Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 4
Шрифт:
— А чем он занимается?
— Уж не бегает за каждой юбкой, как ты! Правда, я ему сразу сказала, что дружу с тобой, — Анна украдкой покосилась на Буковского. — Я сразу сказала ему, что дружу с очень знаменитым журналистом и у нас серьезные отношения.
— А он?
— Не скажу.
— Ну не сердись.
Буковский обнял Аню. Выбора нет. Или обнять, или уйти. Границы закрыты, ни в Пекин, ни в Ригу не попадешь. В закрытой на ключ квартире сидит незнакомый человек, может, этот самый Анин одноклассник, как знать? Для чего-то же он кончал школу милиции. Пожалуй, лучше пересидеть недельку где-нибудь вдали
— Помнишь, я говорил тебе про одно местечко?
— На Алтае? — мгновенно догадалась Аня.
— Ну да.
— Ой, мы уедем?
— Не оставлять же тебя однокласснику.
— Ой, глупый Буковский! Ну зачем ты так? Колесников — он хороший, но он же школу милиции кончал. Зачем он нам, правда? Он только поужинать со мной хотел. Я ему сейчас позвоню.
— Не надо.
— Тогда отключу холодильник.
— И на холодильник плюнь. Что с ним сделается?
До самого Бердска они молчали. Аня из опасения, что Буковский внезапно передумает, а он из простого желания понять хоть что-нибудь. Этот вчерашний звонок к Карине… Она хорошо знает физика Вальковича, а физик Валькович работал в Церне, значит, пересекался с теми убившимися мужиками…
— Ты у меня настоящая красавица.
— Я знаю, — счастливо кивнула Аня и начала прихорашиваться.
— Странно все-таки. Зачем твоей подружке в Сеул? Что там у нее?
— Ой, ты бы видел! Подружка. Су называется.
— Боевой самолет, что ли?
Аня разговорилась. Буковский, правда, и раньше знал, что Карина часто уезжает. В Берлине, например, попала в аварию, вернулась с синяком. А с этой корейской дурочкой, ревниво объяснила Аня, познакомилась на улице. Долбанула ей машину. Разворотила всю корму, и правильно. «Давай, Буковский, остановимся в этом кафе… Ой, тут кормят, как на броненосце "Потемкин"… — счастливо щебетала Аня — Эта корейская дурочка даже докторскую диссертацию защитила. Нет, не по камасутре, ты что, это же Индия! А у них там, в Корее, нечего защищать, кроме идей чучхе…»
А потом еще в Бийске в маленьком кафе у торгового центра они заказали блинчики.
«Нет, вы только посмотрите, вы только посмотрите, — разорялся у стойки человек в аккуратном строгом «адидасе». Лицо растерянное, злое. — У меня покрышку на велосипеде разрезали».
«Не вы первый», — понимающе кивал бармен.
Красиво покачивая бедрами, Аня отправилась в туалетную комнату.
«Нет, это прямо какой-то маньяк! — разорялся человек в «адидасе». — Почему таких не ловят? Я велосипед оставил буквально на минуту, а он мне новую покрышку располосовал».
«Не вы первый», — понимающе кивал бармен.
Надоело, подумал Буковский. Окружающее начало его злить. Спрячемся с Аней в отеле и выходить никуда не будем. Нового велосипеда у нас нет, а на старую «тойоту» никакой маньяк не позарится. У Ани — массаж, фиточай, пантовые ванны, акупунктура, медовая бочка, а я буду надираться и думать. Мировой кризис. Чем не повод для раздумий?
За окном кафе тянулась тихая провинциальная улица. Среди припаркованных машин выделялась зеленая «вольво». Завидовать не стоит, все равно на такую денег нет. Хозяин красавицы, наверное,
Вернулась Аня, тронула блинчики пальцем: «Почему они такие холодные? Сдохли, что ли?» Официант промолчал неприязненно, а Буковский ухмыльнулся: «Ты, Анечка, разрежь блинчик поперек и посчитай годовые кольца».
Аня отодвинула тарелку и счастливо рассмеялась. «Давай в отеле не будем вылезать из номера, когда приедем!» Сама не зная, она повторила недавнюю мысль Буковского.
Женщины умеют угадывать то, что им хочется угадать.
Дорога на Ташанту
С озера Ая мы вернулись вечером.
Над озером светило солнце, а над Немалом полз туман.
Нежный, влажный, он не холодил, не ложился на воду, но и не рассеивался, делая небо (и его отражение в воде) невесомым и призрачным. После долгих дней мороси, серости, сырости дышалось легко; в баре нестройно пели под караоке — гости съезжались. На набережной курил Анар. Увидев нас, покивал: «Вот и люкс забронировали». Как облачко мошкары, пролетели по набережной выпестыши. А сам Анар, оказывается, только что вернулся из Бийска. В бар пока не заглядывал, да и нужды не было: из распахнутого окна, как с чудесной картинки, улыбаясь, оборачивалась, смотрела на Анара белокурая девушка. На обнаженном плече — стилизованные олешки. Спутник девушки (если такой существовал) находился вне видимости.
Смирнов-Суконин откуда-то появился:
— Хотите добрый совет?
Мы дружно промолчали.
— Выпейте вина. Красного.
— А ты сегодня ел? — покосился на Смирнова Анар.
— Ну да, я в село ходил. Бабка на рынке завернула мне пирожок. Такая узкая бумажная лента, как для кассовых аппаратов. А на ленте чернильным карандашом: «Тася, мы с Иваном ушли на кладбище».
— Иди, поешь в баре.
— Я уже ел в кредит. Два салата.
— Скажи, пусть запишут на мой счет.
Анар знал о системном кризисе Смирнова-Суконина. Оказывается, до «Дарьиного сада» он добирался автостопом. С дороги хотел позвонить невесте, а на счету телефона пусто. А раз пусто, значит, и генералу не позвонил. А это именно генерал Седов отправил младшего лейтенанта в погоню за одним покойником. Так Смирнов объяснил Анару.
«Ты мульку не гони. Покойники ко мне в "Дарьин сад" не ездят».
«А этот поехал. Его током убило, вот он и сел на велосипед».
«Да ради чего?» — не верил Анар.
«Не знаю. Ездит быстро».
«На велосипеде?»
«У него покрышки классные».
«Так ведь все равно велосипед!»
Смирнов и сам удивлялся. У него невеста, откровенно рассказал Анару, работает сейчас над дипломом. В отсутствие любимого помогают ей два спортивных придурка с курса, вроде все схвачено, а хочется домой. В Сростках Смирнов почти договорился с хозяином продуктовой лавки о небольшом денежном кредите (бросить на телефон), но увидел на прилавке упаковку яиц с устаревшей пасхальной надпечаткой: «Христос Воскресе! (2-я категория)».