Полина Сергеевна
Шрифт:
— С нашей помощью, — добавил дедушка Олег.
— Все, что смогу.
Из подслушанного разговора Тайка сделала два вывода. Во-первых, можно драться. Если даже бабушка Оля дралась со своими сестрами и братом! Во-вторых, чтобы выглядеть несчастной, надо быть молчаливой и грустной. Но на ее молчаливость и грусть-тоску, которых хватило почти на час, никто не обратил внимания, да и скучно было ходить по участку печальной и безучастной. Драться можно только с Эмкой. Но он старше, сильней, хотя и после больницы. Тогда покусать его!
Тайка не просто ревновала брата к младшей сестре, а постоянно
И однажды с улицы послышался дружный детский плач. Взрослые выскочили во двор.
По траве каталась Тайка и вопила:
— Он меня ударил, он меня толкнул!
— Эмка! — воскликнула Полина Сергеевна.
— Ты что творишь? — гаркнул дедушка.
— Она первая! — крикнул Эмка. — Она меня покусала! Вот, смотрите, — показал он руку. — И еще в шею!
На его шее действительно были отчетливо заметны полукружия, оставленные маленькими зубами.
Плакала испуганная Полинька, слезы градом катились по ее щечкам, тянула ручки к маме. Лея подхватила малышку:
— Тайка, ты зачем покусала Эмку?
— Он хотел сделать больно Полиньке…
— Я-а-а? — возмутился Эмка. — Она врет! Она какая-то ненормальная! Чокнулась, с ума сошла. У нее бешенство, наверное.
На Тайку все уставились с немым недоумением, и ей стало стыдно, теперь она расплакалась по-настоящему и убежала в сад.
— Сейчас разберемся, — спокойно сказала Ольга Владимировна и отправилась вслед за внучкой.
— Эмка, — начала обескураженная Полина Сергеевна и не знала, как продолжить. — Ты… должен…
— Бабушка! Я ее не трогал! То есть не трогал, пока она не стала кусаться, а потом просто оттолкнул. Я не виноват, что она сошла с ума.
— Не спеши с выводами, — сказал дедушка, обнял за плечи растерянную бабушку и повел в дом.
— Ничего не понимаю, — призналась Полина Сергеевна.
— Меня Ольга Владимировна предупредила.
— О чем?
— Что они будут драться, кусаться и отвоевывать место под солнцем. Эх, повезло Сеньке!
— Олег, я ничего не понимаю!
— Мой генерал, вы не в тех войсках служили.
На улице Лея, успокоив младшую дочку и посадив ее снова в манеж, обратилась к Эмке:
— Не обижайся на Тайку. Знаешь, девочки иногда кусаются, они ведь слабее мальчиков, вот и пускают в ход запрещенное оружие.
— Но я ей ничего не делал!
— Она, наверное, просто хотела, чтобы ты обратил на нее внимание, или элементарно ревновала.
— Ты тоже кусалась?
— Кусалась. Пока… Между нами, ладно? Пока один мальчик не расхохотался мне в лицо: «Давай, кусай мне руки, я только что в туалет сходил и не помыл их!» Представляешь? Я чуть не умерла от стыда и отвращения, и навсегда как ножом отрезало желание в кого-то зубами вцепляться.
— О, у меня возникла идея! — воодушевился Эмка.
— Идея не мыть руки после туалета не кажется мне блестящей.
— Это другая идея.
Эмка натер руки до локтей перцем и ходил за Тайкой, всячески провоцируя ее на ссору. Но Тайка после задушевной беседы с бабушкой, которой во всем призналась, была настроена на покаянный лирический лад и на провокации не поддавалась. Эмка неосторожно потер глаза и через минуту влетел в дом плачущий, орущий: «Я слепну!»
Потом, когда все разрешилось, когда ему промыли глаза и отдраили руки, когда дедушка оттаскал его за ухо со словами: «Ты чуть бабушку и нас всех в могилу не свел!» — Эмка оказался, к удовольствию Тайки, таким же проштрафившимся, как и она.
Приехал Сеня и спросил:
— Как у вас тут дела?
— Все хорошо, — первой ответила Ольга Владимировна, хотя обычно она не торопилась говорить раньше других.
— Эмка? — Сеня почувствовал, увидел по лицам, что в его отсутствие что-то произошло. — Эмка, колись!
— Да все уже нормально, пап. Просто сначала меня Тайка покусала, а потом я натерся перцем, а она не кусалась, и перец попал мне в глаза.
— Я ничего не понял!
— Вот я смотрю на Полиньку Маленькую… — вступил в разговор Олег Арсеньевич.
Все подумали, что сейчас он заговорит о том, что подрастет Полинька и в сумасшедшем доме станет еще веселей. Но он сказал другое:
— Сидит Полинька в манежике, и деться ей некуда. Не построить ли нам, друзья, большой-большой манеж, вроде вольера для крупных собак? Будем запускать в него детей и сторожить по очереди.
— С брандспойтом и с розгами? — спросила Полина Сергеевна.
— Я так понимаю, — усмехнулся Сеня, — что денек у вас выдался интересный.
После травмы Эмке были противопоказаны любые перенапряжения: физические, психические, интеллектуальные, эмоциональные. Иными словами, ему нельзя было много читать, играть в компьютерные игры, смотреть телевизор, бегать, прыгать, кататься на велосипеде. Активного мальчика удержать в рамках подобного режима было немыслимо. Разве что действительно построить для него вольер. И хотя взрослые договорились не сдувать с него пылинки, обращаться как со здоровым ребенком, на практике получались бесконечные окрики: «Эмка, выключи телевизор! Эмка, хватит бегать! Эмка, слезь с велосипеда! Эмка, оставь в покое тяжелую тачку!..» Выручала речка. В трехстах метрах от дома она делала поворот, в излучине имелся маленький песчаный пляж. Врачи не сообразили наложить ограничения на купание, и Эмка плавал, нырял, прыгал в воду до посинения. Он загорел, окреп, и, если бы не ежик отрастающих волос на голове, никто не вспоминал бы о тяжелой болезни. В будни с детьми ходила на реку Лея или одна из бабушек. Эмка и Тайка предпочитали Лею, хотя она всегда брала с собой Маленькую Полиньку. Лея организовывала им то пикник на обочине, то соревнования по скоростному закапыванию в песок. Да и играть с ней в карточную «Монополию» было интереснее — Лее по-прежнему не везло в карты. Бабушка Поля с первого же прихода на речку принялась наводить на пляже чистоту. Велела Зафару принести бочку, куда поместили большой пластиковый стодвадцатилитровый мешок — для мусора, который Эмка и Тайка должны были собирать, еще и граблями прочесывать песок, выгребая окурки. С детской точки зрения, это была жуткая несправедливость: все мусорят, а они убирают! Но бабушка Поля проявила непреклонность: