Шрифт:
Принцесса на горошине
Ночью я бываю близка к сумасшествию. Мой мозг устаёт от обилия информации, которую он получает за день из интернета и телевизора. Её так много, что он не в состоянии её полноценно переварить. К тому же, она очень противоречива. И моё старенькое серое вещество, к тому же получившее двадцать лет назад огромную дозу стресса, начинает давать сбои и работать как-то совсем неправильно.
К тому же, я давно пришла к выводу, что вся наша жизнь основана на сплошных шаблонах и стереотипах, с которыми я категорически не согласна. Но за их рамки трудно выходить даже мне, которая всю свою бурную жизнь позиционировала себя как антимещанка и антиобыватель. Я всегда начисто отрицала
Вот до чего все они любят учить жить других! Нет, даже не учить, а поучать. Я постоянно хлебаю их нравоучения. Они исходят буквально ото всех – от моей дочери, с которой я недавно решала прекратить всякое общение, от бывших знакомых, и вот последнее – от двоюродной сестры. Это было сегодня. Она мне и раньше высказывала своё «фэ». Якобы я пишу не то, что надо, пишу поверхностно и, как она выразилась, полуправду, потому что мне не дано поставить себя на место другого человека, влезть в его шкуру. И сегодня она повторила все свои претензии, видимо, свои обиды она будет помнить всегда.
А я, чёрт возьми, мягкотелая интеллигентка, я не умею давать отпор, когда на меня наезжают, поэтому это делают все, кому не лень. В интернете проще – там нетрудно заблокировать кого угодно. То есть, общение с вышеперечисленными родственниками происходит тоже в интернете – у меня вообще в последние годы нет другого общения ни с кем.
Впрочем, недавно я решила позвонить старым друзьям на свою малую родину. И получила такой щелчок по носу, что даже вспоминать противно. Бывшая подруга (я училась с её сестрой в старших классах) несла такой бред, что у меня повяли уши. Она судила меня со своей низенькой колокольни обывателя, всю жизнь просидевшего на одном месте – она боялась высунуть свой нос дальше родительского дома, да и личная жизнь у неё совсем не сложилась, но она считала, что имеет право осуждать меня, хоть о моей жизни она знала только понаслышке!
Я и так в последние годы живу в полном уединении, почти не выходя из съёмных хибар, которые я меняю со свистом – увы, не по своей вине. А теперь надо было придумывать что-то такое, чтобы вообще свести любое общение к минимуму, потому что оно мне приносит только одни неприятные эмоции.
Если ты раньше жил, особо ни о чём не думая – было не до этого, то, когда ты дожил до «преклонных годов», мысли лезут в голову сами, можно сказать, автоматически. Мысли известно о чём – о прожитой жизни. Они не дают спать.
Одна тётка везде пишет про меня, что я пишу о совести, чести и прочем таком, и вроде я не имею на это права, поскольку я её, этой совести, не имею. Тётка делает такие выводы всего лишь на основании того, что якобы она пыталась делать мне добро, а я, сволочь такая, это не оценила и, мало того, в ответ эту тётку всячески обидела.
Бог с ней, с этой тёткой. Её так называемые «благодеяния» были грязными, делались с грязным умыслом и вопреки моему желанию, потому что мне от этой тётки ничего не надо было – такие, как она, мне глубоко противны.
Но никто себя не судит беспристрастнее, чем сам человек. Я знаю про себя такое, чего никто про меня не знает и никогда не узнает. Я это никогда не расскажу своему психоаналитику и кому бы то ни было. К священнику я тоже не пойду, поскольку ни одной минуты не верю в то, о чём глаголет организация, от лица которой действуют эти товарисчи.
Да и что я могу сделать сейчас? Покаяться? Да, я раскаиваюсь, но толку-то от этого раскаяния? Изменить-то всё равно ничего нельзя. В петлю я тоже не полезу – мне и так осталось немного, и вообще я на такие ужасные вещи совершенно не способна – я трусиха. Больше того, совсем недавно я опять совершила ужасную вещь. Впрочем, это было не действие, а всего
Конечно, я, как абсолютно всякий человек, могу убедить себя, что я ни в чём не виновата и найти себе миллион оправданий. Мол, эти люди сами были виноваты, за что и поплатились. И в каждом конкретном случае я могу эти их поступки охарактеризовать с очень большой убедительностью таким образом, что это не я им, а они мне нанесли моральный, и не только, ущерб, что это я от них пострадала. Но всё-таки где-то в глубине души я прекрасно понимаю, что это я – злодейка, а они жертвы, поскольку я продолжаю жить, а они умерли…
Но пусть они радуются на том свете: Бог меня очень сильно наказал за мои прегрешения. На старости лет (хоть старухой я себя совершенно не чувствую, но объективно же это так!) я нищая, больная и бездомная. Опять же – другая тётка выговорила мне, что я, якобы, когда пишу такое, «ною и жалуюсь». Но это полная неправда, потому что, когда я это пишу про себя, это всего лишь обыкновенная констатация факта.
Судьба-злодейка в итоге занесла меня в маленький областной городок, часах в трёх от столицы нашей родины. Впрочем, мне в ней нечего было делать, я безвылазно сидела в маленькой квартирке, битком набитой разным барахлом. Она была как наглядное пособие, на какую ерунду тратили деньги советские люди. Впрочем, когда я недолго жила в самой богатой стране мира, там население в этом плане было ещё хуже. Они тяжело пахали с утра до вечера только для того, чтобы в выходные поехать на своих роскошных авто в их не менее роскошные супермаркеты и спустить все денежки на страшную дрянь.
Если раньше я тащилась от двух вещей – когда я слушала Моцарта и иже с ним (в гениальном исполнении Баренбойма, конечно) и когда я писала свои опусы, которые были интересны очень ограниченному контингенту читателей – то теперь даже эта радость в жизни перестала доставлять мне удовольствие. Наверное, я уже высказала миру всё, что я о нём думала, а жевать сопли я не любила. И к тому же, основной биомассе, живущей на этой планете, мои мысли и мои ценности были непонятны.
Поскольку я в основном обреталась в одном очень поганом сайте, меня читали разные люди. Некоторые считали своим долгом давать мне ЦУ, как мне надо жить. В принципе, меня это не раздражало, а даже смешило. Доходило до маразма. Например, одна женщина, которая иногда возникала на горизонте (слава Богу, нечасто, потому что она была занята добыванием хлеба насущного и работала на нескольких работах) все два часа нашей бесполезной беседы пыталась мне внушить, что я не нашла своего пути в этой жизни, профукала своё предназначение. И якобы, если бы я помогала тем, кому хуже, чем мне – инвалидам и бомжам – то тут-то я и обрела этот самый пресловутый смысл жизни. И вообще, она считала, что получить радость так просто – достаточно выйти на улицу и покормить голубей, которых я терпеть не могла.
По её словам, я должна была быть довольна уже тем, что живу не на улице, а имею крышу над головой. Ей, живущей в своей собственной квартире, было не понять, что я в любую минуту могу очутиться на улице, что уже неоднократно и случалось: были в прошлом такие моменты, когда я ночевала в палатке на берегу моря летом или жила в глухой деревне в полуразрушенной избушке, не имея ни дров ни денег зимой.
Как бы там ни было, на какое-то время ситуация стабилизировалась, впрочем, тут тоже было всё далеко не гладко. Хозяйка этой квартиры могла явиться сюда жить в любую минуту. Не то что я бы с ней не ужилась – в начале нашего знакомства мы вполне мирно провели около двух месяцев вместе, а просто я не горела желанием жить с чужими мне по духу людьми, к которым я не испытывала особой любви…