Полигон
Шрифт:
– Так попроси у дядечки из охраны покататься, – хихикнула я. Дан такой человек – с ним всегда весело, и не поймешь, шутит он или говорит всерьез.
– Попрошу. Мне очень хочется познакомиться с этими дядечками поближе…
– Зачем они тебе сдались?
– Затем, что если мы хотим раствориться в пространстве и материализоваться где-то в другом месте, нам очень пригодятся автоматы, снегоходы и белые куртки, которых не видно в снегу с вертолета. Потому что в такой одежде нас даже слепой увидит.
–
– Как карта ляжет, Красивая.
Во мне проснулся дух противоречия – нет, я согласна прокатиться на снегоходе. Но терпеть не могу, когда люди изображают из себя героев боевика. Я повернулась к Дану:
– Дан, охрана не ездит по Острову в одиночку. Помнишь, как они приезжали менять камеру? Два снегохода, по два охранника на каждом!
Он подошел к ледяном обрыву, с которого был виден берег Острова, отмеченный нагромождениями льда, и стал разглядывать их.
– Надо заставить их разделиться.
– Как?
– Один снегоход отстанет и сломается.
– С чего вдруг?
– Если протянуть веревку поперек лыжни, снегоход зацепится за нее и перевернется.
– И что дальше?
– Напарники слезут со второго вездехода и пойдут его вытаскивать.
– Не сразу – если они не увидят, как снегоход упал, то не пойдут.
– У них есть переговорные устройства, они сразу вызовут помощь!
– Устройства можно испортить шокером.
Чем дольше мы обсуждали детали, тем реальнее и проще казалась идея заполучить снегоход…
Мы спустились к берегу недалеко от места, где нашли шлюпку. План, который мы придумали, хорош всем, кроме одного – неизвестно, сколько нам придется брести в ожидании встречи с охраной.
Кушать уже очень хотелось, мы спрятались от вертолета под снежным карнизом, вскрыли банку консервов и давились застывшим жиром – сухое топливо у нас закончилось, у нас нет ни смелости, ни дров, чтобы соорудить костер. Я с сожалением оглянулась на развалины, приютившие нас в первый день. Строение не было отмечено на карте. Наверное, ее нарисовали раньше, чем появилась постройка. Зато на карте много всяких меток – стрелки, линии, цифры, вот маленький крестик, а еще дальше – заштрихованный карандашом треугольник. Где-то совсем рядом с нами. Если мы еще немного пройдем вперед, то узнаем, что значат эти отметки.
Пока я иду, раздумывая над картой, Дан болтает с Лешкой:
– Леха, что ты таскаешь арбалет без всякой пользы? Подстрели нам птичку на обед!
Лешка кивает, сосредоточенно сопит и приводит арбалет в действие. Стрела взвивается в синее небо, потом падает на лед. Упитанные кайры разлетелись, обиженно хлопая крыльями.
– Птицу мы все равно не сможем съесть, их надо жарить или варить…
– Опять глисты?
– Нет, еще хуже. От птичьего мяса развивается
Какое счастье, что я единственный ребенок в семье! Если бы у меня был такой занудный братец, как Лешка, я бы его утопила в ванне своими руками. Не выдерживаю:
– Нашелся семейный доктор! В твоем возрасте, Лешка, – такой возраст я пережила года три назад, – мы ели сырых голубей, и ничего. Все живы и здоровы!
Я отобрала у малого арбалет: зарядила, прицелилась и выстрелила в самую крупную и крикливую птицу.
Она плюхнулась нам под ноги, нанизанная на стрелу, как на вертел.
– Ого! – оценил Лешка.
Даже Никита остановился поглядеть на мой трофей:
– Сильный выстрел!
– Да, Анна – девушка серьезная! С ней шуточки чреваты. – Дан улыбнулся и хлопнул меня по плечу. – Ты что, действительно ставки на себя принимала?
Я отрицательно покачала головой. Даже в десятом сегменте, где преступность зашкаливает так, что на подпольный тотализатор никто не обращает внимания, вряд ли найдутся люди, готовые делать ставки на девушку.
– Как это? – не понял Никита. – Как можно принимать ставки на себя?
– Ну, как тебе объяснить, – замялась я. Некоторые очевидные для жителя «десятки» вещи сложно растолковать людям из более благополучных мест проживания. Хочется верить, что там действительно забыли об азартных играх.
– Есть люди, готовые поспорить, даже поставить свои жетоны на победу какого-то конкретного игрока. Или поставить на то, сколько человек игрок убьет, сколько дней продержится на Полигоне. Мало ли, на что можно поставить…
– Неужели в «десятке» разрешены такие вещи?
– Кто может запретить людям поспорить? – вмешался Дан. – Это не азартная Игра, а просто спор, личная договоренность.
О, знакомые слова! Так всегда объясняют новичкам. Убеждают, что ничего незаконного в тотализаторе нет и выиграть может каждый. Поэтому хозяева подпольных игорных домов и тотализатора в десятом сегменте – настоящие короли! Их авторитет значит больше, чем слово главарей уличных банд, а доходы выше, чем у спекулянтов горючим и содержателей ночлежек, вместе взятых. И не было случая, чтобы кого-то из них арестовали, судили и отправили в исправительный центр, тем более в тюрьму.
– Какая игрокам разница, кто и что на них поставил?
– Хозяева тотализатора платят ребятам за участие в Игре – процент со ставок. Если игрока знают как хорошего уличного бойца, он внушает надежды и запишется волонтером, то может получить свои жетоны еще до начала Игры…
– Зачем? – не понял Лешка.
– Чтобы семье оставить или долги раздать…
– Или прогулять самому – кому что нравится! Если хочешь, спроси у Ани: что ей нравится? Как она здесь оказалась?