Полное собрание сочинений. Том 1. В соболином краю
Шрифт:
По пути на запад «кофе» светлеет. В этих местах канал идет по древнему руслу реки.
Широкая пойма выглядит настоящим морем. Островами темнеют камыши. Тут вода, утихомирившись, оставляет на дне свою коричневую ношу и дальше течет уже чистой, какой родили ее горы.
Чем светлее и спокойнее вода, тем чаще делает остановки наш маленький катер: снимаем с винта тугой узел водорослей. Длинная подводная трава оказалась неожиданным врагом строителей. В Аму-Дарье она не растет. А тут светлая и прогретая до дна вода понравилась
Много врагов у канала. Солнце, например, каждую секунду «пожирает» пять кубометров воды, а назад не отдает ни капли. Только однажды видели строители тучу. Ее принесло с запада.
И пролилась она, но… водяные капли испарялись, не достигая земли. И все-таки вода идет, идет… Уже триста километров голубой дороги за спиной у строителей. Прочно поселилась на этой дороге жизнь.
У каждого острова камышей моторист Алеша Казанцев приглушает мотор. Прислушивается: не шарахнется ли в зарослях кабан — надо примечать, куда являться на осеннюю охоту.
«Весной бы приезжали, — приглашает он, — уток тут! Стреляй в небо — обязательно зацепишь».
На песчаной отмели следы верблюдов и тонкая чеканка джейраньих копыт. Чайки пытаются поймать что-то у самого берега… Все живое тянется к воде, и всем вода дарит жизнь.
У подножия одного из барханов палатка…
Рыбаки. Осторожно подруливаем. «Клюет?» — «Да вот поймали малость». «Малостью» оказались тринадцать здоровенных сазанов, пять почти метровых сомят, толстые усачи. И это все за одну «зорю». Позже мы видели: на земснаряде ловят, прямо не вылезая из каюты. Леска — бечевка, грузило — гайка, удилище — палец. Бросают снасть в иллюминатор… Шум машины, ветер — все равно клюет. Клюет на хлеб, на маленького сазанчика клюет большой, на что угодно клюет.
Много рыбы. Видно, по душе пришлась ей светлая вода.
Такое же буйство жизни на берегу: в огородах и вдоль арыков. В поселке Карамет-Нияз молодые тополя вымахали уже выше домов. Рядом с поселком — подсобное хозяйство. Арбузы, дыни, кукуруза, клевер, подсолнухи… все растет в краю солнца и плодородной земли. Дайте только воду. Видимо, чтобы удивить гостей, огородник-туркмен добыл где-то пружинные весы. «Взгляните-ка!». И правда, было чему дивиться. Арбуз весил двадцать восемь килограммов.
Воду вдоль канала расходуют пока экономно — тысячу гектаров отвели под бахчи и травы.
Главное, скорее довести воду в Мары, напоить тучные земли Мургаба. Сто тысяч гектаров оросит амударьинская вода. Это миллион центнеров хлопка в год, новые огороды, сады, виноградники…
Обжитой, уютной выглядит «мокрая» часть канала. В полдень по обоим берегам темнеют отары овец. Пастухи с удивлением глядят, как ребята прямо с палубы землесоса бултыхаются в воду — необычное зрелище для Кара-Кумов.
И слово «купаются» тут звучит очень странно.
Впрочем, много новых слов приходится сейчас усваивать пастухам: пристань, мост, переправа, катер…
И у пастухов перемены. Вот сидят они на берегу. Спокойно ожидают, когда напьется отара.
Представьте теперь эту тысячу овец у пустынного колодца. Целую ночь доставал бы пастух воду с тридцатиметровой глубины…
Поздним вечером наш катер садится на мель. Это уже край воды. Дальше начинается «сухой канал» — царство скреперов, бульдозеров…
Возвращаемся мимо плавучих машин, одевшихся в вечерние огни. А вот большое двухпалубное общежитие. По-морскому его тут зовут «брандвахта». В воде отражаются длинные ряды освещенных окон. На верхней палубе вздыхает песня, с нижнего мостика кто-то полощет белье.
«Откуда это котенка приволокли?» — слышится удивленный голос, видно, комендантши. Обживается пустыня…
Без звука течет вода… И не поймешь, чего в ней больше, звезд или огней, зажженных людьми.
Фото автора. Кара-Кумы.
4–7 сентября 1958 г.
Про Юрку, юркиного отца и маленького архаренка
Очень богатый человек Юрка Тишкин. Это у него есть большой козлиный рог. Хороший рог! Три стеклянных банки песку всыпать можно. А если дунуть, из рога будто кто живой отзывается. Да что рог, шляпа какая у Юрки! Не панамка, а настоящая войлочная, рыжая от солнца.
Тоже подарок отца, на охоту он в ней ходил.
Отца Юркина дядей Борей зовут, он подолгу не бывает дома. Зато вернется — то ежика принесет, то маленькую лисичку, сову…Целый день не уходил бы с Юркина двора.
А это уже совсем диковинный был подарок.
Пришел дядя Боря усталый. Снял патронташ, ружье, попросил Юрку полить ему воды на руки.
Потом сел на лавку.
— Ну, мелкота, айда ко мне. Что в этой корзинке?
— Наверное, опять дикобраз? — сказал сообразительный Мишка Антипов, тот самый, что целую минуту на голове стоять может.
— Нет, — сказал дядя Боря, — не дикобраз.
— А может, большая ящерица, как в прошлом году? — робко дотронулась до корзины Аннушка Речкина.
— Нет, Аннушка, и не ящерица.
Дядя Боря открыл корзинку. На дне, вытаращив темные глаза, калачиком лежал…
— Олененок! Олененок! — закричали ребятишки.
— Не олененок, — догадался. Юрка. — Это горная коза, а олени у нас не водятся.
Отец потрепал Юрку по голове:
— Это, ребятки, горный баран, архар. Только он маленький, зовите его архаренком, а имя можете придумать, какое захотите.