Полководцы Древней Руси
Шрифт:
— Слава не погибнет! — сурово заверили воеводы и поклялись сложить головы, но не посрамить славы русской. Следом за ними принесли клятву все воины, а волхвы скрепили клятвы новыми жертвоприношениями.
Наступило 22 июля, день последнего сражения под стенами Доростола. На этот раз войско вывел в поле сам князь Святослав. Он велел накрепко запереть городские ворота, чтобы никто из воинов не помышлял искать спасения за стенами, но думал только о победе. Или о смерти, если боги не признают руссов достойными победы.
Руссы не стали ждать, когда катафракты начнут свои обычные
Император Цимисхий видел, что в прямом бою руссы одолевают византийцев, и, оставив против русской фаланги пехоту полководца Петра и патриция Романа, послал отборную конницу Варды Склира в обход. Остальные катафракты спешились, чтобы усилить пехотный строй.
Неожиданное появление в тылу вражеской конницы заставило руссов приостановить свое победное шествие. Натиск на пехотные таксиархии полководца Петра и патриция Романа ослабел. Но сражение продолжалось с прежним упорством, и всадники Варды Склира тщетно атаковали руссов, повернувшихся к ним лицом. Император с «бессмертными» снова вынужден был вступить в бой. Из византийских рядов нарочно кричали, что князь Святослав тяжело ранен, но руссы не поверили и не поддались панике. Многие из них видели, как князь в бле-стящей кольчуге появляется в самых опасных местах, воодушевляя воинов. Святослав почувствовал, что наступает критический момент сражения, когда полководец должен бросить на весы победы последнее, что у него осталось, — личное мужество…
Но, как показалось воинам, стихийные силы природы в тот день были против князя Святослава. С юга надвинулись на Доростол черные грозовые тучи. Шквальный ветер ударил в лицо русским воинам, пыль ослепила глаза, а потом хлынули потоки косого стегающего дождя. Едва слышны были в свисте ветра сигналы труб, но руссы уловили их тревожный зов, разом повернулись, закинули щиты за спины и двинулись к Доростолу.
Всадники Варды Склира поспешно расступались, освобождая им дорогу. Препятствовать отступлению руссов было так же бессмысленно, как пытаться хрупким плетнем остановить горную лавину: масса тяжело вооруженных пехотинцев задавила бы катафрактов…
Снова в зале доростольского дворца собрался комент — совет военачальников. Воеводы подсчитывали потери. Погибло пятнадцать тысяч воинов… Потеряно двадцать тысяч щитов… Многие дружинники получили раны и теперь способны сражаться в половину прежней силы…
Почему же так спокоен князь Святослав? Или делает вид, что спокоен, чтобы поддержать веру в победу? Или действительно считает сегодняшний кровопролитный бой победой?
Князь Святослав мог бы объяснить воеводам, что иного исхода сражения он и не ждал. Победить многотысячное, сытое и отдохнувшее войско императора Цимисхия было почти невозможно. Но то, что задумано Святославом, было достигнуто: византийцам нанесены тяжелые потери, и последние надежды Цимисхия на скорое завершение войны рассеялись как дым. Еще немного продержаться, и Цимисхий будет умолять о мире…
— Передайте воинам — жертвы не были напрасными! — заключил Святослав речи воевод. — Цимисхий не забудет нынешней бойни! Укрепитесь духом и ждите!
Воеводы кланялись и, придерживая левой рукой ножны мечей, выходили из зала, а вслед им неслись многократно повторенные слова князя: «Ждите! Ждите! Ждите!..»
А сколько еще осталось ждать? И чего?
Этого они не услышали от князя Святослава, и только глубокая вера в счастливую звезду предводителя войска удерживала их в повиновении.
Ночью к воротам Доростола подошел человек в плаще патриция, с горящим факелом в руке. Десятнику воротной стражи, высунувшемуся в бойницу, он крикнул:
— От императора — к князю руссов!
Тяжелые створки ворот слегка приоткрылись, пропуская посланца императора…
Сам князь Святослав не пожелал разговаривать с византийцем. Князю прилично принимать посольства от соседних государей, а не тайных послов, которые неизвестно с чем пришли. Святослав приказал проводить византийца в парадный зал, поручил Свенельду выслушать предложения Цимисхия, если посол действительно пришел от императора, а сам остался в небольшой комнате, отделенной от зала пологом из тяжелой ткани.
Вскоре в комнату вошел Свенельд и плотно задернул за собой полог:
— Княже! Греки просят мира!
— На чем хочет замириться Цимисхий?
И Свенельд, медленно загибая пальцы, принялся перечислять:
— Мы должны отдать грекам Доростол… Отпустить пленников… Покинуть Болгарию и возвратиться в свое отечество… Император со своей стороны обещает безопасно пропустить наши ладьи, не нападая огненосными кораблями, дать хлеб для всего войска, а наших людей, которые будут приезжать в Царьград для торговли, считать по прежнему обычаю друзьями…
— Пишите хартию! — кивнул Святослав.
Нельзя сказать, что согласие было дано князем Святославом с легким сердцем. Договор перечеркивал почти все, что было достигнуто в дунайских походах. Но выбора не оставалось. Мир был тяжелым, но не обидным. А что касается будущего, то лишь от него, Святослава, зависит, сохранятся ли в силе невыгодные для Руси условия. Спор с Византией из-за дунайских земель будет продолжен. Пока же граница между двумя государствами пройдет по Дунаю…
За полог снова заглянул Свенельд:
— Грек спрашивает: на сколько воинов давать хлеб?
— Скажи: на двадцать две тысячи!
Потом Свенельд вошел с пергаментным свитком в руке. Князь Святослав закоптил над свечой перстень с печаткой и скрепил черным оттиском начертанные на пергаменте строки…
Грек отбыл из Доростола так же тихо и незаметно, как пришел. Пергамент с хартией мира остался у воеводы Свенельда, потому что император Цимисхий настаивал, чтобы руссы сами обратились с мирными предложениями. Цимисхий считал умалением чести Византии самому искать мира. Кто ищет мира, тот не является победителем!