Полисексуал
Шрифт:
Игорь как-то говорил мне, что он изучает эти искусства и мог бы начать обучать и меня – дело, в общем-то, полезное. Я понача-лу отказался, но теперь это стало просто необходимым – ребята могли попросить показать, что мы уже умеем. Не показывать же им то, чем мы с Игорем действительно занимались. Пришлось по-сле любовных утех изучать ещё и боевые искусства. Полчаса при-шлось тратить на боевые искусства, но основным приёмам, прав-да, не восточным, а отечественного самбо, Игорь меня обучил.
Олег, конечно же, проболтался ребятам, и к концу пребывания
лагере
Но вот и наступил конец нашей с Игорем лагерной «лафе», и мы возвратились в Тбилиси. В последние наши встречи мы ли-хорадочно думали и обсуждали, как продолжить наши встречи в новых условиях. У Игоря дома встречаться нельзя – полная квар-тира людей. Решили попытать счастья у меня, но тоже возникли трудности. Мы учились в школе в те же часы, что и работала там
30
мама. Но по субботам и воскресеньям мама по утрам уходила в церковь и бывала там достаточно долго. Она не только молилась, а ещё выполняла там какую-то работу, то ли участвовала в цер-ковном хоре, то ли ещё что.
рассказал маме про мои спортивные тренировки с Игорем,
она одобрила их, справедливо считая, что занятия боевыми видами спорта вырабатывают мужество и помогают отстаивать свою честь. Игорь очень понравился маме своим мужественным видом и силой.
– Вот из него вырастет настоящий мужчина, а не то, что из этих танцоров получается! Не мужское это дело – танцы, – мама всё не могла простить папе его сексуальную ориентацию, – вот спорт – это другое дело!
Квартира у нас была двухкомнатная и у меня была своя комна-та. В этой-то комнате мы расстилали импровизированный татами
по субботам и воскресеньям занимались боевыми искусствами. Это когда мама приходила домой, а её отсутствие наши искусства были отнюдь не боевыми, а гораздо более гуманитарного плана.
Мы очень боялись неожиданного возвращения мамы и не могли позволить себе раздеться. Тренировались мы в майке и трусиках, и максимум, что могли позволить себе, это немного приспустить трусики. Чтобы лечь на татами, или на постель, мы не могли и помыслить. Поэтому пришлось поменять нашу неж-ную любовную позицию на примитивную позицию рядовых го-мосексуалистов. «Она» наклонялся вперёд, опираясь на стол, а «он» пристраивался к «ней» сзади. Тоже было хорошо, но какое сравнение!
Но нет худа без добра – страх перед появлением мамы помог нам применить ещё один сексуальный приём, который можно было выполнять даже одетым в смокинг или костюм-тройку. Этот приём можно было применить, даже если мама выходила «на ми-нутку» в магазин или поговорить к соседке. Мы принимали ци-вильный вид за ту минуту, которая отделяла звук открываемой входной двери и возможный визит мамы в мою комнату.
Однажды Игорь после школы зашёл ко мне домой по какому-то делу, то ли книгу какую-то взять, то ли ещё что. Мама была дома,
31
но
Игорем остались вдвоём. Крамольные мысли пришли в наши головы незамедлительно, но мы были одеты в форму, обязатель-ную в нашей школе. Что делать? Я становлюсь на колени, рассте-гиваю ему, простите ширинку, и экстренно достаю успевший тут же окрепнуть и превратиться в «палочку», «хвостик». Целуя этот «хвостик», я начинаю делать с ним то же, что делают с морожен-ным «эскимо». Игорь испугался было, но быстро оправился и стал помогать мне встречными движениями. Возбуждённый этим но-вым приёмом Игорь, завершил акт несколько быстрее, чем при обычных, или правильнее, привычных приёмах.
Десятью годами позже я прочитал книгу известного политиче-ского деятеля Эдуарда Лимонова «Это я – Эдичка!». Там подробно во всей красе описан этот сексуальный приём, испытанный авто-ром книги на незнакомом чернокожем парне Крисе. Эдичку по-разил вкус жидкости, излившейся из «хвостика» Криса, он назвал этот вкус самым живым из всех вкусов. Но Крис был незнакомым для Эдички человеком, чернокожим криминальным парнем с улицы, а Игорь тогда для меня был самым любимым в мире че-ловеком. Можете представить себе, какого вкуса была для меня вышеупомянутая жидкость, принадлежавшая сначала Игорю, а потом уже – и мне?
Мы мгновенно привели себя в порядок и потом долго сидели до прихода мамы. И для Игоря, и для меня, то, что мы с ним со-вершили, было новым для нас, это было постижением какой-то тайны, прекрасной, увлекательной и греховной. То новое, что мы
ним «открыли для себя», позволило нам не только сблизиться до недоступных ранее пределов, но и использовать недоступные ранее возможности для этого сближения. Мы ухитрились сбли-жаться даже тогда, когда моя мама находилась в соседней комна-те и смотрела там телевизор. Мы подпрыгивали в лифте, и когда он останавливался, использовали и эту возможность до прихо-да мастера, которого сами же и вызывали. Даже в зашарпанном тбилисском кинозале в так называемом «Клубе кооператора», мы садились на пустой задний ряд и осторожно предавались нашей любимой игре.
32
Но самым удачным открытием, по крайней мере, в деле осво-ения новых помещений, оказались бани. В Тбилиси было много домов старой постройки, лишённых ванны или душа, и люди це-лыми семьями ходили в бани. Нет, не в общие для обоих полов, наподобие немецких, а обычные «номера», начиная от скром-ных душевых и кончая шикарными «люксами». Вы бывали когда-нибудь в банном номере «люкс» с широченными ваннами, мяг-кой мебелью, плюшевыми занавесками, и столами для закуски с выпивкой? Если не были, то вряд ли найдёте теперь такой, если только не в Тбилиси, где возможно сохранилась эта музейная редкость. И, наверное, вы догадываетесь, какие группы населе-ния чаще всего посещали такие номера? Да, вы правы, они са-мые, только богатые. Те же, но бедные, например, как я с Игорем, посещали номера обычные, а чаще – простые помывочные душе-вые, только, разумеется, отдельные, запирающиеся на защёлку.