Полководцы и военачальники Великой Отечественной.(Выпуск 2)

Киселев А. Н.

– Всю эту огромную разнокалиберную армаду артиллерии и минометов нужно в кратчайший срок подготовить к гигантскому сражению, организовать четкое управление ею в бою.

– Нужно, нужно, Василий Иванович. Тебя что, масштабы смущают? спросил я.

– Немножко. Но я сейчас в себя верю, - убежденно сказал Казаков.
– Не будь за моими плечами опыта командования артиллерией 16-й армии в сражении под Москвой и аттестата зрелости, полученного в ноябре 1942 года на Донском фронте, то я, может быть, и смущался бы. А ты, ты не смущен? Твоя армия тоже махиной стала.

– А я, как ты, - ответил я.
– Вместе ведь аттестат зрелости получали.

В период подготовки операции Казаков часто бывал в нашей армии, и

я видел: по плечу, в полной мере по плечу ему эта, как он говорил, огромная артиллерийская армада. Я любовался Казаковым. Работал он не просто хорошо и увлеченно, а, я бы сказал, творчески. Об этом говорили и поступавшие из штаба артиллерии фронта указания. Кое-кто считал, что Казаков обременяет штабы армий документами. Но большинство придерживалось иного мнения. Не во всех штабах соединений и частей имелись нужные наставления, да и они во многом устарели. Между тем ход военных действий, количественный и качественный рост артиллерии выдвигали все новые и новые проблемы, раскрывали новые перспективы в использовании артиллерийского огня. И можно без преувеличения сказать, что штаб артиллерии Донского фронта представлял собой не только орган управления, но и своеобразную научную лабораторию, где под руководством Казакова непрерывно велась большая творческая работа. Мне особенно запомнились поступившие к нам в середине декабря указания штаба артиллерии фронта об использовании артиллерии в армейских наступательных операциях.

О том, насколько прав был Казаков в своем стремлении осмысливать происходящие перемены и делать из этого необходимые практические выводы, можно судить по такому примеру. Где-то в конце декабря Василий Иванович приехал ко мне очень взволнованным. Оказалось, что в штаб фронта прибыл представитель Ставки Верховного Главнокомандования начальник артиллерии Советской Армии Воронов. К этому времени Казаков со своим штабом заканчивал разработку плана артиллерийской подготовки в предстоящей операции. Двое прибывших с Вороновым генералов потребовали изменить график артиллерийской подготовки с 55 минут, как планировал Казаков, до 2 часов 30 минут. Расход же боеприпасов они оставляли прежним.

– Что же получается?
– возмущенно говорил Казаков.
– Я хочу противника сбить с ног одним сокрушительным ударом увесистого кулака, а они предлагают тратить два с половиной часа на слабенькие пощечины, от которых можно быстро оправиться!

– Но ведь тут Воронов, можно сказать, твой учитель, - ответил я.

– То-то и оно, - волновался Василий Иванович.
– Ведь наш план на его же идеях построен! Ничего не понимаю. А эти генералы? Так, как они предлагают, в первую мировую войну воевали. Но тогда артиллерии было мало. А сейчас ее у нас уймище и качество ее другое. Эти генералы в плену старых представлений. Знаешь, пойду к Рокоссовскому, да и самому Воронову скажу все, что думаю!

Через несколько дней Казаков вновь приехал ко мне, на этот раз просветленный, еще более энергичный.

– Был у Рокоссовского, вместе с ним ходил к Воронову, - сказал он. Оказалось, генералы-то без ведома Воронова действовали. Словом, Воронов одобрил наш план. Давай работать. У тебя же главное направление. Здесь, брат, такой кулачище артиллерийский поработает, какого еще никто не видел.

Да, нашей 65-й армии предстояло действовать на главном направлении, на ее плечи ложилась основная тяжесть предстоящей операции. В полосе нашей армии на каждый километр фронта приходилось по 135 орудий и минометов, а в районах намечавшегося прорыва еще больше: до 200 стволов на километр. В других армиях плотность артиллерии была много меньше. Нам нужно было выполнить большую и сложную работу по планированию артиллерийского огня. К тому же в нашей армии впервые было решено осуществить поддержку атаки пехоты и танков артиллерийским огневым валом. Об этом методе было известно и до войны. Но пока он еще не применялся: дело это было сложным и требовало много артиллерии и снарядов. Сложностей мы не боялись, а артиллерии и боеприпасов у нас теперь было достаточно.

Видимо, неискушенному читателю нужно объяснить, в чем заключался этот метод. Суть его состояла в том, что с началом атаки пехота и танки ведут наступление, имея перед собой надежную завесу артиллерийского огня. Последовательно перемещаясь, эта завеса как бы ведет пехоту и танки за собой, прикрывая ее от огня и контратак противника.

Чтобы этот весьма эффективный метод дал желаемые результаты, требовалась идеальнейшая организованность, нужно было обучить артиллеристов вовремя переносить огонь по сигналам, а пехоту двигаться вслед за огневым валом, не боясь осколков снарядов. Словом, нужна была, говоря современным языком, четкая синхронность организации артиллерийского огня, действий артиллеристов и пехоты с танками. Всему этому мы обучались, не жалея сил и времени. Казаков и работники его штаба провели большую работу в стрелковых частях, показывая, как нужно наступать за огневым валом.

Казаков и его штаб умело организовали перегруппировку и сосредоточение артиллерии. Производилась перегруппировка лишь по ночам с соблюдением всех мер маскировки. За пять дней до начала операции штаб Казакова организовал круглосуточный методический обстрел глубины вражеской обороны артиллерией всех армий фронта. Делалось это и для изнурения противника, и для его обмана, чтобы скрыть направление главного удара наших войск.

Наконец наступило долгожданное 10 января 1943 года. В 7 часов 30 минут на мой командный пункт прибыли командующий фронтом Рокоссовский, представитель Ставки Верховного Главнокомандования Воронов, командующие и начальники родов войск.

Улучив момент, Василий Иванович сказал мне что-то ободряющее и на мой изумленный взгляд добавил: "Знаю, знаю, что все в порядке. Я так - от волнения". Это тоже было в казаковском характере - хоть как-нибудь, если нельзя иначе, то морально помочь тому, на ком в данный момент больше обязанностей и ответственности. Я весь отдался последним перед началом операции хлопотным делам. Рокоссовский и Воронов стояли в стороне, стараясь не стеснять мои действия. Краем уха я услышал, как Казаков, видимо отвечая на вопрос, сказал Воронову: "Конечно. Тут прямо по философии - количество дает новое качество. Плюс еще внезапность удара. Батов сделал все для хорошей артподготовки. Она перепашет вражескую оборону".

В 7 часов 50 минут по моей команде по сотням телефонных проводов понеслось: "Оперативно! Сверить часы!", затем через паузу: "Натянуть шнуры!", и еще через паузу: "Огонь!" Ровно в 8 часов 5 минут раздался одновременный залп тысяч орудий. Расположение противника покрылось сплошной завесой дыма и огня. Казалось, там клокотал какой-то фантастический, огромной силы смерч. Такого мощного огня артиллерии никому из присутствовавших еще не приходилось наблюдать. Воронов, который бывал на многих фронтах и наблюдал там артиллерийскую подготовку, после первого же огневого налета сказал: "Я еще никогда не видел такого мощного и организованного артиллерийского огня".

Казаков с разрешения Рокоссовского, взяв с собой начальников отделов своего штаба, перешел на ближайший дивизионный наблюдательный пункт, откуда был еще лучше виден ход артиллерийской подготовки. Это было в манере Василия Ивановича. Созерцать редкое и весьма эффектное зрелище во время артиллерийских подготовок он позволял себе и своим работникам недолго. Затем началась работа, которой Казаков придавал большое значение: вместе со своими помощниками он метко подмечал все удачи и промахи в организации артиллерийского огня. Все эти наблюдения затем "переваривались" и давали весьма ценный материал для последующих разборов итогов той или иной операции, для предотвращения ошибок в будущем и обобщения положительного опыта.