Полное собрание сочинений. Том 13. Запечатленные тайны
Шрифт:
Тут, на границе света и тени, деревья как на витрине — одно к одному. Весной и летом опушка красками небогата — лишь зелень разных оттенков. Теперь же — буйство теплых тонов, узоры сосен и елок шиты по солнечной, светлой канве, а недра леса при золоченых воротах опушки особо таинственны и манящи.
Все живое в эти погожие дни потянулось из чащи к опушкам. Пищат синицы у трухлявого пня. Божьи коровки снуют по желтым коврам.
Облетая опушку, прокричал ворон. Скворец на дуплистой ветле поет так же самозабвенно, как в мартовский день. Сойка, не заметив людей, нырнула с верхушки ели, пытаясь в теплом стоящем воздухе изловить стрекозу. Почти до земли кувыркалась, но неуспешно. Большая
Ветер еле заметный. Его выдает мерцающий трепет осиновых листьев да полет пауков на ослепительно-белых нитях. Плавно кружится в синеве коршун. Солнце просвечивает его маховые перья, и кажется, птица принарядилась к погожему дню.
Встречный грибник говорит:
— Бабье лето…
— Да, лето…
Больше говорить и не нужно. Главной радостью мы поделились…
День короток уже по-осеннему. И все же много еще успеваешь увидеть. Видишь кротовые свежие кучи возле болотца. Шумливая стайка щеглов опустилась на бурьяны. Три молодых статных лося перебежали поляну возле опушки. И, наконец, на пути уже к станции редкая встреча — кедровка! Размером с дрозда, длинноносая, в крапинках птица непугливо прыгает рядом с тропою. Я потратил катушку пленки, снимая залетную сибирячку. Подпуская человека на пять шагов, птица не проявляла ни малейшего беспокойства, деловито хватала в траве не знаю уж что — семена ли, козявок?
Кедровка в наших местах — нечастая гостья. За свою жизнь я видел ее раз пять. И всегда это было вот так же в погожую осень.
В электричке мы говорили об этой сибирской птице, о свинушках и сыроежках, о бабьем лете.
— А что это — бабье лето? — спросил вдруг мальчик, сидевший с охапкой кленовых листьев на коленях у бабки. — Это твое «бабушкино лето», да?
Явно довольная толкованьем хорошей погоды, бабка вздохнула, обращаясь к соседке:
— Лето — было и нету. Все как во сне: весна — осень, весна — осень… Как электричка, жизнь проскочила…
В тамбуре под заклинанье магнитофона «Ах, лето…» обнималась парочка в джинсах. Два грибника у двери, запуская руки в корзины, выясняли первенство по числу рыжиков. Мальчишка на коленях у бабки лукаво протянул контролеру кленовый лист. Контролер с нарочито серьезным видом разглядел лист на свет и деловито лязгнул компостером. Все засмеялись, стали советовать сохранить «проверенный» лист на память. И опять пошел разговор о грибах, об улетающих птицах, о том, о сем, о хорошей погоде и о том, что теперь уже со дня на день следует ждать и дождей.
Бабье лето… На языке синоптиков — это «устойчивый антициклон, регулярный в Северном полушарии в сентябре — октябре».
Фото автора. 7 октября 1981 г.
«А выстрел?..»
(Окно в природу)
Старая Пальма — работница. Ее дело: учуять, выследить дичь, подвести к ней на выстрел охотника. И она знает: взлетела птица — сейчас же бухнет двустволка. Хозяин частенько мажет, и Пальма вполне понимает: не каждый выстрел приносит добычу. Но если выстрел раздался, Пальма считает: собачье дело исполнено добросовестно…
Я собираюсь к болотам фотографировать уток.
— Возьми Пальму, — говорит лесник, занятый в этот день починкой сарая. — Пусть разомнется.
Для Пальмы каждый выход к болотам — праздник. Она, благодарная, бегает взад-вперед, а возле воды напрягается, сразу почуяв уток.
Утки кормятся ряской и взлетать не спешат. Пальма, приподняв одну ногу, неподвижно ждет, когда я,
Не объяснишь собаке, почему не пахнет дразнящим пороховым дымом и почему невредимыми взмыли утки.
Утешается Пальма скоро, как только подходим еще к одному бочагу. Опять она добросовестно делает свое дело, и я как будто не опоздал. Но опять вижу недоуменную морду: «А выстрел?» Так повторяется несколько раз, и Пальма, чувствую, начинает привыкать к бескровному состязанию с утками.
У лампы вечером обсуждаем итоги моей охоты. Лесник смеется, набивая патроны утиной дробью.
— Выстрелу полагается быть. Иначе испортим собаку…
Пальме тонкости нашей беседы неведомы. Она сладко спит у порога и тихо поскуливает. Очень возможно, что снятся ей улетевшие утки.
Фото автора. 14 октября 1981 г.
Птичья дорога
(Окно в природу)
На карте Союза это всего лишь желтая нитка у прибрежной синевы Балтики. С самолета, когда он идет на посадку в Калининграде, видишь полоску суши среди воды. Три цвета лентой бегут под крыльями: синий, желтый, зеленый — море, песок и лес. Ширина этой суши в среднем полтора километра. Длина немалая — чуть не сто километров. Еще не ступив на косу, предчувствуешь необычность всего, что увидишь. И предчувствие не обманывает.
Небоязливый лось стоит у дороги, исполненный достоинства и сознания, что он со всеми поровну делит тут территорию и чего ж ему опасаться. Кабаны тоже неторопливо перебегают асфальт, а есть такие, что прямо к машине бегут из леса и не страшатся из рук человека взять пищу — житье бок о бок без взаимных обид рождает доверие.
Сам лес, наклоненный постоянным давлением ветра в сторону суши, — тоже немалое чудо. Когда-то природа с усилием и терпением, трудясь непрерывно тысячи лет, опушила бесплодный песок зеленым воротником. Люди, придя на косу, соблазнились рубить этот лес на постройку домов и лодок, на утварь и на дрова. И были наказаны. Оголенный песок пришел в движенье, и никакая сила не могла его успокоить, остановить. Песком засыпаны были остатки древних лесов, засыпаны были четырнадцать человеческих поселений. Человек с косы не ушел, но был принужден ежечасно бороться с песком и ощутил уверенность, что победит, лишь начав сажать леса. Вырастить лес в новорожденной Сахаре — труд, не поддающийся описанию. Но лес все-таки выращен, и пески успокоились, задремали.
Есть места на косе, где мощью песков можно полюбоваться. Живописные горы песка называют дюнами. Тут они достигают рекордных высот — семьдесят метров! Песок под ветром подернут барханной рябью. Без удивления узнаешь: сюда приезжают снимать «пустынные кадры» для фильмов. Пустыня! Не хватает только цепочки верблюдов.
Но за горбами песка сразу же зелень, и тут же вода. Вода и пресная, и соленая. Слева, если ехать на север, бьется о косу Балтийское море, справа — серовато-зеленые волны неглубокого, теплого, богатого рыбой залива, в который стекает Неман.