Полигоны, полигоны… Записки инженера испытателя

Вагин Евгений Владимирович

Торпедный катер подошел к водолазному боту, директор перешел на бот и спросил, кто добровольно пойдет на поиски торпеды. Место, где она затонула, было примерно известно, но на такую глубину спускаться в легких водолазных костюмах было запрещено.

Согласился идти на дно один здоровый молодой парень. Ему помогли одеть костюм, проверили связь, стукнули по шлему, и он пошел. Торпеду нашел быстро, так как вода в озере Иссык-Куль очень прозрачная, видимость хорошая. С лебедок спустили тросы, водолаз зачалил торпеду и приготовился к выходу. Поднялся небольшой ветерок, ботик стало раскачивать, то натягивая, то ослабляя трос. По правилам с выхода из такой глубины положено сделать несколько выдержек водолаза на разных

глубинах, чтобы он не заболел кессонной болезнью. Но водолаз, зная, что торпеда с зарядом, на каждой остановке, не выдерживая положенного срока, торопил: «Поднимай быстрее!» Когда он поднялся на бот и снял костюм, у него из ушей тоненькими струйками текла кровь. Директор завода быстро отправил его на транспортировочном катере на завод, где имелась кессонная камера.

Торпеду лебедками подтянули к борту, и бот малым ходом пошел к берегу. В самом низком месте бот ткнулся носом в берег, а поскольку головная часть торпеды намного выходила за нос бота, то БЗО оказалось на суше. Регулируя натяжение тросов, лебедками торпеду плавно опустили на берег. Первыми к ней подошли два представителя КБ-25, их задачей было поставить последнюю ступень предохранения в исходное состояние и открыть головную часть.

Последняя ступень предохранения снималась с помощью турбинок: они вращались при движении торпеды от тока воды, и после определенного количества оборотов ступень предохранения снималась. Для возврата в исходное состояние нужно было торцевым ключом раскрутить турбинку в обратную сторону. Наступила наша очередь. Я расстыковал разъемы и поставил на них заглушки. Затем извлек из центральной розетки пробку с КД и передал ее Сергею Ивановичу Борисову, а взамен получил пробку с фальш-КД (закороткой). Заменив все пробки с КД, мы сделали торпеду менее опасной (на плите-отметчике все равно оставалось ВВ), после чего головную часть закрыли, торпеду стащили на воду, причалили к транспортному катеру и отправили в сборочный цех.

Еще один казус приключился уже по нашей с Борисовым вине. Дело было так. Испытания подходили к концу, и в это время пожаловали гости, какие-то чины из ВМФ в звании не ниже капитана 2-го ранга, три или четыре человека. Они присутствовали на предпоследнем пуске, прибыв к плашкоуту на МО-4. Испытания прошли удовлетворительно, гости остались довольны. Оставался последний пуск торпеды, в БЗО которой был установлен ШЗ с индексом «К», т. е. в ШЗ вместо ЦЧ стоял алюминиевый керн. Мы такой заряд называли контрольным. Для испытания торпеды с таким зарядом был выбран узкий длинный залив, в конце которого был установлен щит, при ударе о который заряд срабатывал.

При сборке торпеды «К» присутствовали представители ВМФ. Ходовую часть доставили за выгородку, чтобы состыковать ее с БЗО, но прежде надо было снарядить ШЗ электродетонаторами. Перед операцией снаряжения все люди из сборочного цеха удалялись. Согласно инструкции ТБ, в выгородке оставались два человека снаряжающих и один — контролер из числа руководителей от КБ-25. Вот тут и приключился казус.

Сергей Иванович Борисов, как ответственный за ТБ, обратился к представителям ВМФ с предложением покинуть сборочный цех на время снаряжения. Им это очень не понравилось, но пришлось подчиниться. Потом они отплатили нам по-своему. Нас, после окончания работ, обещали доставить до поселка Рыбачьего на МО-4. Но обидевшиеся на нас офицеры перед своим отъездом оставили распоряжение: «охотников» не посылать. Пришлось нам добираться на самоходке.

Последний опыт прошел удачно. Взрыв был не очень громкий — прошел под водой, зато рыбы мы собрали много. Тут были и маринка, и голый осман, и особенно много было чебака.

Хочу рассказать, как мы проводили свободное время. Иногда вместе с солдатами охраны ловили неводом рыбу. Несколько раз я ходил на охоту с инспектором спецотдела КБ-25 Иваном Даниловичем Руденко.

Он брал с собой в экспедицию ружье. Мы ходили на уток, а стреляли по очереди. Несколько раз директор завода выделял нам грузовик ГАЗ-53, и мы ездили в горы. Один раз были в Теплоключенке, где был санаторий местного значения, там мы с Сергеем Ивановичем попробовали радоновые ванны. Температура радоновых источников была около 80 градусов, но текла вода по трубам, проходившим по горной речке, и за это время остывала.

Возили нас в Джеты-Огуз, что в переводе с киргизского означает «семь быков». В этом гранитном ущелье стояли семь гранитных столпов высотой метров 20–30 с отвесными стенами. Как-то раз шофер из местных возил нас в долину цветов. Правда, добрались мы до нее с трудом, машина еле шла в гору. Когда наконец доехали, обомлели: красота неописуемая, все цвета радуги на поле. Я видел такое зрелище впервые. Иногда в заводском ДК крутили фильмы, там же был отличный бильярдный стол. Иногда ездили в Пржевальск.

Наконец работы были окончены, нужно было уничтожить оставшиеся КД и запасные части из ВВ для плиты-отметчика. Нужно было как-то их подорвать, а на заводе никаких источников высокого напряжения не было. Я пошел в транспортный цех, нашел магнето с редуктором, который при вращении давал около 10 кВ, приделал к редуктору ручку — подрывная машинка готова. Сложили остатки ВВ в металлическую банку, и на катере вчетвером переехали на противоположную сторону залива. К. Бавыкин и М. Студенецкий остались на берегу, а мы с Борисовым полезли в скалы. Забравшись на довольно приличное расстояние, я установил банку между камнями, протянул пару проводов метров на двадцать, подключил провода изолентой к контактам КД и поместил в банке с ВВ, прижав его крупным камнем. Укрылся за скалой и подключил провода к магнето. Потом крутанул ручку и взрыв. Мы пригнулись, а камни полетели к берегу, где прогуливались Бавыкин и Студенецкий. К счастью, никто не пострадал. Мы спустились на берег, и катер доставил нас к пирсу.

На следующий день шла погрузка, а во второй половине дня наша самоходка взяла курс на Рыбачье. В поселок мы пришли, когда уже стемнело. На ночлег мы устроились в трюме, кто где. Здесь же спали и солдаты охраны, и полковник КГБ Федюков. На следующий день мы должны были отправиться в Москву, но непредвиденный случай задержал нас на двое суток. Случилось вот что. Ночью нас разбудил сильный храп. Мы проснулись, но не удивились, люди по-разному спят. Потом храп перешел в хрип, к утру все затихло. А утром выяснилось, что умер один из солдат охраны. Он сменился с поста в четыре утра, и проходя мимо Федюкова, заметил стоящую бутылку, хлебнул из нее, а это оказался дихлорэтан. Полковник, как он объяснял потом, утром собирался почистить китель.

Начальник охраны сообщил о происшедшем в Москву, прибыл судмедэксперт, пригласили желающих присутствовать при вскрытии. Я и один сотрудник КБ-2 5 согласились. Вскрыв брюшную полость и грудную клетку, медэксперт дал нам понюхать печенку, легкие, а вскрыв черепную коробку, и мозги. Все пахло дихлорэтаном. Заложив мозги в брюшную полость, медэксперт со словами: «Все равно они ему больше не нужны», зашил места вскрытия. Мы подписали акт и заключение о причине смерти солдата. На следующий день состоялись похороны, и мы стали готовиться к отъезду.

За время командировки мы поистратили деньги, а впереди — еще несколько суток пути, и нужно чем-то питаться. Посмотрели свое имущество. У меня оказалась лишняя рубашка, у Борисова — брюки и кожаная куртка военных времен. Пошли на базар и сбыли все это за не очень высокую цену. Купили ведро яиц (засыпали их опилками), две буханки хлеба и пол-ящика копченого чебака, благо он был очень дешевый. На пятые сутки прибыли в Москву. Зашли в контору на Цветном бульваре и взяли аванс в счет зарплаты. А на следующий день прибыли на объект.