Полина Сергеевна
Шрифт:
Дед и внук тихо переговаривались.
— Сюда что? — спрашивал Олег Арсеньевич.
— Деталь «А-пять».
— Подай мне.
— Держи.
Неожиданно Эмка замер, встал со стула, повернулся к Полине Сергеевне:
— Ба…
И упал, забился в конвульсиях.
Припадок длился пять минут, новости не успели начаться. Очнувшись, Эмка был слаб, ничего не помнил, с вялым удивлением смотрел на встревоженных родных. Утром они поехали к врачу.
Эпилепсия как последствие травмы весьма вероятна, сказал доктор, но не стопроцентна. Энцефалограмма специфической
Пока же его нельзя отдавать в новую школу. Старая — под боком, там все Эмку и бабушку знают, там можно объяснить, как действовать в случае приступа. А в новой школе сразу все новое: одноклассники, учителя — поди обрадуй их, что привели мальчика с угрозой эпилептических припадков, будьте готовы, пожалуйста.
— Может, пусть вообще в школу не ходит? — предложил Сеня. — На черта она сдалась? Пригласим учителей, пусть дома ему преподают.
— Такая социально активная личность, как Эмка, — не согласилась Полина Сергеевна, — без коллектива затоскует.
— Я буду возить его в бассейн, — поддержала мужа Лея, — в какие-нибудь кружки.
— А я посижу с Маленькой Полинькой, — вызвалась Ольга Владимировна. — Хотя, конечно, я разделяю тревогу Полины Сергеевны.
— Под колпак мальчишку? — задумчиво произнес Олег Арсеньевич. — Нам так проще, а ему каково?
— Давайте исходить из того, что говорят врачи, — сказала Полина Сергеевна.
— Они ничего толком не говорят! — зло бросил Сеня.
— Они не предлагают перевести Эмку на домашнее обучение. Что это там за возня? — повернула голову к двери Полина Сергеевна.
— Опять подслушивает! — вскочила Лея. — Это не девочка, а прирожденная шпионка! Мата Хари сопливая!
Тайка действительно подслушивала, сначала одна, потом вместе с Эмкой, которого тихо привела, — про тебя говорят.
Эмка проявлял странное задумчивое равнодушие, когда распекали Тайку. Обычно он или соболезновал, или злорадствовал — все шумно и активно, но никогда не безмолвствовал безучастно.
— Я сильно навсегда больной? — спросил Эмка с дрожью в голосе. — Что, мне даже в школу нельзя? — Разревелся и убежал.
— Если ты! Еще раз! — Красная и злая, Лея с кулаками пошла на дочь. — Нет, именно в этот раз! Ты сейчас получишь!
Сеня перехватил жену, обнял:
— Тихо! Успокойся! Тайка, брысь отсюда!
— Поговорили, называется, — буркнул Олег Арсеньевич. — Сейчас Полиньку Маленькую разбудят, — кивнул он в сторону комнаты, где рыдали дети.
— Я предлагаю до Нового года, две четверти, — поднялась Полина Сергеевна, — ничего не менять. Эмка не переезжает и ходит в старую школу. А там посмотрим. — Хотела идти успокаивать внука, и все именно этого ждали от нее. Но вдруг остановилась: — Сенька, Лея, поговорите с ним.
«До Нового года ты дотянешь, — сказала она себе мысленно. — И пора уступать место родителям».
На августовскую встречу Полина Сергеевна предложила домочадцам остаться, не уезжать в Москву. Полина Сергеевна гнала от себя мысль, что этот праздник будет для нее последним, но вместе с тем сознавала, что скорее всего так и случится. Друзья в один голос говорили о том, что она постройнела, похорошела и выглядит как молоденькая девочка.
— Со спины и при слабом освещении, — отшучивалась Полина Сергеевна.
Среди их приятелей не было врачей-онкологов, которые увидели бы грозный симптом в потере веса, и похудение приписывалось переживаниям, связанным с травмой и болезнью внука.
В этом году участок был украшен особенно красиво — Лея с детьми сделали гирлянды из бумаги и цветов, Сеня по периметру беседки развесил маленькие лампочки.
Когда гости расселись за длинным столом, Олег Арсеньевич традиционно начал:
— Все свое…
Ожидали, что он заведет речь об овощах и консервах, но Олег Арсеньевич указал на родных:
— Свои дети, свои внуки, своя теща. — Он кивнул в сторону Ольги Владимировны. — И своя жена!
— Чехов в «Вишневом саде», — первой отреагировала Леночка, — говорил, что дачники размножаются до необычайности.
— Выращивание жены ему удалось особо, — подхватил Леночкин муж.
— Точно! — согласился Олег Арсеньевич. — Братцы, какая у меня жена! Я иногда думаю, даже когда трезвый, а сейчас я пока трезвый, поэтому у меня что на уме, то и… — запнулся он. — Словом, как на духу! Я, вы знаете, государственник, служу отечеству не за страх, а за совесть, но иногда мне кажется, что я родился для того, чтобы встретить Полиньку и любить ее. В этом смысл моего появления на свет, и радость, и счастье, и наслаждение, и бессмертие в лице внуков.
Олег Арсеньевич задал тон, и все с готовностью подхватили, словно давно искали возможность выразить Полине Сергеевне свое восхищение. Она понимала, что нужно остановить восхваления, оборвать шуткой. Но ничего кроме: «Спасибо, друзья! Вы устроили репетицию моих поминок!» — не приходило в голову. Говорить о поминках не хотелось. И она слушала с улыбкой, впитывала каждое слово. Делала скидку на то, что преувеличивают, гиперболизируют, напускают пафоса, — и наслаждалась этим неожиданным подведением нравственных итогов своей жизни.
Говорили о мудрости Полиньки, ее деликатности, умении отделить важное от второстепенного и сосредоточиться на главном, о ее конструктивной доброте и потрясающем чувстве юмора. Друзья не просто перечисляли благородные качества Полиньки, а приводили примеры, вспоминали случаи, истории, ее фразы, характеристики, заключения. Полина Сергеевна поразилась, сколько они помнят того, что она давно позабыла.
Она слушала несколько отстраненно — словно разговор шел не о ней самой, а о другой женщине, за которую Полина Сергеевна ответственна, воспитанию, наблюдению за которой посвятила жизнь, словно достоинства этой женщины ей можно записать на свой счет. Казалось, друзья никогда не выдохнутся, они сошлись в общем порыве — высказать то, что давно накопилось в душе.