Полночь
Шрифт:
Не может быть, чтобы она действительно была так близка со всеми этими знаменитостями! Но когда Джонатан повёл нас обедать, с нами все обращались как со знаменитостями. Мы пошли не в какой-нибудь шикарный ресторан — в Кингтауне просто нет шикарных ресторанов, — но было очень здорово сидеть за столиком у окна в «Пицца-Экспресс» с Жасмин и Джонатаном. Три посетительницы одна за другой подходили к Джонатану, и просили автограф, и говорили, как им понравился спектакль. Потом подошёл ещё какой-то довольно взрослый мальчик, весь покрасневший, и что-то прошептал на ухо Жасмин. Я смотрела, раскрыв рот. Жасмин
— Он попросил у тебя автограф? — спросила я.
— Ага, только потому, что думает, будто я — одна из танцовщиц в спектакле. Ей-богу! — сказала Жасмин с довольной улыбкой.
— Но ведь ты не танцовщица!
— Пока нет. Вот ещё годик-другой…
— Только через мой труп! — отрезал Джонатан. — Ты будешь разумной, послушной девочкой, закончишь школу, поступишь в университет и получишь приличное образование. Я не хочу, чтобы ты бегала вприпрыжку по сцене или кривлялась перед камерой. Я хочу, чтобы у тебя была серьёзная, полноценная профессия. За это и выпьем!
Он налил в наши бокалы по капельке белого вина и поднял свой бокал.
Мы выпили за будущее Жасмин. Было очень приятно чувствовать себя взрослой и утончённой. Я не впервые пробовала алкоголь. Пару раз мы с Уиллом потихоньку распивали по банке пива, а однажды на свадьбе я пила шампанское, но сегодня мне впервые плеснули настоящего вина. Совершенно обалдевшая от счастья, я прихлёбывала вино маленькими глоточками. Мимо окна прошёл один из папиных коллег, направляясь в участок, чтобы заступить на вечернее дежурство. Увидев меня, он так и замер на месте. Потом разглядел Джонатана, и у него отвисла челюсть. Я безмятежно улыбнулась ему через стекло. Можно было подумать, что мы с Джонатаном и Жасмин участвуем в телепередаче «Встреча со знаменитостями», а все вокруг — зрители.
Джонатан вообще замечательно с нами держался. Вино — даже не самое главное. Он и разговаривал с нами, как со взрослыми, смотрел в глаза и слушал, что мы говорим. Он интересовался нашим мнением и, похоже, принимал нас всерьёз, как будто мы действительно что-то для него значим. Я даже перестала стесняться. Может быть, тут и вино помогло.
Жасмин поведала Джонатану, что я люблю Шекспира. При этом её передёрнуло, будто говорила она о слизняках и улитках. Джонатан очень смешно рассказал о том, как он играл ткача Основу в комедии «Сон в летнюю ночь» в театре под открытым небом. Много дней подряд шли проливные дожди. У осла, в которого превращался Основа, даже мех позеленел, а уши уныло обвисли. Я спросила, какие костюмы были у фей.
И тут Жасмин спохватилась:
— А знаешь, Джонатан, Фиалка сделала для меня куколку-фею.
На что Джонатан сказал:
— Обожаю фей!
Я насторожённо посмотрела на него — не прикидывается ли, но он как будто говорил искренне.
— Помнишь, я водил тебя в специализированный магазин, Жас, с феями? Сколько же тебе было? Лет пять? Или шесть? Мы купили тебе ярко-розовое платьице с крыльями, и ты все вертелась и никак не хотела остановиться. Ты считала, что ты жуж-жасно красивая!
— Ты купил мне к этому платью серебряную волшебную палочку, а когда я вернулась к Миранде, она назвала меня «фея сахарных леденцов». А этот ужасный Микки,
— Берегись этой девчонки, Фиалка, — сказал мне Джонатан. — С виду она такая лапочка, но иногда бывает настоящей хулиганкой. Сказочная принцесса может в любую минуту превратиться в злую ведьму! Года два назад я участвовал в рождественской постановке по сказкам братьев Гримм. Это был детский спектакль, но братья Гримм — суровые ребята, дети визжали от страха. И декорации сделали довольно зловещие. Там были такие узловатые старые деревья с лицами, как на иллюстрациях Каспера Грёзы.
— Каспер Грёза!
— Да, потрясающий художник. Тебе нравятся его книги, Фиалка?
— Очень нравятся! Больше всего на свете! — Я запнулась. Жасмин и её папа смотрели на меня во все глаза. — То есть… Раньше нравились, когда я была совсем маленькая.
Джонатан сказал:
— Однажды я чуть не сыграл его в спектакле.
Теперь уж я раскрыла глаза.
— Значит, Каспер Грёза похож на вас, Джонатан? — спросила я осипшим голосом.
— Этого никто не знает. Он большой нелюдим. Никуда не выходит, сидит, как прикованный, за письменным столом, иллюстрирует свои сказочные рукописи, словно какой-нибудь средневековый монах, — сказал Джонатан, изобразив в соответствующей пантомиме то, о чем говорил.
— А ты с ним встречался?
— С ним никто никогда не встречался. Одна телевизионная компания хотела сделать часовую программу о его жизни и творчестве и обратилась к его издателям. Те ухватились за эту идею, но он даже слышать не захотел. Он никогда не даёт интервью. Тогда они решили слегка видоизменить первоначальный замысел, дать высказывания критиков вперемешку с постановочными сценками…
— И чтобы ты играл средневекового монаха? — улыбнулась Жасмин.
— Да-да, а что тут смешного? Собирались также включить в передачу мультипликационные отрывки, может быть, ещё добавить выступление девушек в костюмах фей. Все с большим вкусом — это должна была быть серьёзная передача об искусстве.
— Все равно, я думаю, вряд ли ему понравилась идея с мультиками и маскарадными костюмами, — сказала я.
— Все верно, об этом он тоже и слышать не хотел. Я пытался узнать, где он живёт. Надеялся, сумею уговорить его при личной встрече. Я очень люблю его книги, у меня вся коллекция. Конечно, кроме самой первой — этой-то ни у кого нет. Короче, никто не знает, где он живёт. Даже издатели ничего толком не могли сказать. Похоже, он так же неуловим, как и его феи. И никогда ни с кем не общается ни по телефону, ни по электронной почте.
А мне он прислал письмо, подумала я. Меня втайне пробрала дрожь от удовольствия. А на конверте написан обратный адрес. Я знаю, где он жил когда-то. Если постараться как следует, я могла бы его разыскать. Я так просила папу свозить меня туда, но он сказал, что это безумная затея и что у него найдётся сотня более важных и нужных дел, чем гоняться за каким-то там художником аж через три графства.
Я сказала:
— У меня есть «Дымчатая фея».
— Так её все-таки переиздали? — встрепенулся Джонатан. — О, непременно нужно будет купить!