Политическая лирика

Райзман Виктор

Любовь людей и их благоговенье.

– Народ у нас безграмотен и сер,

Сложны ему библейские анналы.

Склоните Б-га на скульптуры, сэр,-

Подначивали Папу кардиналы.

Ваяние как веры атрибут

На всех материках иметь неплохо.

Пускай Он снимет со скульптур табу,

Чтоб Возрожденья началась эпоха".

Взмолился папа Римский, и Г-сподь,

Подумав, согласился, с долей риска:

– Авторитет мой только не испорть

Фигурами страшилищ греко-римских.

Такие уваженье и почёт

Я

окажу одним лишь христианам.

У иудеев, как всегда, Исход,

А мусульманам первобытным - рано.

И выслушай внимательно меня,-

Творец продолжил, очи грозно щуря.-

Лишь кто-то возомнит, что мне ровня,

То в дьявола такого превращу я".

И вот пришёл в Европу Ренессанс.

Буонарроти вместе с Донателло

Не упустили свой священный шанс,

Вернув искусству каменное тело.

А дальше - больше: рыцари, цари

И датская "Русалочка" вдобавок,

Над Рио-де-Жанейро воспарил

Христос-Хранитель, выше всех по праву.

Героев книг любимых длинный ряд

И Нельсона колонна, и "Мыслитель",

И Неизвестный каменный Солдат -

Во все века и жертва, и спаситель.

Мир изваяний верой подкреплён.

А там где нет религии свободы,

В кроваво-алом зареве знамён

Вождям возводят статуи народы.

– Наш вождь - ведь он и бог наш,-

говорят,

Считая, что умом светлы и здравы.

Не замечают, что страна их - ад,

А вождь страны и в самом деле - дьявол.

Но рушится берлинская стена.

Предсказанное нынче явью стало:

Гееной пожирается страна

И статуи сметают с пьедестала.

Читатели, старался я для вас.

Не возразит никто наверняка мне:

Не Б-га нужно людям создавать,

А лишь самих себя - живых и в камне.

Санта Моника, октябрь 2013

Берлинская стена

Лихие помню времена,

Нелёгкие, ещё бы:

Была Берлинская стена

Построена Хрущёвым.

Чтобы на Запад не утёк

Поклонник ярый Бонна,

Взошла свободы поперёк

Преграда из бетона.

Сто километров - не пустяк

По улицам и речкам,

И пули гибельно свистят

Вслед беглым человечкам.

Через асфальт, через леса,

Пруды, погосты, скверы

Шла отчужденья полоса

Как символ разной веры.

Не мог ни человек, ни зверь

Прокрасться незаметно...

Всё

это в прошлом - ведь теперь

В музее стенка эта.

Не надо санкцию просить,

Чтоб долг отдать сыновий:

Свободно едет к маме сын

Из Дрездена в Ганновер.

Столбы, заборы снесены,

Смешалось населенье.

Но соблюдают кабаны

Границу. И олени.

Дойдёт кабанчик, например,

К зарытому оврагу

И вспомнит: он из ГэДээР,

Он в эФэРГэ - ни шагу!

Ни через низ, ни через верх,

Лишь до черты предельной.

Нет, всё же зверь - не человек,

Он до конца идейный.

Санта Моника, ноябрь 2013

Наши миллионы

И Витте, и Столыпина правления,

Когда вступал в права двадцатый век,

России дали прибыль населения

На сорок миллионов человек.

Недавно иго крепостное сгинуло

И до земли дорвались мужики.

Теперь им есть над чем сгибаться спинами,

Нужны в подмогу дочки и сынки.

И деток нарожали бабы крепкие,

Мужицкий пот нутром своим вкусив.

Завещано издревле было предками

Плодить народ для прочности Руси.

Но мировая первая нагрянула,

Остановился добрый тот прирост.

Два миллиона в твердь земную кануло

Без труб оркестров и надгробных роз.

И сразу следом вспыхнула гражданская,

Страну окрасив в красно-белый цвет.

Сошлись в сраженьи минины с пожарскими,

Двух миллионов снова нет-как-нет.

Потом, чтобы страна отмылась начисто

От тех, кто назван был "народа враг",

В глухую тундру вывезли кулачество,

Интеллигентов бросили в ГУЛАГ.

Столыпинскими длинными вагонами

Забит коммунистический Турксиб.

Мы с десятью простились миллионами,

Досель себе их гибель не простив.

Потом войной Отечественной грозною

Прошёлся враг по нашей стороне.

Спасли нас зимы русские морозные

И миллионы павших на войне.

Их двадцать шесть с шестью нулями