Поле бесчестья
Шрифт:
– Я так и думал, что твое упрямство не с неба свалилось, – пробормотал Пол. – Но все равно не возьму в толк, почему она так на этом настаивала. А уж от уроженки Беовульфа я всяко ожидал чего-то другого.
– Я знаю.
Хонор нахмурилась и потерла кончик носа, размышляя о том, как лучше всего объяснить эту очевидную странность. Беовульф являлся признанным лидером обжитой галактики в области биологических наук и обладал значительным потенциалом в области генной инженерии и особенно прикладной евгеники. Остальное человечество фактически отказалось от использования такого рода технологий более семисот земных столетий назад, в конце десятого века эры Расселения. Тогда, в ходе Последней Войны Старой Земли, биологическое оружие и «суперсолдаты» едва ли не полностью уничтожили
Так вот, в ту пору, когда почти все человечество в ужасе отпрянуло от порожденного им кошмара, на Беовульфе ничего подобного не произошло. Возможно, думала иногда Хонор, по той простой причине, что там с самого начала никто не пытался использовать научные достижения для «улучшения породы». Старейшая из колоний Старой Земли, Беовульф задолго до Последней Войны выработал собственный кодекс наук о жизни и установил ограничения как раз для тех опасных исследований, которые успешно развивались в других мирах. Впоследствии галактика не оказала на медицинскую элиту Беовульфа того, заставляющего следовать общим тенденциям давления, какого можно было ожидать. Скорее всего по той причине, что именно ученые с Беовульфа смогли один за другим победить страшные недуги и возместить ущерб, нанесенный Последней Войной генофонду Старой Земли.
Однако даже сегодня, почти тысячу земных лет спустя, Беовульф сохранял приверженность своему кодексу, ставшему, возможно, даже более строгим, чем прежде. Законодательство Звездного Королевства Мантикора, как и большинства миров с развитой медициной, не устанавливало никаких различий между детьми, появившимися на свет естественным путем и выращенными in vitro. note 12 В пользу искусственного вынашивания имелось множество весомых доводов, главным из которых являлось то, что этот метод облегчал постоянное наблюдение за развитием плода и позволял относительно легко корректировать выявленные дефекты. И, само собой, этот способ был более чем привлекателен для женщин, озабоченных своей карьерой, таких как Хонор. Но на Беовульфе его не признавали.
Note12
Буквально «в пробирке» (лат.).
– Вообще-то объяснить это трудно, – сказала она наконец. – На мой взгляд, дело прежде всего в том, что они продолжали исследования в области евгеники, когда все остальные от них уже отказались. Это было… своего рода жестом, призванным убедить всю галактику в том, что они не будут проводить эксперименты, связанные с воздействием на генотип человека. И действительно, подобных опытов на Беовульфе не проводят. Ты и сам знаешь, что там исповедуют принцип постепенности и не стремятся ни к каким «прорывам». Биологи Беовульфа выявят все скрытые возможности имеющегося в их распоряжении генетического материала, но ни на миллиметр не выйдут за рамки того, что заложено в человеке природой. Ты можешь возразить: разработка процесса пролонга вроде бы свидетельствует об обратном. Однако это не так, ибо метод не предусматривает искусственного омоложения и продления жизни. Напротив, они обнаружили заложенные в генотипе, но редко проявляющиеся возможности и разработали методику их реализации. С другой стороны, их настойчивую приверженность к естественному вынашиванию тоже можно расценивать как жест, своего рода сигнал, обращенный ко всем нам. Мать говорит, что официально это объясняется стремлением избежать «репродуктивной технозависимости», однако усмехается и дает понять, что за этим кроется нечто большее.
– Что именно? – спросил Пол, когда она замолчала.
– Не сознается; только и твердит, что я сама все пойму, когда придет мое время. Создается впечатление, будто мамочка ударилась в мистику. – Хонор пожала плечами, ухмыльнулась и сжала его руку. – Но, уж конечно, для нас она может сделать исключение. Учитывая, по какому плотному графику нам, скорее всего, придется жить в ближайшие несколько лет.
– Она уже на это решилась, – спокойно сказал Пол, а когда Хонор удивленно подняла брови, улыбнулся. – Она сказала, что когда мы наведаемся на Сфинкс в следующий раз, сама вручит нам склянку… чтобы моя высококлассная сперма не пропала зря.
Пол самодовольно усмехнулся. Глаза Хонор округлились, но спустя мгновение она поняла: это свидетельствует лишь о том, что мать одобрила ее выбор.
– Думаю, это превосходная идея, – тихонько проговорила она, еще крепче сжав его руку, а затем наклонилась и поцеловала его, наплевав на присутствие дипломатов.
Потом Хонор выпрямилась и с лукавой улыбкой добавила:
– Правда, у меня и в мыслях не было допустить, чтобы высококлассная сперма пропала зря.
Причальный тягач подтянул челнок к тяжелому крейсеру «Джейсон Альварес». Маленькое суденышко скользнуло по направляющим, уравновесилось на стыковочных опорах и без малейшего толчка или сотрясения замерло. Сидя на месте, Хонор наблюдала за тем, как гражданские пассажиры вставали и суетливо разбирали ручную кладь, в то время как причальная команда подводила к люку переходную трубу для персонала. Момент настал, и она только сейчас поняла, как сильно не хочет расставаться.
Рука Пола слегка сжала ее плечо, и сидевший на коленях Нимиц тихонько мурлыкнул. Ладонь Хонор машинально гладила пушистую шкурку, но глаза неожиданно наполнились слезами.
– Эй, – шепнул Пол. – Это ведь всего лишь на пару месяцев.
– Я знаю, – отозвалась она и на миг прислонилась к любимому, после чего отстранилась и вздохнула. – Знаешь, я всегда недолюбливала хлюпиков, у которых глаза на мокром месте. Мне эти нюни казались глупостью… а вот теперь не кажутся.
– Так тебе и надо за то, что все эти годы ты была такой безжалостной, – заявил Пол, щелкнув ее по носу, а когда она в ответ клацнула зубами, рассмеялся. – Вот так-то лучше. Я, знаешь ли, тоже не одобряю женщин, у которых глаза на мокром месте. Мне вовсе не нравится, когда мундир становится мокрым от слез. Я своим женщинам так распускаться не позволяю.
– Это потому, что ты сухарь и грубиян, – откликнулась она с легким смешком, встала и усадила Нимица на плечо.
Сейчас ее черный космический мундир пересекала малиновая лента с Золотой Звездой Грейсона. Украшение, полагавшееся ей на Грейсоне по чину, было для нее непривычным, так что, выпрямившись, Хонор первым делом поправила знак отличия. Этот машинальный жест, свидетельствующий о стремлении выглядеть безупречно, вызвал у Пола улыбку.
– Я знал, что все равно не смогу скрыть от тебя свои секреты. Разумеется, за исключением самых важных.
– Если ты склонен относить к таковым тайный гарем, то тебя, приятель, ждет печальный сюрприз, – пригрозила Хонор.
Пол рассмеялся:
– Это разве тайна?
Шутливо отмахнувшись, Пол открыл верхнее багажное отделение и достал большую, дорогую с виду – она была сшита из натуральной кожи и отполирована до зеркального блеска – наплечную сумку. Хонор, однако, удивило другое: черную кожу украшал герб, присвоенный ей как землевладельцу. Западные полушария двух планет, Сфинкса и Грейсона, соединял традиционный символ землевладельца в виде стилизованного ключа и венчал гребень вакуумного шлема. Шлем походил на элемент современной флотской экипировки, однако в действительности на протяжении более двух тысяч стандартных лет являлся символом службы на военно-космическом флоте.
– Что это?
– Это, любовь моя, – сказал он с дразнящей ухмылкой, – и есть один из так называемых важных секретов. Это мой подарок – хотел бы сказать «на память», но это не совсем точно. Признаться, я уже не надеялся, что эта штуковина будет готова к твоему отъезду – с ней пришлось основательно повозиться, – но когда ускорить работу просит такой мужчина, как Пол Тэнкерсли, отказать ему не в силах никто.
– С чем это, интересно, тут «пришлось повозиться»? – спросила Хонор, но Пол в ответ лишь хихикнул.