Полицейский звездопад (сборник)
Шрифт:
— Ранение, — кратко ответил Никифоров. — Вот, дали дослужить до отставки.
— Чечня?
— Она самая, — подтвердил тот, не проявляя, однако, ни малейшего желания вступать в разговор.
— Ну, когда на войне солдаты гибнут или ранение получают — это одно дело, а вот когда в мирное время в армии — совсем другое, — заметил Лев и, достав фотографию парня, показал ее Никифорову: — Вот он, как мне кажется, здесь у вас погиб.
Тот внимательно посмотрел на фотографию и будничным тоном произнес:
— Егор Пахомов. Хороший был парень, чистый и светлый. Земля ему пухом.
С трудом скрыв вздох облегчения, Лев пояснил:
— А ведь я именно из-за него сюда и приехал. Скажите, кто может за него мстить?
— Он детдомовский. Вроде бы у него два младших брата были и невеста. Добавить мне больше нечего, — сухо ответил Никифоров.
— Валерий Николаевич! — извиняющимся тоном сказал Гуров. — Ну не обижайтесь вы
— Не знаете вы, товарищ полковник, что это такое, когда внутри все постоянно болит, а не временами, — парировал тот.
— Ну простите меня, — совсем уже сдал все позиции Лев. — И не надо со мной так официально! Меня Лев Иванович зовут!
— Ладно! — Майор отложил свои бумаги в сторону. — Что вы хотите знать?
— Все с самого начала, — ответил Лев, демонстрируя самую явную готовность слушать.
— Мы с Лихомановым сюда вместе после училища попали. Гнилой был человечишко. Мне взвод нормальный попался, а у него были трое старослужащих, таких сейчас отморозками называют. Борис Грищенко, Григорий Гаврилюк и Юрий Герасимов. Гришка у них заводилой был. У него отсрочка от армии была, потому что он еще чуть ли не в школе женился, вот и призвали его, когда его сыну три года исполнилось. Их здесь прозвали «Три Гада». Они с самого начала скорешились и еще салагами «дедам» такой отпор давали, что их не трогали. А уж, когда они сами «дедами» стали, для молодых тут ад на земле начался. Лихоманов с Гадами быстро общий язык нашел — зачем же самому трудиться, если они за него всю работу делали. У нас много выходцев из Средней Азии было, так те, чтобы их Гады не гнобили, «травкой» откупались, которую им родственники или с оказией передавали, или сами привозили. Понятно, что это риск и статья, но ведь жизнь собственных детей дороже. Лихоманов тоже «травкой» баловаться стал. А весной 1987 года у него во взводе Егор Пахомов появился. Парень — чудо! Добрый, веселый, отзывчивый. Любили его все. А такие люди для Гадов хуже, чем серпом по одному месту. Вот они за него и взялись. В общем, через два месяца не стало Егора.
— Они его убили?
— Да, повесили, — кивнул Никифоров. — А перед этим, обкуренные, еще и поиздевались всласть.
— Вот так? — Лев протянул ему фотографии.
Никифоров внимательно просмотрел их, а потом сказал:
— Да! Так и было! А кто это?
— Сын Грищенко, единственный ребенок в семье, — объяснил Гуров. — Но сначала, как я понял, расправились с ребенком Гаврилюка или Герасимова, потому что кто-то из них Бориса письмом предупредил. После этого Грищенко перепугался насмерть и попытался сына в Москве спрятать, но его и там достали. Борис, когда об убийстве сына узнал, с тяжелейшим инфарктом слег, а уж когда ему эти фотографии и снимок Егора прислали, получил инсульт и умер. Но, как мне кажется, перед этим брата Грищенко и его родителей убили.
— Вендетта? — задумчиво протянул Никифоров и уже увереннее добавил: — Да, похоже, что она. У нас тут тоже трупов хватало.
— И здесь? Валерий Николаевич! Что было после того, как Егора убили?
— А что могло быть? Скандал никому не нужен! Тем более командир части должен был вот-вот генерала получить, а тут такое! Оформили все как самоубийство. Ну тут уж против Гадов все поднялись! Били их несколько раз смертным боем, чудом выжили. В общем, понял командир, что «светят» ему еще три трупа, вот он, какие-то связи подключив, и отправил их дослуживать в другие места. Пока шло следствие по факту якобы самоубийства Егора, его тело в местном морге находилось, а потом его на родину отправили. А осенью невеста его приехала. На вид лет шестнадцать-семнадцать. Красивая. Особенно глаза. Как два омута. Темно-темно-синие. Беременная она была, и срок уже приличный. Не поверила она в самоубийство жениха и, как уж организовала, не знаю, но гроб открыли, а там… Какое уж самоубийство, когда на парне места живого не было? Вот она и приехала за правдой. У нас тут рано холодает, а она одета кое-как, пальтишко на животе не сходится, дождь хлещет, а она возле КПП стоит и требует, чтобы ее к командиру части пропустили. Только кто же ее пустит? Так она несколько дней стояла и караулила, чуть под машину не бросалась, чтобы с ним поговорить. Не получилось. Тогда она в военную прокуратуру пошла, до самого верха добралась, а там ее тоже погнали. Женщины наши из вольнонаемных пожалели ее, у кого-то из них она все это время и ночевала, а с самого раннего утра — опять к КПП. Видимо, кто-то из женщин ей и сказал, что Лихоманов у Егора взводным был. Подкараулила она его и вцепилась, как клещ. Кричала: «Тебе жизнь человека доверили, а ты его не уберег!» Тот обматерил ее с ног до головы и дальше пошел, а она ему вслед крикнула: «Будь ты проклят!»
— Но правду она все-таки узнала? — поинтересовался Лев.
— Узнала! — кивнул Никифоров. — От меня! — твердо посмотрел он Гурову в глаза. — Не мог я видеть, как она целыми днями возле КПП стоит. Еще родила бы там раньше срока. А у нас с женой в то время уже свой малыш был, так что понимал я ее, как никто. В общем, рассказал я ей все, как на самом деле было. Мы с мужиками скинулись, кто сколько мог, дали ей, чтобы на обратный билет хватило и на первое время, и она уехала.
— Как ее звали?
— Лада. Хорошее имя, русское, настоящее.
— Она что-нибудь о себе рассказывала?
— Нет, — покачал головой майор. — Да я и не расспрашивал — не до того было, когда она живым укором постоянно перед глазами стояла.
— А о братьях Егора? Хоть сколько им лет было? — допытывался Гуров, но Никифоров только снова покачал головой. — Хорошо, теперь сам разберусь. Но вы говорили, что у вас тут тоже трупов хватало. А кто конкретно погиб?
— Ну это не сразу началось, года через три-четыре. У нас тут недалеко от КПП старый дуб был, вот там их утром повешенными и нашли. Всех троих: Лихоманова, командира части и военного прокурора. Но для начала с ними вот так же обошлись, — постучал пальцем по фотографиям майор. — Дуб потом спилили, чтобы не напоминал. Убийц так и не нашли, хотя искали очень старательно. Никто тогда и не подумал, что это к смерти Егора какое-то отношение иметь может, а вот сейчас я понимаю, что уже тогда за него мстить начали. Не думаю, что это просто совпадение.
— Какое уж тут совпадение? — хмыкнул Гуров. — Кровавую тризну кто-то по Егору справил. А откуда он был?
— С Урала, но точнее нужно в документах смотреть — тело-то мы отправляли.
— Да я сам эти данные в прокуратуре возьму. Валерий Николаевич, вы лучше найдите, пожалуйста, все, что возможно, на Гаврилюка и Герасимова. Хотя бы, откуда они призывались, чтобы была печка, от которой плясать. Конечно, они сто раз могли и переехать, но начинать с чего-то надо.
— Хотите найти тех, кто это сделал? — кивнул на фотографии Никифоров.
— Для начала хочу попытаться вычислить заказчика, потому что в нашем случае преступники никаких следов не оставили, а уж от него к исполнителям дорогу искать. — Лев достал визитку, протянул ее Никифорову: — Как только что-то узнаете, позвоните мне, пожалуйста.
Из воинской части он заехал в ресторан гостиницы пообедать, а потом направился в военную прокуратуру. Теперь Лев уже знал, что ему надо, и сразу попросил поднять из архива дело о самоубийстве Егора Пахомова. Ждать долго не пришлось, и очень скоро перед ним положили тонкую папку. Он читал и с трудом сдерживал накатившее на него бешенство — на бумаге все было до того чисто и гладко, что становилось противно. Имена трех подонков в деле даже не упоминались, а были показания нескольких солдатиков, которые, явно под нажимом, говорили о том, что рядовой Пахомов не раз высказывал желание совершить самоубийство, так как не мог привыкнуть к армейской жизни. Заключение судмедэксперта было насквозь лживым, так что после прочтения этого дела у Гурова появилось сильное желание вымыть руки.
После прокуратуры Лев поехал в областное управление полиции, где ему подняли из архива уголовные дела по убийствам Лихоманова, командира части и военного прокурора, которые произошли летом 1992 года. Дела оказались в многочисленных довольно объемных томах, от протоколов допросов всех, кто только мог располагать хоть мало-мальски ценной информацией, и заключений всевозможных экспертиз толку не оказалось, потому что непосредственных свидетелей не было. В общем, единственное, что смог вынести для себя Гуров, просмотрев все от начала до конца, это то, что совершившие преступления убийцы мало чем отличались от преступников, убивших Анатолия Грищенко. Или это были одни и те же люди? А искали их действительно очень тщательно, но смогли выяснить только, что во всех трех случаях люди, выйдя с работы, домой не попали. Лихоманов добирался домой своим ходом, так что перехватить его где-то по дороге было делом нетрудным. Водители же командира части и военного прокурора довезли в тот день своих начальников до подъездов домов совершенно спокойно и вернулись в гараж, а, приехав утром и не дождавшись их, поднялись к квартирам, но им никто не открыл — жены и того, и другого жили на дачах. Водители решили, что начальство по какой-то причине уехало на работу самостоятельно, и отправились туда же, где и узнали, что их начальников, как и некоего Лихоманова, уже нашли ранним утречком висевшими на дубе. Место или мест, где этих троих держали и воздали им должное за былые должностные преступления, так и не обнаружили. Но убийцы сильно рисковали, вывозя оттуда на тот момент еще полутрупы, чтобы повесить их для всеобщего обозрения и в назидание, так сказать, потомкам, потому что, по заключениям судмедэкспертизы, смерть всех троих произошла в результате повешения. Но откуда у убийц была такая уверенность в собственной неуязвимости? Одним словом, ничего, что могло бы пригодиться ему в дальнейшем, Лев в этих документах не нашел.