Полное собрание романов и повестей в одном томе
Шрифт:
Шариков пропал и через минуту вновь появился в окошке.
— Ни пса не видно,— в ужасе пролаял он в окно.
— Да лампу зажгите. Он взбесился!
— Котяра проклятый лампу раскокал,— ответил Шариков,— а я стал его, подлеца, за ноги хватать, кран вывернул, а теперь найти не могу.
Все трое всплеснули руками и в таком положении застыли.
Минут через пять Борменталь, Зина и Дарья Петровна сидели рядышком на мокром ковре, свернутом трубкою у подножия двери, и задними местами прижимали его к щели под
— Ду… гу-гу! — что-то кричал Шариков сквозь рев воды.
Послышался голос Федора:
— Филипп Филиппович, все равно надо открывать, пусть разойдется, отсосем из кухни.
— Открывайте! — сердито крикнул Филипп Филиппович.
Тройка поднялась с ковра, дверь из ванной нажали, и тотчас волна хлынула в коридорчик. В нем она разделилась на три потока: прямо — в противоположную уборную, направо — в кухню и налево — в переднюю. Шлепая и прыгая, Зина захлопнула в нее дверь. По щиколотку в воде вышел Федор, почему-то улыбаясь. Он был как в клеенке — весь мокрый.
— Еле заткнул, напор большой,— пояснил он.
— Где этот? — спросил Филипп Филиппович и с проклятием поднял одну ногу.
— Боится выходить,— глупо усмехаясь, объяснил Федор.
— Бить будете, папаша? — донесся плаксивый голос Шарикова из ванной.
— Болван! — коротко отозвался Филипп Филиппович.
Зина и Дарья Петровна в подоткнутых до колен юбках, с голыми ногами, и Шариков с швейцаром, босые, с закатанными штанами, шваркали мокрыми тряпками по полу кухни и отжимали их в грязные ведра и раковину. Заброшенная плита гудела. Вода уходила через дверь на гулкую лестницу прямо в пролет лестницы и падала в подвал.
Борменталь, вытянувшись на цыпочках, стоял в глубокой луже на паркете в передней и вел переговоры через чуть приоткрытую дверь на цепочке.
— Не будет сегодня приема, профессор нездоров. Будьте добры отойти от двери, у нас труба лопнула…
— А когда же прием? — добивался голос за дверью.— Мне бы только на минуточку…
— Не могу,— Борменталь переступил с носков на каблуки,— профессор лежит, и труба лопнула. Завтра прошу. Зина! Милая! Отсюда вытирайте, а то она на парадную лестницу выльется.
— Тряпки не берут.
— Сейчас кружками вычерпаем,— отозвался Федор,— сейчас.
Звонки следовали один за другим, и Борменталь уже подошвой стоял в воде.
— Когда же операция? — приставал голос и пытался просунуться в щель.
— Труба лопнула…
— Я бы в калошах прошел…
Синеватые силуэты появлялись за дверью.
— Нельзя, прошу завтра.
— А я записан.
— Завтра. Катастрофа с водопроводом.
Федор у ног доктора ерзал в озере, скреб кружкой, а исцарапанный Шариков придумал новый
— Что ты, леший, по всей квартире гоняешь? — сердилась Дарья Петровна.— Выливай в раковину.
— Да что в раковину,— ловя руками мутную воду, отвечал Шариков,— она на парадное вылезет.
Из коридора со скрежетом выехала скамеечка, и на ней вытянулся, балансируя, Филипп Филиппович в синих с полосками носках.
— Иван Арнольдович, бросьте вы отвечать. Идите в спальню, я вам туфли дам.
— Ничего, Филипп Филиппович, какие пустяки.
— В калоши станьте.
— Да ничего. Все равно уже ноги мокрые.
— Ах, боже мой! — расстраивался Филипп Филиппович.
— До чего вредное животное! — отозвался вдруг, Шариков и выехал на корточках с суповой миской в руке.
Борменталь захлопнул дверь, не выдержал и засмеялся. Ноздри Филиппа Филипповича раздулись, очки вспыхнули.
— Вы про кого говорите? — спросил он у Шарикова с высоты,— позвольте узнать.
— Про кота я говорю. Такая сволочь,— ответил Шариков, бегая глазами.
— Знаете, Шариков,— переводя дух, отозвался Филипп Филиппович,— я положительно не видал более наглого существа, чем вы.
Борменталь хихикнул.
— Вы,— продолжал Филипп Филиппович,— просто нахал. Как вы смеете это говорить? Вы все это учинили и еще позволяете… Да нет! Это черт знает что такое!
— Шариков, скажите мне, пожалуйста,— заговорил Борменталь,— сколько времени еще вы будете гоняться за котами? Стыдитесь! Ведь это же безобразие! Дикарь!
— Какой я дикарь,— хмуро отозвался Шариков,— ничего я не дикарь. Его терпеть в квартире невозможно. Только и ищет — как бы что своровать. Фарш слопал у Дарьи. Я его поучить хотел.
— Вас бы самого поучить! — ответил Филипп Филиппович,— вы поглядите на свою физиономию в зеркале.
— Чуть глаза не лишил,— мрачно отозвался Шариков, трогая глаз мокрой грязной рукой.
Когда черный от влаги паркет несколько подсох, все зеркала покрылись банным налетом, и звонки прекратились. Филипп Филиппович в сафьяновых красных туфлях стоял в передней.
— Вот вам, Федор.
— Покорнейше благодарю.
— Переоденьтесь сейчас же. Да вот что: выпейте у Дарьи Петровны водки.
— Покорнейше благодарю,— Федор помялся, потом сказал: — Тут еще, Филипп Филиппович. Я извиняюсь, уж прямо и совестно. Только — за стекло в седьмой квартире… Гражданин Шариков камнями швырял…
— В кота? — спросил Филипп Филиппович, хмурясь, как облако.
— То-то, что в хозяина квартиры. Он уж в суд грозился подавать.
— Черт!
— Кухарку Шариков ихнюю обнял, а тот его гнать стал. Ну, повздорили.
— Ради бога, вы мне всегда сообщайте сразу о таких вещах! Сколько нужно?