Полигон
Шрифт:
— Чтоб коза не съела капусту, волк не съел козу, и коза не убежала? — хмыкнул Кащей. — Ну что ж, логично. Так и сделаем.
— Нельзя его отпускать! — вдруг раздался резкий голос Ветрякова. Лязгнул, как затвор.
Генка мельком бросил взгляд на бывшего командира. Как ни удивительно, но на его бесстрастном и невыразительном лице отразились растерянность и страх — всего на несколько мгновений и тут же пропали, да и выражение лица изменилось настолько мало, что сложно было бы заметить слабую тень этих эмоций, особенно тому, кто не был знаком с Ветряковым раньше. Но Генка заметил. Ветряк боится, что Краюха уйдет
— Боишься, что Краюха друзей приведет до того, как мы тебя отпустим?! — улыбнулся Ёж.
— Валохин, ты не лезь, куда не просят! — прорычал Ветряков. — А лучше развязал бы меня и валил бы отсюда, не твоего ума дело! С этим типом я сам разберусь.
Ишь ты, раскомандовался! Как будто он не валяется тут на полу, скрученный, как батон ветчины, а в центре плаца перед строем возвышается.
— Ветряк, ты сейчас не в том положении, чтоб приказы отдавать, если еще не понял, — снова улыбнулся Ёж. Он старался выглядеть спокойным и насмешливым, хотя в нем уже начала взводиться тугая пружина злости.
А Краюха изобразил на лице радость, но как показалось Генке, как-то немного неубедительно. И взмолился:
— Мужики, ну вы хотя бы вколите промедолу, а?! Сколько вы еще ходить будете?! А мне все это время терпеть?
— Да неплохо было бы, в воспитательных целях, — хмыкнул Кащей, но потом сжалился. — Ладно, черт с тобой… Где в твоем багаже аптечка?
Когда все трое вышли в соседний, дугообразный коридор, Генка остановился и задумчиво протянул:
— Н-да, странно как-то это все…
— Что странно? — не понял Завхоз.
Кащей молчал. И, как показалось Генке, молчал многозначительно. Хотя, может, эта многозначительность существовала только в Генкином воображении?
Ёж заглянул обратно в проем — вроде отошли достаточно далеко, отсюда пленники не услышат…
— Да встреча эта очень странная, — ответил Ёж. — Я как увидел рожу Ветрякова, так и обалдел. Получается, наши тропки деcять лет не пересекались, а потом вдруг ни с того, ни с сего пересеклись, да еще и в таком месте? Меня в Зону дела привели, и его какой-то зуд в Зону погнал… Потом уже в Зоне мы дружно премся в одно и то же место, в одно и то же время… Как ты думаешь, какова вероятность этого события, если оно произошло случайно?
Завхоз пожал плечами. В теории вероятностей он не разбирался, если вообще о ней слышал. Спросил только:
— А что он за человек?
— Долго рассказывать, — поморщился Ёж. — Взводным он у меня был. Я ж срочную служил, когда на Кавказе второй раз полыхнуло. Ну, и нашу часть туда… Короче, посмотрел я там на Ветряка. Крыша у него поехала, вот что. Убивать ему понравилось. И в мирной-то жизни был дерьмо дерьмом, обожал над солдатней поизмываться, а уж на войне-то вообще стал…
Генка махнул рукой. Потом подумал и добавил:
— Меня терпеть не мог всю дорогу…
И замолчал. Не стал говорить о том, что Ветряков весь срок службы считал его соплежуем и тряпкой. И ни к чему было говорить о том, что Генка также все полтора года Ветряка яростно ненавидел. Желал ему всяческих несчастий и мечтал увидеть, как Ветряк словит пулю или подорвется на мине. И вот теперь они встретились на «дикой территории», где Зона — закон, кровосос — прокурор. Где можно потешить свою жажду мести, и — концы в
— Эй, народ, наговорились? — Кащей тихо окликнул обоих. — Пора двигать. Но теперь — молчок. Я не знаю, что там впереди…
Оно и верно, подумал Генка. А то настолько увлеклись чужой разборкой, что чуть не забыли, зачем вообще сюда пришли.
Опять выстроились цепочкой в затылок проводнику. Пустой коридор, кафельный пол, трубы вдоль одной стены. Генка машинально отслеживал звуки вокруг — глухо стучат подошвы по кафелю, где-то капает вода, булькают кислотные лужицы, — а мысли его упорно возвращались к сегодняшнему происшествию. И не только к нему, а и к событиям недельной давности. Нагромождение случайностей настораживало… И началось это еще с загадочной двери.
«Случайно или не случайно ее электронный замок среагировал на меня? Если сканер замка банально поломался, то какого черта он не среагировал на отпечаток пальца Кащея? Ему не все равно, испорченному замку-то? Однако же он щелкнул только от моего прикосновения… Ну ладно, допустим, дверь — это чей-то замысел. В конце концов, Кащей привел меня в то подземелье. Знал, куда ведет. И каким-то макаром настроил замок на меня, отпечаток заполучить несложно. Потом следующая случайность — как мы неожиданно застряли на Ростке. Кащей словно специально дожидался того же дня, в который Ветряков на Агропром притащится, чтоб мы тут столкнулись. Может такое быть? Да запросто! Если ему указание дали, и за Ветряком следили…»
От этих мыслей по внутренностям словно прошелся неприятный, липкий холодок. Как будто некто смотрит сверху на Генку Валохина, и подталкивает его по Зоне легкими тычками в спину — словно мышку в лабиринте прутиком в нужном направлении. Вот только кому и зачем нужном? Кому и для чего понадобилась встреча Генки с ненавистным бывшим командиром?
«Кто-то хочет убрать Ветряка моими руками? Не слишком ли сложный план? Куда проще было бы купить наемника. Значит, смысл не в том, чтоб убить Ветрякова, а чтоб именно я это сделал… А простой парень Краюха? Я понятия не имею, заслуженно он пострадал или нет, но такое впечатление, что мне кто-то сверху настойчиво подсовывает лишнее доказательство того, какой Ветряков гад. Дескать, убей его — и на земле чище станет. Черт побери… Как мне все это не нравится… Как будто некто залез в мои мысли, в воспоминания, вытащил оттуда самое жгучее из нереализованных желаний и подсовывает — мол, на, Ёж, кушай, пока дают! То есть, сделай то, чего давно хотел, а тебе за это ничего не будет. Тьфу! Терпеть не могу, когда меня пытаются использовать. Особенно — если делают это непонятно для чего.»
Конечно, высказывать свои соображения вслух Генка не рискнул. А то, чего доброго, спутники сочтут, что Ежа паранойя одолела, раз ему всюду мерещатся чьи-то козни и заговоры. И главное — непонятно, чьи.
…Тело, лежащее поперек коридора, он заметил одновременно с тем, как Кащей остановился и предостерегающе поднял руку.
Приблизились. Наклонились.
Вроде бы совсем человеческое тело, если бы не босые лапы — громадные, четырехпалые. Лицо размолочено пулями в клочья и превратилось в месиво. Длинные неряшливые пряди волос, похожие на паклю, слиплись в луже свернувшейся крови.