Полицейский звездопад (сборник)
Шрифт:
— Давайте на воздухе поговорим. Только вы накиньте чего-нибудь — дело-то к вечеру, прохладно становится.
Он подождал, пока она выйдет, одновременно выискивая место, где можно было бы присесть, но не нашел и, спустившись с крыльца, просто прислонился к яблоне. Любовь Сергеевна вышла в накинутом на плечи ватнике, свалила со скамьи стоявший там, судя по всему еще с осени, облупившийся эмалированный таз с тем, что когда-то было яблоками, села и сказала:
— Да и вы садитесь. Чего стоять?
Оценив состояние скамьи, Гуров решил не рисковать — она вряд ли смогла
— Любовь Сергеевна! Когда-то давно вы встречались с Егором Пахомовым.
— Ну, было дело, — кивнула она. — Только чего вспоминать-то, если его кости давно уже в земле сгнили?
— Да вот приходится. Я знаю, что вы с ним расстались, а потом пытались помириться, но у него в это время была уже другая девушка по имени Лада, тоже из Кузьмичевска. Я думаю, что вы обязательно должны были ее знать — соперница все-таки. Вот и расскажите мне о ней, — попросил Лев.
Женщина слушала его и тихонько смеялась, а, когда он замолчал, расхохоталась в голос. Она достала из кармана ватника пачку «Примы», закурила и, помотав головой, сказала:
— Надо же! Лада! Да какая она, к черту, Лада? Идка она! Сестра моя младшая!
Вот это поворот! Такого Лев никак не ожидал!
— Вот что, Любовь Сергеевна! А давайте-ка все с самого начала!
— Чего ж не рассказать? — согласилась она. — Короче, когда отца в первый раз посадили…
— За что? Когда? — уточнил Гуров.
— Да мужики возле пивного ларька что-то не поделили, вот драка и началась. А отец, когда выпьет, совсем дурак становился, вот он двух человек и пришиб. Не до смерти, правда, но крепко покалечил. Десять лет ему дали. А вот когда? — Она задумалась. — Так, Идка с 1971-го, значит, в 1970-м мне три года было. Мать тогда еще молодая была, да и красивая, вот она себе любовника и завела — Мишку Артемьева, он у нас тут в Доме культуры кем-то работал. На гармошке играл, пел. Тоже хорош собой был, бабы на нем так и висли. От него-то Идку и родила.
— То есть ее полное имя Ида? — уточнил Лев.
— Щас! — хмыкнула Люба. — У кого уж из них в голове чего замкнуло, только назвали ее Аделаидой. Каково имечко? И на трезвую голову не выговоришь. Отчество-то Мишкино у нее, а вот фамилия — Рогожина. Мать тогда с отцом развелась, наверное, думала, что Мишка на ней женится, а он все крутил, вертел — свободная жизнь ему дороже оказалась. Но деньги на Идку давал. Отец из колонии грозные письма слал, что, мол, приедет и со всеми разберется. Мать ему не писала, только я, когда уже в школе училась, — отец все-таки. А как отцу освобождаться срок подошел, мать Идку к родне в деревню отправила, а то мало ли что дураку в башку взбредет.
— Насколько мне известно, он убил вашу мать, — заметил Лев.
— И Мишку тоже. Прямо на вокзале у нас тут бутылку водки выжрал и пошел разбираться. Сначала к нему, потом сюда. Мать только и успела ему дверь открыть, а он без всяких разговоров нож в нее всадил, прямо в сердце. Я тогда в окно выскочила и к соседям побежала. В общем, дали отцу двадцать пять лет, и он уже не вернулся. Идка так в деревне и осталась, а меня там не захотели. Она же в мать пошла, такая же красивая, а я — в отца, вот они от меня и отказались.
— И вы попали в детдом, где со временем познакомились с Егором.
— Да, я еще раньше на него глаз положила, когда он у деда с бабкой жил — город-то маленький. Дело прошлое, чего скрывать, только сам он мне не нужен был, но уж очень зажиточная семья у них была. А мне после нашей нищеты хотелось хорошо пожить, чтобы копейки не считать. Вот я его и окрутила, когда он в детдом попал, хотя и тетка его, и остальные были против.
— Как же вы смогли? — удивился Гуров.
— А чем баба мужика берет? — усмехнулась она. — И вышла бы я за него замуж еще до его армии, и была бы сейчас всему пахомовскому добру законная хозяйка, и хрен бы, кто его у меня отобрал. Надька долго не протянула бы, а мальцы так в детдоме и остались, если бы… Эх, не вовремя тогда Егора черт принес, и он меня с Женькой застукал! Егор-то теленок мокрогубый был, а этот — огонь-мужик! Тоже был тогда! А сейчас? — махнула она рукой.
— Это ваш теперешний муж? — уточнил Лев.
— Он самый. Чтоб он сдох от своей водки, скотина!
— Так, Ида когда и почему здесь появилась? — вернулся к основной теме Гуров.
— Как восемь классов в деревне окончила, так сюда доучиваться приехала. Как снег на голову мне свалилась. И влюбилась она в Егора! Вот, как только увидела, так и влюбилась! И все мне, приблуда, выговаривала, как же это мне не стыдно за спиной у него с другим любовь крутить. Я тогда смеялась над ней — чего она, дура, в жизни понимает, а… — Любовь Сергеевна внезапно замолчала, задумалась, а потом, хлопнув себя по коленям, воскликнула: — Так ведь это же она, сволочуга, тогда Егору все рассказала! Не должен он был в тот день приезжать, а вот приехал! И дверь-то ему она открыла! Ну, тварь! Ну, гадина! Ну, попадись ты мне!
— Успокойтесь, дело, сами говорите, прошлое, ни исправить, ни вернуть ничего нельзя, — попытался утихомирить ее Лев. — Скажите лучше, как мне найти вашу сестру? Последний раз ее видели, когда она, приехав из той воинской части, где убили Егора, заходила в детдом, чтобы попрощаться с его братьями. Она была беременна от Егора, и срок был большой. Она к вам приехала?
— Еще чего! Да я бы ее на порог не пустила!
— Куда она могла в таком состоянии отправиться?
— В деревню! Куда же еще? — уверенно заявила Любовь Сергеевна. — Больше ей деваться некуда. Мать ее, незаконную, родила, и она туда же!
— Адрес, пожалуйста, дайте, — попросил Гуров.
Женщина поднялась и ушла в дом, а, вернувшись, протянула ему старую открытку:
— Держите! Кто-нибудь из родни там должен был остаться. Это здесь недалеко, километров пятьдесят, не больше.
— Любовь Сергеевна, скажите мне точную дату рождения Иды. Год 1971-й, а месяц, число?
— Сентябрьская она, а вот насчет числа… не помню.
— И на том спасибо. Не подскажете, здесь есть какая-нибудь гостиница?
— Да, сделали из дома приезжих что-то вроде нее, там и ресторан при ней есть.