Полное собрание сочинений. Том 19. Про братьев меньших
Шрифт:
Обилие корма иногда побуждает самцов «жить на два дома» — кормить птенцов в двух гнездах, не вызывая ревности самок. Такое поведение замечено у скворцов, а для зимородков, как недавно установили орнитологи Окского заповедника, это является нормой. Рыба — продукт калорийный, зимородок добывает ее без труда — почему бы не завести вторую семью.
Любопытно поведение петухов в отряде куриных птиц. Тетерева и глухари, справив в апреле шумные свадьбы, семейных забот не знают. В одиночестве тихо сидят тетерки и глухарки на яйцах. И в одиночку выхаживают, водят птенцов — петухи были бы им только помехой. У куропаток иначе. Куропач бдительно сторожит самку на гнезде и когда она водит птенцов. Так заведено у наших серых куропаток, так же ведут
И есть в природе порядок, когда роль мамы выполняет папаша. Нашу беседу мы начали с рыб. Так вот, есть среди них малютка — семь сантиметров — колюшка. В нерест самцы этой рыбки одеваются в яркий пурпурный наряд и проделывают перед избранной самкой танец любви, завлекая ее в загодя приготовленные чертоги, представляющие собой ямку в песке, прикрытую чем-то вроде травяного тоннеля — шалашика. Ухажер всеми средствами старается заманить подружку в тоннель и там оставить икру. Далее у рыбки-мамы никаких забот нет — плыви куда хочешь. Зато папа исключительно озабочен. Ему кажется, что икры маловато, он заманивает в чертог еще одну, а то и двух носительниц икры. Полив их кладки молоками, папа-колюшка не только стережет икру от врагов, но, заплывая в шалашик, плавниками вентилирует воду — насыщает икряную колыбель кислородом. А когда из икринок появляются малыши-колюшки, папа три-четыре недели служит им нянькой — не дает разбежаться и потеряться, строптивых хватает ртом, водворяет в нужное место. Так при малом числе икринок род колюшек не пресекается, процветает.
Есть и еще пример такого же рода. По рисункам все знают морского конька. Это занятное существо — ни рыба ни мясо, неважно плавает, но умеет цепляться в воде за растения и изменяет окраску, как хамелеон. Но, главное, когда приходит пора нереститься, папа-конек выпячивает на животе нечто вроде приемных камер. Самка ссыпает туда икру, и она тотчас обволакивается телом конька, и папа становится как бы беременным. Икринки в полости рыбки, пронизанной кровеносными сосудами, хорошо снабжаются кислородом и всем, что надо им для развития. И вот приходит время разрешиться коньку потомством. Возможно, это единственный случай в природе, когда мужская особь знает муки деторожденья. Конек напрягается, ухватившись хвостиком за растенье, корчится до тех пор, пока кожа на животе не лопнет и на свет божий не появятся очень похожие на папу ребятки.
Перечислить всех отцов, выступающих в роли матери, невозможно. Упомянем сначала тех, кто на время берет на плечи свою часть материнских забот. Среди них две экзотические птицы, обе бескрылые — киви, живущая в Новой Зеландии, и пингвин, обитающий у кромки ледяной Антарктиды.
Самец киви, дождавшись, когда самка разрешится огромным яйцом (четыреста с лишним граммов!), берется его насиживать и сидит почти три месяца. В этом разделении труда есть логика — самка, разрешившись огромным в сравнении с ее телом яйцом, чувствует себя обессиленной, и природа по справедливости присудила самцу его долю забот.
Самый тяжкий крест материнства-отцовства несут петухи сорных кур, живущих в Австралии. Трудяга петух сооружает фантастической величины инкубатор — под двести тонн песка, опавших листьев и веток в огромной яме. Когда гниющая масса начнет выделять тепло, петух должен точно определить температурный момент — пригласить самку положить яйца. И затем, то делая норы для вентиляции, то затыкая их на время ночных холодов, австралийский подвижник доводит дело свое до конца. В урочный час из глубины компостной ямы начинают выбираться цыплята. Они в этом мире предоставлены сразу только себе. У изнемогшего от тяжкой работы папаши сил уже нет. Ему нужен отдых, чтобы недель через десять начать все сначала.
И в заключенье — некий курьез природы.
Есть в птичьем мире кулик плавунчик. Я во множестве видел этих маленьких плавунов на Аляске и у нас на Севере. Тут «феминизация» достигает вершины. Пестро окрашенные самки устраивают, как это положено петушкам, турниры и соблазняют тихих, невзрачных, сереньких женихов. Отложив яйца, нарядные вертихвостки предаются житейским радостям, а на гнездах сидят папаши. Такое, впрочем, изредка бывает и у людей.
Фото автора. 19 мая 1995 г.
«С нею солнце краше…»
(Окно в природу)
Продолжение строчки, вынесенной в заголовок, известно всем: «С нею солнце краше и весна милей…» Это о ласточке, самой любимой и самой доверчивой к человеку из всех диких птиц.
Ласточка, касатка… Даже в звучании этих слов слышится ласка. «Ласточка ты моя», — прижимает к себе дочурку деревенская женщина. А мальчонку бабушка окликает: «Касатик…»
Деревенский житель, открывая мир у порога своего дома, первыми видит ласточку, воробья и скворца. Причем ласточку видит под крышей: в сенях, в сарае, в хлеву, под навесом для сена, на чердаке дома.
Прокручивая при бессоннице «киноленту» прожитого в обратную сторону, я вижу себя пятилетним, лежащим на соломе в сарае с глазами, уставленными в прореху крыши. Прореху эту отец сознательно не заделывал — «чтобы ласточки могли залетать». И они селились у нас каждый год. Интересно было ждать, когда в прореху, голубевшую небом, с разлета стрелкой врывалась птичка и, ничуть меня не страшась, кормила птенцов. В сарае пилили, кололи дрова, иногда отец что-нибудь мастерил, постукивая топором, ласточек это ничуть не пугало. Они поминутно залетали в прореху крыши (а иногда в открытую дверь) и спокойно делали свое дело.
Сколько потом в разных местах и в разных краях видел я ласточек — нотные знаки на проводах, черные стрелы над тихой водою деревенских прудов, воздушная акробатика под ногами идущего по лугу стада, подвижная сеть готовых к отлету птиц. И нельзя перечислить края, где приходилось их видеть, — в южных степях чертящих небо над полевым вагончиком трактористов; в немецкой деревне ныряющих в слуховое окошко под черепичной крышей; в приполярных поселках, в сибирской деревне, повсюду в Африке; на Аляске, рядком сидящих на полозе эскимосских нарт. В Африке я видел ласточек на пожаре. Горела саванна, и птицы, ничуть не страшась, шныряли в дыму — ловили взлетающих насекомых. На теплоходе, шедшем по Средиземному морю, радист, разыскав меня на палубе, повел в рубку, и я увидел удивительную картину: на теплых «радиоящиках» грелось десятка два ласточек. Непогода застала их над водой — присели передохнуть и, будто зная, где обогреться, залетели в радиорубку.
Ласточка пьет воду.
* * *
«Одна ласточка весну не делает». Поговорку эту все знают. Весна для разных людей начинается в разное время. И все же весну на крыльях приносят в наши края грачи, скворцы, чибисы, жаворонки, трясогузки. Ласточки прилетают к «зеленому дыму» лопнувших почек, ко времени, когда в воздухе появляется мошкара.
Какой же смысл поговорки? Смысл в том, что предмайская зеленая весна еще неустойчива, может вернуться ненастье, исчезнут в воздухе мошки, и ласточки не спешат — посылают вперед разведчиц, и уж потом идет валовой прилет воздушных ловцов насекомых — ласточек, стрижей, козодоев.