательные произведения для авторов и издательств доходнее интеллектуальных (хотя бывают и интеллектуальные развлекательные). Но это еще не значит, что все развлекательное доходнее всего интеллектуального. Любителей писать стрелялки про колдунов-спецназовцев очень много, конкуренция в этом сегменте большая, и если нет надежды на большие доходы – можно и о душе подумать.
Если писателю платят мало – это проблема, но если ему платят очень мало – это уже не проблема, потому что это означает, что писатель не живет на литературные гонорары, что у него есть иной источник доходов и в сфере литературной он может себе позволить определенный «маневр». Лучше бы, конечно, иметь гранты на написание романов от государства или благотворительных фондов. Их нет – и, повторимся, ничто не помогает писать интеллектуальную прозу. Но ничто и не мешает.
Того, кто решит написать сложный роман, конечно, не ожидает легкий успех, но и катастрофы с ним не случится. Нужна лишь потребность души.
Таким образом, отсутствие внутренней потребности в написании интеллектуальных фантастических романов – проблема прежде всего моральная. Проблема исповедуемых ценностей и идеалов. Если бы людей вели идеалы просвещения (в широком или специальном смысле слова), сознание самоценности умственной работы, столь естественная для НФ вера в разум как в силу, которая преобразует цивилизацию, – не могло бы не появиться желание скрестить литературу с последними достижениями человеческой мысли.
Что же мы имеем вместо этого?
Вот битва воинов и магов в условно-средневековом антураже.
Вот – то же самое, но в антураже современного мегаполиса.
Вот – то же самое, но мегаполис разрушен ядерной катастрофой.
Вот – то же самое, но на другой планете, с привлечением придворных интриг.
Вот – то же самое, опять в историческом антураже, но некоторые из воителей – это пришельцы из будущего.
И сколько же можно до бесконечности изображать стрельбу в джунглях, или войну спецоперациями, или остросюжетные детективы, или истории госпереворотов, или путешествия по таинственной и полной опасностей местности – только чуть-чуть варьируя антураж? Ну и верх интеллектуальности – бесконечные переигрывания российской политической истории…
Своеобразным символом современного морального состояния русской фантастики для меня служит творчество Федора Березина, автора военных технотриллеров и неоднократного лауреата «Зведных мостов» и других премий. По-человечески я глубоко уважаю этого автора, в его защите красоты советской военной мощи есть что-то рыцарское, но принять несомые им идеалы невозможно, потому что эти идеалы точнее всего выражаются строкой поэта: «Лучший вид на этот город – если сесть в бомбардировщик». Радость от несокрушимой танковой или авиационной атаки – это варварская, антикультурная радость, радость от обладания красивой стреляющей железкой при условии, что у ближнего твоего такая стрелялка пожиже, что позволяет поставить сапог на грудь поверженного противника. Оправданием этой жесткости является геополитический проигрыш СССР, но даже с политической точки зрения – разве все мы не нуждаемся больше в устроении жизни, в строительстве мостов в будущее, а не в реванше? И если фантастическая литература будет рассказывать нам исключительно о радости спецназовца, сразившего вампира очередью из усовершенствованного автомата Калашникова, то кто же тогда будет рассказывать о радости открытия истины? А ведь даже официальные идеологи российской власти говорят не о реванше, а о модернизации, и хотя есть сомнения, имеют ли эти слова отношение к действительности – но кто бы с ними спорил? Кто бы спорил, что надо думать о созидании, а не сожалеть, что врагу вовремя не сломали шею?
Сильная сторона Федора Березина – серьезное отношение к технике, особенно военной. Оружие в кругах любителей фантастики вообще уважают, специалистов по старинному оружию приглашают на конвенты. И за это спасибо. Если бы серьезное, почти профессиональное отношение к вооружениям, тактике диверсионных операций и военной стратегии было некой ступенью к более интеллектуальному отношению к жизни – то увлечение войной оказало бы нашей культуре неоценимую услугу.
Но застрять на этой ступени – бесплодное мальчишество.
Да, читатель в свой массе уже не симпатизирует соответствующим идеалам. Но, во-первых, есть все же и другие читатели.
А во-вторых, писатель не обязан точно следовать за настроением читательской массы, а если обязан – то это тоже его ценностный выбор.
Тем более что если идти не против толпы, а за ней, то это тоже не путь, усеянный розами. Платить за него приходится очень страшно – качеством, а то и талантом.
Однажды – хотя бы раз в несколько лет – отказываться следовать за массовыми идеалами и требованиями издательского конвейера нужно писателю даже не во имя неких «идеалов просвещения», а просто ради самосохранения.
За подчинение конвейеру платят тяжело.
Вот пример. Одно произошедшее недавно «литературное происшествие» я бы назвал «случай Каганова». В 2010 году в блогосфере обсуждали ситуацию: писатель Леонид Каганов начал бороться с бесплатным выкладыванием его произведений в Интернете, мотивируя это тем, что он решил окончательно превратиться в профессионального писателя: иметь твердые договорные отношения с издательством и жить на литературные гонорары, причем писатель обнародовал сразу целый список романов, которые он запланировал написать в этом новом, профессиональном мире. Меня лично в этой истории более всего задело одно обстоятельство: первым результатом демонстративно проведенной профессионализации Леонида Каганова стал роман «Лена Сквоттер и парагон возмездия». Вот ради этого профессионализироваться не стоило. И дело тут отнюдь не в том, что этот роман плох, что талант подвел Каганова, – как раз талант его не подвел. Подвела его исключительно скорость написания.
По сути дела, роман, написанный в условиях «долгосрочных договорных отношений», оказался просто грудой материала, наскоро сваленного в одну кучу. Это сборник новелл, а зачастую даже не новелл, а просто эссе, чисто формально объединенных плохо проработанным сюжетом и имеющих друг к другу слабое отношение. Детали, из которых состоит этот литературный агрегат, можно обсуждать, но швы не зачищены, общий замысел, гармония, пружина действия – все принесено в жертву торопливости.
И это еще один пример важнейшего литературного закона, заключающегося в следующем: нет такого неисчерпаемого таланта, который смог бы выдержать работу на конвейере.