Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 1
Шрифт:
— Если не тянуть резину — хватит. У нас есть кое-какие заготовки, стандартные блоки, аппарат можно быстро собрать. Была бы концепция.
— А носитель?
— Военные с удовольствием запустят. У них регулярно «изделия» под уничтожение подписывают. По срокам годности.
— А сколько массы они на орбиту выведут?
— О-о-о, тут не волнуйся. Хватит с запасом.
— Хорошо, подумаем… Что по Венере?
— Венера подходит лучше всех. В срок спокойно укладываемся. Но что там делать — вот вопрос. Вся ее поверхность давно локаторами срисована. И нашими, и американскими. Нет, эффект не тот…
— Знаешь, с Венерой одна интересная вещь связана. Первая
— Да, да, я знаю.
— Погоди… это еще не все. Тогда же в нашей конторе восемь пар решили пожениться. Никогда раньше такого не было. Мы еще шутили: ну, сама богиня любви нас соединила.
— Вообще-то соединяет Гименей…
— Гименей брачует. Выписывает свидетельство.
Отец пригубил чай.
— Знаешь, мы с мамой часто вспоминаем те счастливые деньки, и нам кажется, что это не просто совпадение.
— О чем это ты, пап?
— «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам…»
— Брось. С Венерой древние римляне сильно лопухнулись. Надо же было дать такое название этому аду.
— Как знать, сын, как знать… Древние были гораздо умней, чем нам кажется. Ну да ладно. В общем, как говорят чукчи, надо крепко думать. Я тебе свое последнее изобретение показывал? Нет? Сейчас… дай-ка вон ту коробочку… Смотри!
— Что это?
— Это моя приманка на крупного окуня. Как ныне говорят — эксклюзив. Я над ней целый день думал и два часа делал. Вот где искусство! Это вам не космические станции… да… Смотри, в чем секрет. Вот эта штучка не дает мелочи сесть на крючок, а крупному — пожалуйста.
— Взял бы крючок побольше, да и все дела.
— Никогда из тебя, Антон, настоящего рыбака не получится. По причине нехватки фантазии.
— Ха-ха… Ну ты, батя, даешь…
— Ладно, сын, пойду-ка я спать, голова что-то разболелась…
— А как же…
— Ты как утром встанешь, приходи на речку.
Утренний туман скрыл реку и невысокие ее берега до самых берез. Антон спустился по знакомой тропинке и увидел отца, сидящего с удочкой на своем любимом месте. Антон осторожно ступил на узкие деревянные мостки. Старое дерево скрипнуло.
— Тише ты! — не оборачиваясь, прошептал старик. — Только что клевало.
Он поднял садок и показал сыну крупного окуня:
— Смотри, как моя снасть работает!
— Красавец. Пап, у меня времени мало. Ехать надо.
— Ладно, — отец положил удочку, достал из старой полевой сумки растрепанную тетрадь и вручил Антону:
— Вот что тебе нужно. Тебе нужен Золотой дубль. То бишь двойной рекорд. Гонщики прошлого века называли так два рекорда скорости, на земле и на воде, установленных одним человеком. Многие стремились, но иным он стоил жизни. Так вот. Сделай два аппарата. Один пойдет к Марсу, второй — к Венере. Тебе ведь надо быстро? А быстро можно только взять образцы. Вот их и привезешь.
— Смеешься? Взлет с Венеры?
— «Нырок» в атмосферу. Я тут прикинул, — старик показал пальцем на тетрадь, — все получается. Атмосфера очень плотная, но тебе глубоко и не надо. Пройдешь по верхней границе. Зачерпнешь, что попадет. Тамошней серной кислоты с углекислым газом. И гоу хоум. Я прикинул массу аппарата — тонны тебе с запасом хватит. У меня получилось девятьсот тридцать кило. Но я не знаю всех теперешних премудростей, твои орлы точнее посчитают. Так что сможешь еще парочку научных приборов поставить — очкарикам нашим на радость.
— «Гоу хоум»… Где ты, старый, слов-то таких набрался? — Антон повеселел, он знал, что отец обязательно придумает что-то этакое. — Слушай, пап, а ты и вправду молодец! В этом что-то есть! А второй рекорд?
— Второй — Фобос или Деймос. Или оба. Тоже без посадки. Выстрелишь болванками и отловишь обломки, сколько получится. Заодно и спектр вспышек срисуешь. В результате ты за один проект привезешь образцы с трех тел. Плюс кое-какой научный материал. Такого еще не делал никто. Это будет твой Золотой дубль. А «гоу хоум» я по телевизору слышал. Эх, жаль, нет с нами Георгия Николаевича. [3] Вот была голова по части АМС!
3
Бабакин Георгий Николаевич (1914–1971) — Главный конструктор советских автоматических межпланетных станций.
Антон полистал тетрадь. Ее страницы были заполнены схемами и расчетами. Антон растроганно смотрел отцовские выкладки:
— Пап, да ты… когда ты успел?
— Знаешь, сын, старики часто страдают бессонницей…
— Как… Без компьютера…
— Здесь грубые прикидки. В основном, идеи. А компьютер… я к нему не могу привыкнуть. Он… как бы это… он не предвосхищает. Не успевает за мыслью.
— А ручка успевает?
Старик усмехнулся:
— Моя волшебная ручка? Запросто.
— Пап, у тебя голова волшебная! Спасибо тебе… но время… я уже опаздываю.
— Поезжай. Кирилке привет. И не гони сильно.
— Ладно. Спасибо тебе. Ты у меня классный.
— Иди. Окуни моего червя уж до костей обглодали.
Огромный бело-желтый шар незаметно рос в размерах. Полосы облаков, симметрично наклоненных к экватору, образовывали лежащую на боку букву V. Аппарат смотрел на приближающуюся планету бесстрастными стеклянными глазами. В заданный момент включился двигатель.
Через три витка от станции отделился атмосферный зонд и пошел на сближение с необъятным враждебным морем. Плотная атмосфера пыталась сжечь пришельца, но теплозащитный экран, принеся себя в жертву, спас хрупкое оборудование. Зачерпнув смертельное дыхание богини любви, зонд выскочил из жаркой венерианской бани в чистый и холодный космос. Стыковка зонда и орбитального аппарата прошла штатно. Маршевый двигатель вывел станцию на траекторию полета к Земле. Мертвое железо не знало, какой подарок оно несет людям. А люди, получив сигнал, радовались и хлопали в ладоши.
— Ну, что там?
— Есть разделение!
— Урррра!
— Вход в атмосферу, расчетная точка посадки… поднимайте вертолеты!
— Есть!
Два вертолета взлетели, подняв пыль, синхронно развернулись и пошли на восток.
Пилоты не видели игрушечный парашютик спускаемого аппарата. Группа поиска вслушивалась в эфир: вот-вот аппарат должен был подать сигнал — морзянку букв и цифр. Но по ушам внезапно и громко ударил чужой звук, похожий на голос испуганной чайки, люди, сидящие в вертолете, замерли. Радиокомпас ожил, он нашел в чужом звуке несущую частоту и показал направление. Когда до точки приземления осталось меньше минуты полета, обе машины заложили вираж, и, не снижаясь, легли на обратный курс. Они спешили на аэродром, где их уже никто не ждал. А вслед вертолетам все кричал и кричал голос испуганной чайки…