Политические портреты. Л. Брежнев, Ю. Андропов
Шрифт:
В 1950–1960-е годы у нас в стране не применялся термин «публичный политик». На такую роль могли претендовать тогда лишь несколько человек, и в первую очередь сам Хрущев. Заведующий отделом ЦК не имел ни возможности, ни права быть публичным политиком. Его влияние было велико, но он работал практически анонимно, принимая решения в тиши кабинета, а в более сложных случаях обращаясь с советами и рекомендациями к лидеру партии и государства. Андропов строго следовал этому правилу, и хотя работы у него всегда было много, о его деятельности в аппарате ЦК КПСС мы почти ничего не знаем.
У отдела, которым руководил Андропов, в 1957–1961 годах было не так уж много проблем с Болгарией и Чехословакией. Сложнее складывались отношения с Румынией, которая в начинающемся идеологическом конфликте с КПК все более открыто принимала китайскую сторону. К тому же у больного румынского лидера Г. Георгиу-Дежа появился заместитель и преемник – Николае Чаушеску, амбициозное и надменное поведение которого вызвало уже в конце 50-х годов ряд протокольных конфликтов. Существовало немало проблем и с Польшей, где новый лидер В. Гомулка занимал все более консервативные позиции в политике и идеологии и терял популярность в стране. Особенно много затруднений было в отношениях с Албанией и с Югославией. Сближение между Хрущевым и Тито, которое наметилось в 1955–1956 годах, оборвалось после ареста Имре Надя в Будапеште и речи Тито в г. Пуле, где он обвинил советских руководителей в вероломстве и назвал их всех «сталинистами». И хотя дело не дошло до
140
Новое время. 1993. № 16. С. 34.
В ноябре 1957 года Юрий Андропов участвовал в подготовке и проведении Международного совещания представителей коммунистических и рабочих партий социалистических стран. Сразу же после этого совещания состоялось еще более широкое совещание представителей коммунистических и рабочих партий более чем 60 стран мира, прибывших на празднование 40-летия Октябрьской революции. Стенограммы этих совещаний не были опубликованы. Уже тогда между отдельными партиями или группами партий выявились разногласия, которые эти партии не хотели выносить даже на суд коммунистической общественности.
После июньского Пленума ЦК и смещения маршала Г. К. Жукова с поста министра обороны СССР лидирующее положение и власть Хрущева значительно усилились. Однако в это же время, не без влияния драматических событий в Польше и Венгрии, произошло существенное изменение многих важных принципов, ранее регулировавших отношения между СССР и странами Восточной Европы. Степень свободы социалистических стран в решении внутренних и внешних проблем заметно возросла. Эти сдвиги должны были признать и многие из наиболее внимательных западных аналитиков. В одном из докладов Института исследований коммунистических стран при Колумбийском университете в США можно прочесть: «Попытки Хрущева создать в Восточной Европе жестко связанную и все же подвижную систему, как и отдельные его успехи в этом направлении, хорошо известны… Хрущев по-новому сформулировал теоретические принципы равенства между правительствами социалистических государств. Исходя из этих принципов, он рассматривал Варшавский Договор и Совет Экономической Взаимопомощи как орудия обеспечения более прочной “жесткой связи” как между СССР и странами Восточной Европы, так и между ними самими. В то же время Хрущев более энергично по сравнению с его предшественниками и преемниками подчеркивал необходимость подвижности стран Восточное Европы, которую считал столь же важной для достижения советских целей, как и “жесткую связь”… Несмотря на противоречия между концепциями Хрущева и его необычными методами, следует признать, что он все же старался оживить коммунистическую систему, сделав ее более привлекательной и более устойчивой. Ломая жесткие рамки сталинской системы, Хрущев проводил такую же политику непосредственно в СССР. И это косвенно влияло на внутриполитическое положение стран Восточной Европы. Влияние хрущевских мероприятий в странах Восточной Европы было огромным – как в области межгосударственных отношений, так и во внутренней политике. Восточноевропейские государства постепенно начали приучаться защищать свои права… по крайней мере, эти страны могли отстаивать свои отличия в масштабах, которые при Сталине были немыслимы. При Хрущеве возник климат, благодаря которому руководство стран Восточной Европы могло добиться в отношениях с Советским Союзом определенной автономии. Тем самым восточный блок приобрел некоторые типичные черты межгосударственных союзов – он мог оказывать давление на своего основного партнера – СССР, мог вести с ним переговоры. Достигнутая странами Восточной Европы автономия стимулировала перемены в их внутренней политике» [141] .
141
Проблемы Восточной Европы. Н.-Й., 1981. № 2. С. 10–11.
Юрий Андропов и его отдел в ЦК КПСС принимали участие в проведении этой политики. Уже в первые три года работы в ЦК Юрий Владимирович побывал во всех странах Восточной Европы и лично познакомился с их лидерами. Особенно трудными оказались для него поездки в Югославию и Албанию. Андропов приезжал сюда и в составе больших делегаций, возглавляемых Хрущевым, и в составе небольших конфиденциальных делегаций, работа которых не освещалась в печати. Личная роль Андропова в решении международных проблем в конце 1950-х годов не особенно заметна, хотя ее нельзя считать незначительной.
Имя Андропова мало что говорило тогда даже партийным чиновникам и работникам партийной печати. «Первая моя встреча с Юрием Владимировичем Андроповым, – писал в своих воспоминаниях публицист Федор Бурлацкий, – состоялась в начале 1960 года. Был он тогда одним из заведующих в одном из многих отделов ЦК. И я почти ничего не слышал о нем до того, как стал редактировать его статью в журнале “Коммунист”. Он пожелал встретиться со мною непосредственно… Он уже тогда носил очки, но это не мешало разглядеть его большие голубые глаза, которые проницательно и твердо смотрели на собеседника. Огромный лоб, большой внушительный нос, толстые губы, его раздвоенный подбородок, наконец, руки, которые он любил держать на столе, поигрывая переплетенными пальцами, – словом, вся его большая и массивная фигура с первого взгляда внушала доверие и симпатию. Он как-то сразу расположил меня к себе еще до того, как произнес первые слова.
– Вы работаете, как мне говорили, в международном от деле журнала? – раздался благозвучный голос.
– Да, я заместитель редактора отдела.
– Ну и как вы отнеслись бы к тому, чтобы поработать здесь у нас, вместе с нами? –
– Я не думал об этом, – сказал я… – Не уверен, что буду полезен в отделе. Я люблю писать…
– Ну, чего другого, а возможности писать у вас будет сверх головы. Мы, собственно, заинтересовались вами, поскольку нам не хватает людей, которые могли бы хорошо писать и теоретически мыслить» [142] .
142
Бурлацкий Ф. Русские государи. Эпоха реформации. М., 1996. С. 163–164.
Еще в начале 1958 года Н. С. Хрущев принял на себя руководство Советом Министров СССР, сосредоточив в своих руках все главные рычаги власти в стране. Хрущев лично решал главные вопросы не только внутренней, но и внешней политики, мало прислушиваясь к мнению своего нового министра иностранных дел А. А. Громыко. По свидетельству дипломатов и партийных работников, Хрущев ценил советы Бориса Пономарева и Юрия Андропова, но действовал часто им вопреки. Иной, гораздо меньшей, чем позднее при Брежневе, была и роль Суслова: у Хрущева не было в аппарате «главного идеолога». Все это служило причиной нередких и грубых ошибок во внешней политике. Известно, что отношения между Советским Союзом и Китайской Народной Республикой уже в 1957–1959 годах развивались не лучшим образом. Этому имелось немало объективных, но и субъективных причин. Между ЦК КПСС и ЦК КПК шел обмен конфиденциальными письмами, которые становились все более резкими. Тексты писем со стороны ЦК КПСС готовились и редактировались в отделе Андропова. Однако Хрущев нередко вмешивался самым неожиданным образом в этот идеологический спор. Можно не сомневаться, например, что такое важное и имевшее далеко идущие последствия решение, как приказ всем советским специалистам, работавшим в Китае, немедленно покинуть свои рабочие места и вернуться в СССР, было принято Хрущевым единолично. Такого неразумного во всех отношениях – по условиям 1960 года – решения не могли подсказать ни Суслов, ни Андропов. Отзыв 1600 советских специалистов и резкое сокращение всех других видов экономической помощи и сотрудничества нанесли значительный ущерб Китаю, который и без того с трудом преодолевал последствия «великого скачка».
Углубление конфликта между КПСС и КПК, а также между КПСС и компартиями Италии, Румынии и Албании потребовало созыва нового Международного совещания коммунистических и рабочих партий. В его подготовке активно участвовали отделы ЦК, возглавляемые Пономаревым и Андроповым. Совещание, наиболее представительное за всю историю коммунистического движения, состоялось в ноябре 1960 года: в Москву прибыли делегации 81 партии со всех континентов мира. Совещание не свидетельствовало, однако, об усилении мирового коммунистического движения, и оно не остановило развития в нем внутренних противоречий и конфликтов, обострившихся уже на следующий год. Полная стенограмма Международного совещания не публиковалась. Общественность узнала только содержание Заявления компартий и их Обращения к народам всего мира. Эти документы, полные компромиссных формулировок, быстро забылись.
Развитие ситуации в Китае не зависело от ЦК КПСС, и международные отделы ЦК могли ее только изучать и комментировать, направляя по этому поводу информационные записки другим компартиям. Другое дело – ситуация в Западном Берлине, который входил в зону прямой ответственности Советского Союза. Два немецких государства – ФРГ и ГДР не входили еще в Организацию Объединенных Наций. ФРГ, однако, являлась важным участником военного блока НАТО, а ГДР вошла в военную организацию Варшавского Договора. Несмотря на враждебные отношения между этими государствами, у них не имелось обычных государственных границ. Существовала лишь «секторальная» граница, установленная в 1945 году союзниками при разделении Германии на зоны оккупации. Она не служила препятствием для передвижения немцев из одного государства в другое. Чисто символической можно считать и границу между Западным и Восточным Берлином. Город имел единую систему транспорта и единое коммунальное хозяйство. Многие граждане Восточного Берлина работали в Западном, и наоборот. Для передвижения из одной части Берлина в другую не требовалось никаких документов. Все это создавало немалые трудности для Восточной Германии, которая и раньше являлась менее развитой в экономическом отношении и сильнее пострадала от военных действий. Общий уровень жизни в ГДР был ниже, чем в ФРГ. Власти ГДР не слишком огорчились, когда с Востока на Запад ушли бывшие промышленники, крупные и средние землевладельцы, богатые крестьяне, недовольные происходящими в ГДР социальными преобразованиями. Все чаще, однако, из ГДР в ФРГ уходили квалифицированные рабочие и дипломированные специалисты. Такая «утечка умов» являлась существенной потерей для ГДР. Отделы ЦК внимательно изучали сложившуюся ситуацию. Еще 25 августа 1958 года Юрий Андропов направил в Политбюро записку по германской проблеме. В ней говорилось: «Отдел ЦК КПСС располагает данными о том, что за последнее время значительно увеличился уход интеллигенции из ГДР в Западную Германию. Если общее количество населения, ушедшего в последнее время из ГДР, несколько снизилось, то количество переходов на Запад интеллигенции по сравнению с прошлым годом увеличилось на 50 %. За первые 6 месяцев этого года из республики ушло 1000 учителей, 518 врачей, 796 человек из числа технической интеллигенции, 844 учащихся специальных школ, а также ряд видных ученых и специалистов. В республике уже начинает ощущаться острый недостаток различных специалистов, технической интеллигенции и особенно врачей. Обращает на себя внимание тот факт, что среди уходящих в ФРГ много таких людей, которые раньше лояльно относились к народно-демократическому строю и политике СЕПГ. Руководство СЕПГ объясняет причины ухода интеллигенции из ГДР более высоким жизненным уровнем в Западной Германии. Однако из заявлений самих перебежчиков видно, что их уход объясняется не столько материальными причинами, сколько политическими. Из ГДР ушли многие специалисты, которые получали зарплату по 4–5 тысяч марок, имели хорошие квартирные условия, а иногда и собственные машины… Как видно из ряда немецких сообщений, основная причина ухода интеллигенции на Запад заключается в том, что многие организации СЕПГ неправильно относятся к работникам умственного труда, не считаются с их нуждами и запросами, что усиливает их недовольство. Большая часть интеллигенции выражает свое несогласие с решениями ЦК СЕПГ об обязательном изучении интеллигенцией диалектического материализма и социалистической перестройке высшей и народной школы… Вместо постоянной кропотливой работы с интеллигенцией первичные партийные организации, особенно в университетах Ростока, Берлина, Йены, Галле и Лейпцига, допускают грубое командование и окрик. Особенно недопустимые извращения и ошибки имеются в отношении первичных партийных организаций к старой интеллигенции, прослойка которой является в ГДР очень большой. Многие работники СЕПГ склонны рассматривать всех представителей старой интеллигенции, как консерваторов, не желающих участвовать в социалистическом строительстве… Ввиду того, что вопрос об уходе из ГДР на Запад работников умственного труда приобрел в настоящее время особенно острый характер, было бы целесообразным переговорить об этом с т. Ульбрихтом, используя его пребывание в СССР, высказать ему наши опасения по данному вопросу…» [143] На записке стояла резолюция: «Ознакомить секретарей ЦК» и пометка: «Беседа с тов. Ульбрихтом по этому вопросу состоялась 16 октября 1958 г.». С документом ознакомились и расписались секретари ЦК КПСС М. Суслов, А. Кириленко, Н. Мухитдинов, Е. Фурцева, А. Аристов, Л. Брежнев.
143
Публикация 3. Водопьяновой // Куранты. 1993. 14 авг.