Полководец. Война генерала Петрова
Шрифт:
Учтя мнения командующих 18-й армией и Черноморским флотом, непосредственно руководивших этим десантированием на эльтигенском направлении, Петров позвонил и сказал Горшкову и Мельнику:
— Будем высаживать десанты, больше откладывать и ждать нельзя.
И в 21 час на причалах у Темрюка прозвучала команда: «Полный вперед!» Первые корабли пошли в темноту, в Азовское море.
Когда штурмовые отряды десанта вышли в открытое море, волны стали бросать мотоботы во все стороны, угрожая перевернуть их. Суда стали трудноуправляемыми. Выдвижение десанта на исходный рубеж запаздывало более чем на час.
Иван Ефимович волновался, раздумывая о том, что же делать дальше. Но, всегда остро чувствующий свою ответственность за выполнение задач, он старался сохранить спокойствие. В этой сложной ситуации именно он не имеет права терять самообладание, выдержку, твердость. Командующему можно помогать, давать советы, пока идет выработка решения. Но когда оно принято, а тем более началось его осуществление, никто не сунется обсуждать это решение или не соглашаться с ним. И сам Петров ясно сознавал, что в таких ситуациях командующий должен рассчитывать только на себя.
— Шторм на Азовском море уже достигает более шести баллов. Это почти на два балла выше, чем на Черном, — докладывали синоптики.
— Уже… — сказал Горшков. — Значит, может быть еще сильнее?
— Не исключено и весьма вероятно, — ответили синоптики.
Иван Ефимович спросил Горшкова:
— Ну как, Сергей Георгиевич, оцениваете обстановку на море?
— При таком шторме поход в море и через пролив крупным десантом на наших мелких судах считаю невозможным. Десант будет разбросан по морю, может не высадиться, неизбежны большие потери.
Вот так нелегко бывает порой полководцу из-за причин, казалось бы, не имеющих отношения к делам воинским.
Выше я говорил о том, как в операции «Горы» дороги оказывали чуть ли не решающее влияние на ход боев. И вот теперь — погода! Но, что бы ни мешало, полководец должен найти способ преодолеть трудности и привести свои войска к победе. На этом этапе битвы десант надо высадить на берег, а не на морское дно! Стихия оказалась сильнее желания, приказа, техники — всего, что могли противопоставить ей люди.
И поэтому Петров вынужден был дать распоряжение Горшкову и командарму 56-й Мельнику вернуть десанты в исходное положение.
Ох, нелегко остановить и повернуть запущенный боевой механизм с сотнями кораблей, с войсками в 30 тысяч с лишком человек, с морскими и авиационными службами.
— Если мы сохраним людей и плавсредства, — сказал Петров Лaскину, — то задача все же будет выполнена, хотя и не в эту ночь.
Занимаясь решением задачи на главном направлении, Петров на какое-то время ослабил внимание и контроль за ходом дел в 18-й армии, на эльтигенском направлении. Он знал, что из-за нарушения графика погрузки и посадки войск и там выход десанта задерживался. Петров позвонил Леселидзе:
— Что и как у вас?
— Десант вышел в море с опозданием на два часа, — доложил Леселидзе. — По расчетам, передовые отряды через час должны выйти на исходный рубеж.
Петров проинформировал его о погоде на Азовском море, о положении дел с десантом 56-й армии и приказал вышедший на Эльтиген десант немедленно возвратить в исходное положение.
Через полчаса Леселидзе докладывал:
— Гладков приказ на возвращение десанта получил. Но до его получения десантные отряды уже успели войти в пролив…
Дальше пусть рассказывает Гладков:
«Резкий ветер бил в лицо. Холодные брызги обдавали людей с головы до ног. Под ударами волн гудели корпуса перегруженных судов, шторм относил их от намеченного курса, но они упорно пробивались вперед. Изредка прожектор рассекал вдалеке своим огненным мечом темноту ночи, на мгновение освещал пенистые гребни. Поднявшись вверх, луч таял в тяжелых иссиня-черных тучах. “Осторожно! Идем через минное поле!"… На секунду похолодело сердце. Хоть бы скорее на берег! Хоть бы скорее начался бой…
Мы были уже близко к цели, когда наш плавучий отряд нащупали немецкие прожекторы. Нестерпимый свет ослепил меня. Заслоняя ладонью глаза, я огляделся и увидел вокруг флагмана десятки катеров и мотоботов, баржи, плоты, поставленные на пустые железные бочки. Все это зарывалось в пенящуюся воду, вздымалось и падало на волнах, лавиной катилось к берегу. Лучи вражеских прожекторов вцепились в нас и не отпускали. “Ну, сейчас будет баня!" — мелькнула мысль.
С мотоботов, вырвавшихся вперед, взлетели красные ракеты — требование дать заградительный огонь. Тотчас позади нас полыхнул молниями родной берег Тамани. Над нашими головами с визгом полетели, ввинчиваясь в плотный влажный воздух, сотни снарядов тяжелой артиллерии. С Тамани слышался ровный сильный гул. Одновременно в небе зарокотали моторы. Летчики устремились к берегу Крыма, чтобы подавить вражескую артиллерию.
Мы с жадностью смотрели вперед. Берег перед нами пламенел. Там сверкали разрывы снарядов. Вставали и разламывались столбы дыма. Метались языки огня. Справа что-то ярко вспыхнуло и осветило окрестность ровным желтым светом. Очевидно, снаряд поджег какое-то легкое строение или стог сена. *Огненная земля”, — взволнованно произнес кто-то в темноте…
Внезапно палуба ушла из-под ног. В носовой части корабля мелькнула сначала тусклая, потом ослепительная вспышка. Взрыв. Кто-то крикнул. Пригнувшись, пробежали матросы. Потом они прошли обратно с носилками, на которых лежал человеку покрытый с головой черной шинелью.
— Кого убило?
— Капитана третьего ранга Сипягина…
К 5 часам утра штурмовые отряды на плоскодонных судах добрались до берега. С моря мы могли определить это по звукам стрельбы. Было слышно, как затараторили пулеметы немецких дзотов…
Я подошел к офицеру, заменившему Сипягина, и спросил:
— Когда начнете разгрузку катеров и барж? Когда высадите мой штаб?
— Не знаю, товарищ полковник. Высаживаться не на чем.
— Как не на чем?
— Плавсредства не вернулись.
Это была самая большая ошибка в плане десантной операции.
Подошел морской офицер и сказал:
— По радио получен приказ: вернуть все корабли глубокой осадки в Тамань. Ложусь на обратный курс.
Корабли разворачивались и уходили.
Они уходили от крымского берега.
А там возле самой воды маячила чья-то фигура, потрясая руками над головой. На берегу видели, что корабли уходят. Что подумают высадившиеся бойцы?»
Вот так и произошло! Столько затрачено сил, на берегу бьется передовой отряд, а главные силы уходят от крымского берега!
Но и моряков здесь нельзя осуждать, им было очень нелегко. Вот первый доклад руководителя высадки десанта контр-адмирала Г.Н. Холостякова командующему фронтом И.Е. Петрову:
— В течение ночи высажено на берег около трех тысяч человек, восемнадцать артиллерийских орудий, много ящиков с боеприпасами. Высадив людей, суда, подхватив первых раненых, с рассветом возвратились в исходные районы — в таманские базы. Но из похода не вернулась почти половина плавсредств — мотоботов и баркасов. Одни из них погибли от артиллерийского огня, другие подорвались на минах, третьи штормовая волна выбросила на берег. Но больше всего — свыше тридцати единиц — погибло от артиллерийского огня и мин. А часть возвратившихся плавсредств получила повреждения и требует ремонта…
Гладков продолжает рассказ:
«Ранним утром 1 ноября катер причалил к пристани Кротково. У пирса стояла машина. “Скорее, командующий ожидает ”. Мы с Копыловым втиснулись на сиденья и вскоре были в Тамани.
Командующий фронтом принял нас спокойно. Будучи чутким и опытным руководителем, И.Е. Петров понимал нагие состояние. Я попросил сообщить, что происходит на том берегу.
— Под утро майор Бершанская доложила, что ее летчицы видели десантников, которые успешно вели бой в Эльтигене. Затем один ваш отряд сам установил с Таманью радиосвязь. Постойте, запамятовал фамилию командира…
— Не Ковешников ли? — вырвалось у меня.
— Точно, он. Хорошо его знаете?
— Еще бы!
— Крепкий офицер?
— Он сделает все, что в человеческих силах.
— Ну тогда нам повезло.
Оказалось, что из трех штабных групп только одна была высажена на берег. Не высадился ночью никто из командиров полков. Воюющие на крымском берегу подразделения до сих пор не имели общего руководства боем. Я спросил, о чем радирует Ковешников. Командующий ответил:
— Он только требует: “Давай огня, давай огня!” Отбивает танковую атаку… Ну, пойдемте посоветуемся. Маршал (С.К. Тимошенко. — В.К.) уже давно ждет.
Шагая за командующим фронтом, я напряженно думал о том, что происходит в эти часы на эльтигенском плацдарме. Раз там Ковешников, значит, по меньшей мере высадились батальон капитана Жукова — а это все опытные десантники — и морская пехота, шедшая в одном отряде с ним…
Маршал смотрел на карту, разложенную на столе. Рядом с ним стоял командующий 18-й армией Леселидзе. На карте чуть южнее Камыш-Бурунского мыса был заштрихован небольшой пятачок на крымском берегу. Передовые отряды 318-й дивизии зацепились за эльтигенский плацдарм. Уже несколько часов они вели тяжелый бой.
— Как люди? — спросил Тимошенко, когда мы с Петровым вошли в кабинет. — Выдержат до темноты?
— Уверен, что удержатся до вечера, товарищ маршал, — ответил Петров.
Для такого ответа у командующего фронтом были серьезные основания. Ситуация на плацдарме к тому моменту сложилась так, что береговая оборона противника была сломлена. Но днем о высадке нечего было и думать. Флотилия из сотни судов днем через пролив не пройдет — ее разобьют с самолетов.
“Сотня судов не пройдет, а одно, может, проскочит, — подумал я. — Всю дивизию перевести ночью, а управление — сейчас, днем”.
Я попросил разрешения посадить на мотобот командование дивизии и полков и перебросить на плацдарм. И.Е. Петров ответил, что это рискованно. Один снаряд — и всех командиров к рыбам. Маршал сказал, что действительно рискованно, но, пожалуй, другого выхода нет. Так и было решено…»
Пока мотобот Гладкова, осыпаемый бомбами с самолетов, снарядами и минами с берега, плывет через пролив, почитайте, что происходило на «огненной земле», где высадился десант. И рассказывает об этом тот самый Ковешников, о котором расспрашивал генерал Петров.
Дмитрий Степанович Ковешников сидит передо мной — он теперь Герой Советского Союза, генерал-лейтенант в отставке. Я уже писал, что Ковешников — тоже воспитанник Петрова по Ташкентскому военному училищу имени Ленина.
Дмитрий Степанович не раз рассказывал мне о боях первого десанта на крымской земле да и вообще о своей долгой и замечательной службе. А сейчас я, желая освежить в памяти детали тех жарких схваток на плацдарме, позвонил Ковешникову, и вот мы сидим в его квартире в Давыдкове.