Полицейские и воры. Авторский сборник

Уэстлейк Дональд Эдвин

Убийца был здесь, в этом доме. Сондгард говорил с ним. Сондгард мог бы найти его.

– Капитан? Вы хотите, чтобы я позвонил мистеру Гаррету?

– Нет, – ответил Сондгард. – Пока нет. Мы попробуем справиться сами.

Глава 4

Снаружи психиатрическая лечебница выглядела вполне современно. Расположенная на вершине поросшего травой холма, больница открывала навстречу посетителю приятный фасад, административное здание из светлого кирпича с белыми колоннами с подъездной дорогой, выложенной по обеим сторонам белым известняком, которая прорезала тщательно выровненную подстриженную лужайку.

Позади административного

располагались три других корпуса, все двухэтажные и соединенные крытыми переходами. Одно из этих зданий служило изолятором, где лечили физические недуги психических больных. В другом размещались небуйные пациенты, те, кто вел себя достаточно спокойно, чтобы им можно было позволить гулять во дворе; двери этого корпуса никогда не запирались, и кресла–качалки на веранде никогда не пустовали в такие теплые весенние дни. Только третье здание, самое удаленное, лучше всего спрятанное от взгляда случайного посетителя, действительно имело вид психиатрической лечебницы. Так или иначе кирпичи этого корпуса казались более грязными и темными. Окна были маленькие и перекрытые тяжелыми решетками, крепкая дверь всегда была заперта. По ночам зажигались прожектора по углам крыши, заливая стены и двор потоками слепящего света.

Стоя в своем кабинете в административном корпусе, доктор Эдвард Питерби смотрел из окна на это укрепленное здание. Именно оттуда ухитрился сбежать сумасшедший, прикончив по пути двух дюжих санитаров.

– У него очень развитый ум, – произнес доктор Питерби, все еще глядя в окно.

Позади него полицейские и журналисты ерзали на стульях, откашливались, перешептывались. Доктор кивнул на третий корпус:

– Никто никогда раньше не убегал оттуда. Мы могли бы сказать, что это невозможно. Но ему удалось. Обладая великолепным умом и способностью к решительным действиям, он сумел убежать.

Доктор Питерби наконец отвернулся от окна и взглянул на людей, заполнивших комнату.

– До болезни, – сообщил доктор, – его IQ достигал ста шестидесяти восьми. Его можно было отнести к разряду гениев. Экономические неурядицы вынудили его заняться работой, снизившей его IQ до ста двадцати. Вероятно, тут и кроется одна из причин его появления в больнице.

Питерби помолчал. Доктор считал свои слова очень важными, однако понимал, что собравшиеся здесь люди хотят услышать совсем о другом. Но Питерби хотел, чтобы они его поняли.

– Этот человек, – настаивал доктор, – гораздо больше заслуживает жалости, а не ненависти, хотя он убил по крайней мере пять человек.., насколько нам известно, двоих до того, как попал сюда, и еще троих по пути отсюда, если считать того молодого человека, которого убил подобранный им попутчик.

Один из полицейских откашлялся и сообщил:

– Мы считаем его, доктор. По времени совпадает, способ убийства тот же, описания других водителей подходят вашему парню.

– Ладно. – Питерби сел за стол, раскинул руки по теплому дереву.

Эта куча народа в кабинете несколько раздражала доктора; принесли дополнительные стулья, и все равно их не хватало. Питерби привык к теплу и тишине своего кабинета, а сейчас он был забит людьми; и злые лица полицейских и журналистов излучали холод. Доктор привык к сумраку и покою в своем кабинете, а сейчас пришлось включить люстру. Питерби никогда не пользовался ею, доктор зажигал только настольную лампу, даже ночью. И Питерби все время слышал легкий шум нетерпеливо ожидающей группы людей.

Доктор сложил чуть согнутые ладони, соединив вместе кончики пальцев, подумал, что это символизирует его желание уползти в маленькое темное место от всех окружающих его людей, и опустил руки.

– Ладно, – снова произнес Питерби. – У вас

у всех есть фото Роберта Эллингтона; вы знаете, как он выглядит. Вы примерно знаете, что он натворил. Теперь, насколько я понимаю, вы хотите знать, каков он, что он за человек и что, по нашему мнению, он может еще сделать.

Доктор помолчал. Присутствующие ждали.

– Роберт Эллингтон, – продолжил Питерби, – как я уже сказал вам, очень умный человек. Он также исключительно хитрый человек, я вынужден с некоторым сожалением признать это. Он не был таким хитрым, когда пришел сюда. Мы старались вылечить его, когда он впервые оказался здесь, и, чтобы добиться этого, мы стремились заставить его понять самого себя и понять чудовищность того, что он совершил. Понять, что он вел себя самым ужасным и нечеловеческим образом. Он сопротивлялся нам, он и должен был так поступать. Если человек, попавший сюда, хочет сохранить себя как личность, то он и не может верить, что его действия были не правильными, чудовищными, нездоровыми. Когда он поступил к нам, то был буйным, но открытым человеком, полностью выплескивавшим себя, раскрывавшим себя сильнее, чем сам он того хотел. Но, пытаясь поставить зеркало перед ним, показать ему тайны его души, мы сами научили его, как уклоняться от откровенности в дальнейшем. Мы недооценили его, и не один раз, наверное, в результате он убежал.., но виноваты в этом мы сами, мы просто испортили все дело.

Опустив глаза, Питерби заметил, что снова сложил ладони вместе. Доктор сразу же развел пальцы, испытав внезапное раздражение, и прижал руки к столу. Глядя на них, Питерби пояснил:

– Нелегко признать такую ошибку. Это была ужасная ошибка. Методы, в разной мере приносившие пользу другим больным, причинили вред Роберту Эллингтону. Мы не приняли во внимание силу и приспособляемость его ума.

Доктор снова поднял голову, чтобы взглянуть на присутствующих.

– Это крайне важно. Приспособляемость его ума. Его способы защиты от нас были просто фантастическими. Он научился здесь превращаться в самых разных людей. До тех пор пока он вновь не стал буйным и нам не пришлось упрятать его в одиночку, он демонстрировал изумительную способность к мимикрии. Я мог бы дать вам послушать записи наших бесед того периода, и они потрясли бы вас. Он никогда не изображал одного человека дважды. Он выбирал одного из своих собратьев по несчастью и практически становился этим человеком. Его речь, его реакции, его оценки – все представляло собой почти копию оригинала. А его собственная личность проглядывала при этом, словно чье–то лицо сквозь грязное стекло. Вы видите, что он делал? У нас были отношения доктор – пациент, которых он не мог избежать, но он знал, что подобные отношения ведут к его разоблачению, а ему этого вовсе не хотелось. Поэтому он изменял взаимоотношения врача и пациента, становясь каким–то другим моим подопечным. Что бы я ни сказал ему, я слышал ответ другого человека, а если я умудрялся узнать что–то о том, другом пациенте, это никак не могло повредить Эллингтону.

Руки Питерби взлетели, лицо оживилось. Доктор почти забыл о вторжении в его кабинет.

– Вы понимаете невероятное значение того, что он придумал? Величайший ум, величайшая хитрость, огромный талант, он все подчинил выполнению своей задачи. Потенциал этого человека просто не поддается оценке. Вы и сами должны это понять. Он сумел вырваться из нашего строжайшим образом охраняемого здания. Один, не имея в кармане ни гроша. Его имя и приметы сообщили всей округе, и все же Эллингтон ухитрился скрыться от вас. Если бы мы смогли подобрать ключ к этому человеку, вырвать его из кабалы его болезни, раскрыть его потенциал, каким ценным открытием он стал бы для общества!