Полиция
Шрифт:
— Пятьдесят восемь за последние тридцать лет, — сказала она. Она накрасилась, надела красное платье и была босиком. — Но в статистику Крипоса не попали норвежские граждане, убитые за границей, в этом случае надо пользоваться данными Центрального статистического бюро. И тогда это количество возрастет до семидесяти двух. Следовательно, процент раскрываемости в Норвегии выше. Начальник полиции часто повторяет это в целях саморекламы.
Харри отодвинул от нее свой стул.
— Как ты вошла?
— Я староста
Харри заметил загорелые колени и бедра под немного задравшимся платьем. Должно быть, она только что побывала в отпуске в теплых краях.
— …А процент раскрытия таких убийств в Норвегии ниже, чем в странах, с которыми нам надо себя сравнивать. На самом деле он пугающе низок.
Она склонила голову на плечо, и влажные светлые волосы упали ей на лицо.
— Вот как? — сказал Харри.
— Да. В Норвегии всего четыре следователя имеют стопроцентную раскрываемость. И вы — один из них…
— Не знаю, правда ли это, — произнес Харри.
— А я знаю.
Силье улыбнулась ему, прищурившись, как будто в лицо ей светило вечернее солнце. Она болтала босыми ногами, словно сидела на краю пристани, и не отводила взгляда от его глаз, как будто думала, что так высосет его глазные яблоки из глазниц.
— Что ты делаешь здесь так поздно? — спросил Харри.
— Тренировалась внизу, в зале для единоборств. — Она указала на рюкзак, стоящий на полу, и согнула правую руку, на которой тут же выступил продолговатый, ярко выраженный бицепс.
Харри вспомнил: инструктор по ближнему бою говорил, что она уложила нескольких парней.
— Тренировалась в одиночку и так поздно?
— Должна же я научиться всему, что требуется. Но может быть, вы покажете мне, как надо укладывать подозреваемого?
Харри посмотрел на часы:
— Скажи, разве ты не должна…
— Спать? Но я не могу заснуть, Харри. Я думаю только…
Он посмотрел на нее. Она надула красные губы и приложила к ним палец. Харри почувствовал, как в нем нарастает раздражение.
— Это хорошо, что ты думаешь, Силье. Продолжай в том же духе. А я продолжу… — Он кивнул на гору бумаг.
— Вы не спросили, о чем я думаю, Харри.
— Три вещи, Силье. Я твой преподаватель, а не исповедник. Тебе нечего делать в этом крыле здания, если у тебя нет договоренности. И для тебя я господин Холе, а не Харри. Понятно?
Голос его звучал строже, чем надо, и Харри сам услышал это. Ее глаза округлились и увеличились, практически выпучились. Силье отняла палец ото рта и поджала губы.
— Я думаю о вас, Харри, — тихо, почти шепотом сказала она и громко рассмеялась.
— Предлагаю на этом остановиться, Силье.
— Но я люблю вас, да, Харри.
Снова
Она что, под кайфом? Или пьяная? Может, пришла сюда прямо с вечеринки?
— Силье, не…
— Харри, я знаю, что у вас есть обязательства. И мне известно, что существуют правила для студентов и преподавателей. Но я знаю, что мы можем сделать. Мы можем поехать в Чикаго, где вы проходили курсы ФБР по серийным убийствам. Я могу подать документы на эти курсы, а вы…
— Стоп!
Харри услышал эхо своего крика в коридоре. Силье сжалась, как будто он ее ударил.
— Сейчас я провожу тебя до дверей, Силье.
Она непонимающе посмотрела на него:
— Что не так, Харри? Я вторая по красоте на курсе. Я спала всего с двумя парнями. Я могла бы заполучить здесь кого угодно. Включая преподавателей. Но я хранила себя для тебя.
— Уходи.
— Хочешь узнать, что у меня под платьем, Харри?
Она поставила голую ногу на стол и раздвинула бедра. Харри отреагировал так быстро, что она не успела заметить, как он сдернул ее ногу со стола.
— На моем письменном столе могут лежать только мои ноги.
Силье съежилась и уткнулась лицом в ладони, затем провела ими по лбу, по голове, как будто пыталась спрятаться в своих длинных мускулистых руках. Она плакала, тихо всхлипывая. Харри позволил ей сидеть так, пока всхлипывания не прекратились. Он хотел положить руку ей на плечо, но передумал.
— Послушай, Силье, — сказал он. — Наверное, ты что-нибудь съела. Это со всеми бывает. И вот мое предложение: ты сейчас же уходишь, мы делаем вид, что этого никогда не было, и никто из нас ни слова никому об этом не скажет.
— Ты боишься, что кто-нибудь о нас узнает, Харри?
— Никаких «нас» нет, Силье. И послушай, я даю тебе шанс…
— Ты думаешь, что если кто-нибудь узнает, что ты трахаешь студентку…
— Я никого не трахаю. Я думаю в первую очередь о тебе.
Силье опустила руку и подняла голову. Харри вздрогнул. Косметика стекала с ее лица, как черная кровь, глаза сверкали диким блеском, а внезапный хищнический оскал пробудил воспоминания о животных, которых он видел в передачах про природу.
— Ты врешь, Харри. Ты трахаешь ту сучку. Ракель. И ты не думаешь обо мне. Не так, как ты говоришь, гребаный лицемер. Ну ладно, ты думаешь обо мне. Как о куске мяса, который можно оттрахать. Который ты будешь трахать.
Она соскользнула со стола и сделала шаг в его сторону. Харри сидел на стуле, как обычно вытянув вперед ноги, и смотрел на нее с ощущением, что участвует в разыгрывании какой-то сцены, нет, в уже разыгранной сцене, черт возьми. Силье грациозно наклонилась вперед, как бы опираясь о его колено, провела пальцами по его телу, по ремню, прижалась к нему и скользнула рукой под футболку. Промурлыкала: