Полководец
Шрифт:
Что же в эти дни происходило на плацдарме у Эльтигена?
Петров, руководя высадкой главных сил под Керчью, не забывал помогать десанту Гладкова. Лучшей помощью конечно же было отвлечение сил противника под Керчь. Высоко оценивая героизм эльтигенцев, Петров поставил на Военном совете вопрос о представлении многих воинов к высшей награде. Военный совет фронта представил Верховному Главнокомандованию список к награждению с конкретными описаниями героических подвигов.
В ночь на 18 ноября по радио был передан Указ Президиума Верховного Совета СССР. 34 солдатам и офицерам, еще сражавшимся на плацдарме у Эльтигена, было присвоено звание Героя Советского Союза. В их числе были генерал Гладков, майор Ковешников, майор Борзенко, капитан Мирошник и другие. Петров по радио поздравил героев и сказал:
– Впереди еще большая война, и тысячи новых героев встанут в один ряд с вами.
И
А напряженные бои продолжались на обоих плацдармах.
Поскольку 18-я армия из-за недостатка плавсредств Черноморского флота не могла быть переправлена на плацдарм под Эльтиген, она оставалась бездействующей. 20 ноября решением Ставки она была выведена из состава Северо-Кавказского фронта и направлена на другое стратегическое направление. С армией ушла и артиллерия, которая поддерживала десантников у Эльтигена. Положение десанта в связи с этим резко ухудшилось. Теперь эльтигенцев кроме авиации с таманского берега могла поддерживать огнем только дальнобойная артиллерия береговой обороны флота. Противник блокировал десант с моря. Наши одиночные суда с трудом пробивались к плацдарму, чтобы доставить боеприпасы, продовольствие и вывезти раненых.
Петров приказал привлечь для доставки всего необходимого на плацдарм небольшие самолеты «ПО-2».
После убытия из состава фронта 18-й армии поступила директива Ставки о реорганизации Северо-Кавказского фронта в Отдельную Приморскую армию. Ее командующим был назначен генерал армии И. Е. Петров, членом Военного совета – генерал-майор В. А. Баюков. Военному совету армии продолжали подчиняться 4-я воздушная армия, Черноморский флот и Азовская флотилия. Генералу Ивану Андреевичу Ласкину начальник Генерального штаба А. М. Василевский передал, что начальник штаба 4-го Украинского фронта генерал-лейтенант С. С. Бирюзов настойчиво просится на командную должность, и поскольку Северо-Кавказского фронта не стало, то Ласкину предлагают заменить Бирюзова на 4-м Украинском.
Ласкин поблагодарил за доверие и дал согласие. Петров был грустен, расставаясь с Иваном Андреевичем, – они сдружились. Не знали тогда ни Петров, ни Ласкин, какая беда подстерегает Ивана Андреевича в Москве, куда он уезжал за назначением, – впрочем, это тема для отдельного разговора.
В это тяжелое для эльтигенцев время гитлеровцы стали передавать по радио на русском языке: «Матросы и пехотинцы! Вы голодные и грязные. Вас командование бросило. Прекратите сопротивление, переходите к нам, мы обещаем сохранить вам жизнь».
Обстановка здесь становилась критической. И в это время десант под Керчью перешел в наступление. Успешное его продвижение вперед сразу же сказалось бы на ходе дел у Эльтигена. Но этого не получилось. Приморская армия оборону врага прорвать не смогла. А противник продолжал атаковать десант у Эльтигена, стремясь рассечь плацдарм.
И вот настал час, когда держаться на маленьком плацдарме уже было невозможно. Сильный враг прижимал десантников к морю.
Петров отдал приказ командующему Черноморским флотом бросить все имеющиеся плавсредства к Эльтигену и эвакуировать десант. Но противник блокировал плацдарм с моря. В проливе и особенно около берега преградили путь торпедные катера, быстроходные баржи с артиллерийскими орудиями, не допуская подхода наших судов к берегу. Снять десант с плацдарма оказалось невозможным. Как быть? Отдать десант на растерзание врагам?
3 декабря Петров отдал приказ за номером 05:
«Десантникам своими силами прорвать переднюю линию противника, пройти по тылам врага и выйти на южную окраину Керчи, где соединиться с войсками 56-й армии. Прорыв должен начаться в ночь на 5 декабря».
На подготовку отводились сутки.
Нелегко отдать такой приказ, еще труднее его выполнить. Но иного выхода не было.
Дальше я приведу документы – телеграммы, которыми обменивались генералы Петров и Гладков. Иногда строгие слова документа обладают большей силой и создают более глубокое впечатление, чем самые высокопарные описания героических дел. И еще я объединяю эти документы короткими комментариями человека, которому было труднее всех в этой операции и кто был ее первым героем, – это Василий Федорович Гладков. К этому времени ему было присвоено звание Героя. Указ Президиума Верховного Совета СССР издан за полмесяца до тех событий, о которых пойдет речь. Но, будь моя воля, я бы за новый блестящий подвиг – изумительный по
3 декабря командарму была послана радиограмма такого содержания:
«Изучение противника и его сосредоточения дает право сделать вывод, что противник завтра, видимо, перейдет в наступление с целью уничтожить наш десант. Прошу оказать нам помощь огнем артиллерии, авиацией, а также не допустить атак с моря».
И. Е. Петров не замедлил с ответом:
«Товарищ Гладков, я тоже это предвижу. Рекомендую вам собрать военный совет, где решить, куда вам пробиваться. Помочь вам живой силой не могу. Артиллерия и авиация будут действовать по вашему указанию. Рекомендую маршрут через Камыш-Бурун, Горком на мыс Ак-Бурун».
На следующий день враг возобновил атаки. Он душил десантников огнем со всех сторон: с суши, с моря и с воздуха.
В 23.00 Гладков собрал в своем блиндаже командиров. Вот что он переживал тогда и что потом рассказывал о тех минутах:
– Офицеры сидели на нарах и лавках, поставив между колен автоматы. Разговоров не было слышно. Никто не знал точно, зачем созвали, но каждый понимал, что будет решаться судьба десанта. С большим волнением смотрел я на собравшихся. Прекрасные офицеры и коммунисты. Своим боевым мастерством и высокими человеческими качествами они заслужили любовь и безграничное доверие подчиненных… Кончались тридцать четвертые сутки жизни и борьбы на «огненной земле». Эти дни связали командиров братскими чувствами дружбы и верного товарищества. У каждого из них, так же как и у меня, бывали, конечно, такие минуты, когда казалось – не выдержат нервы. Но ответственность за судьбы людей заставляла собираться, не показывать своего состояния. Теперь всем нам предстояло выдержать еще одно, может быть самое трудное, испытание. Я начал с того, что сообщил о сложившейся на плацдарме обстановке. Затем изложил решение на выход из окружения и присоединение к войскам Приморской армии: «План таков. С наступлением темноты, когда противник, как обычно, начнет производить некоторые перегруппировки и затем займется ужином, надо неожиданно, без выстрелов ринуться в атаку, прорвать на правом фланге его оборону и, двигаясь по немецким тылам, занять гору Митридат. Оттуда будем прорываться к своим. Прежде чем приступить к обсуждению деталей, предоставляю право каждому из вас высказать свое мнение по существу вопроса». Минута напряженного молчания. Какие картины пронеслись в эту минуту перед мысленным взором каждого? Наши люди, измотанные боями и недоеданием? Наш медсанбат и раненые? Те двадцать километров, которые нужно в быстром темпе пройти до Митридата? План был отчаянный. Я отлично понимал это. Но как раз в этом и состояла его реальность. Противник ждал от дивизии упорного сопротивления, но не наступления…
Мнения разделились. Процентов шестьдесят присутствовавших высказались за мой план, остальные настаивали на необходимости вести в Эльтигене борьбу до последнего. Я уже собирался сделать заключение, как вдруг поднялся командир батальона морской пехоты и сказал: «Товарищ комдив! Моряки готовы идти на прорыв. Моряки пойдут, если вы разрешите, в голове». В тот же миг я встретился взглядом с начальником санитарной службы. В глазах Чернова было столько муки и беспокойства, что в душе все перевернулось. «Как быть с ранеными?» – взволнованно спросил он. «Раненые пойдут с нами. Все, кто сможет идти». – «А кто не сможет?..» За всю мою долгую военную службу ни до той ночи, ни после нее мне не приходилось принимать более тяжелого решения. Советоваться тут было невозможно. Разделить такую страшную ответственность было не с кем. Всю ее тяжесть должен был взять на себя старший начальник «огненной земли». «Пойдут все, кто способен идти. Нести с собой тяжелораненых десант не сможет». Чернов тяжело дышал. «Я могу поговорить об этом с медицинским составом?» – «Когда наступит нужный момент, мы вам скажем. У нас в распоряжении сутки, может быть, немного больше. За это время командование примет все меры для эвакуации раненых. Возможно, подойдут корабли…» Тут же мы дали депешу Военному совету армии:
«Десантники героически в течение дня отбивали яростные атаки противника. Силы наши иссякают. Потери большие, боеприпасов мало. Ждем вашей помощи. Выполняем ваш приказ 05 в ночь на седьмое. Гладков. Копылов».
Из штаба армии ответили, что даны все указания артиллерии и авиации. Боеприпасы будут сброшены самолетами, кроме этого, снарядили три катера.
В ночь на 5 декабря напряженная работа шла не только на плацдарме, но и на Большой земле. Командарм требовал от управления десантного корпуса и от моряков усилить помощь войскам в Эльтигене.