Полное собрание сочинений. Том 21. Мир на ладони
Шрифт:
Шолохов и сам в рыбацких делах разбирался, хорошо знал, что водится в реке, что ловится.
Откроем страничку прославленной книги. «Из глубоких затишных омутов сваливается Дон на россыпь. Кучеряво вьется там течение. Дон идет вразвалку, мерным тихим разливом. Над песчаным твердым дном стаями пасутся чернопузы; ночью на россыпь выходит жировать стерлядь, ворочается в зеленых прибрежных теремах тины сазан; белесь и сула гоняют за белой рыбой, сом роется в ракушках… чтобы к утру застыть в полусне где-нибудь в черной обглоданной коряге».
Со снастями рыбацкими рядом — охотничье снаряжение Шолохова: сапоги, куртка, ружье, патронташ. «Охотился отец с таким
Шолохов хорошо знал, понимал и очень любил природу. В четырнадцать лет, прочитав «Тихий Дон», я этого не заметил, принимая описанья природы за «лирические отступления», как говорилось в школе. Недавно перечитав, вернее, пережив вместе с героями бессмертной книги все, что было на Дону в начале минувшего века, я вдруг увидел: есть в «Тихом Доне» еще одно важное «действующее лицо» — сам Дон и все, что на его берегах дышит, подает голос, сияет вечными красками жизни. Природа и сросшийся с нею быт донских казаков показаны Шолоховым ярко и точно — где одним широким мазком, где в мелких подробностях.
Но это не «лирические отступления», это важная часть ткани повествованья. Мотив природы постоянно звучит в романе, но его колокольчик звенит в минуты особого напряженья страстей, когда что-то рушится невозвратно, когда кто-то гибнет. Прощаясь с закатным солнцем, с божьей коровкой, ползущей по холодеющей руке, в последний раз слышит пение птицы. Вот опять же страничка книги: «…на земле, только что принявшей веселого лошадника и пьяницу деда Сашку, все так же яростно кипела жизнь: в степи, зеленым разливом подступившей к самому саду, в зарослях дикой конопли возле прясел старого гумна — неумолчно звучала гремучая дробь перепелиного боя, свистели суслики, жужжали шмели, шелестела обласканная ветром трава, пели в струистом мареве жаворонки и, утверждая в природе человеческое величие, где-то далеко-далеко по суходолу настойчиво, злобно и глухо стучал пулемет».
Такие строчки заставляют остро почувствовать ожесточенность людей, крушение судеб, чью-то мучительную или мгновенную смерть. «Колокольчик» природы, спокойной, вечной и несуетной, заставляет нас помнить ценность и красоту жизни и нелепость всего, что могут совершить люди. Эти контрасты держат нас в напряжении постоянно. Почти на каждой странице «Тихого Дона» звенит «колокольчик», побуждающий думать о смысле жизни, и подсказывает ответ: смысл жизни — в самой жизни.
Шолохов не единственный и не первый нашел «светотень» сопоставленья природы (вечности!) с человеческими страстями. В русской литературе это многие понимали. Вспомним Пушкина, Кольцова, Тургенева, Некрасова («Нет безобразья в природе»), Тютчева, Фета, Бунина, Есенина, Пришвина. Назовем современников наших — Юрий Казаков, Валентин Распутин. Лев Толстой хорошо понимал глубину единенья человека с природой. Это он записал в дневнике: «Счастье — это быть с природой, говорить с ней».
Шолохов тоже глубоко чувствовал эту связь, показав нам судьбы людей на берегах тихо текущей в море воды.
Фото автора. 24 мая 2002 г.
Пешеход с удочкой
(Окно в природу)
Посмотрите, сразу виден ходок — ноги длинные, шаг широкий и скорый, тонкий изогнутый клюв похож на удочку. Перед вами знаменитость птичьего мира — большой кроншнеп.
Кроншнепов во многих зонах земли немало. Некоторых мы видим, другие известны лишь по названью: ходулочник, веретенник, кулик-сорока, кулик-воробей, дупель, бекас, шилоклювка, камнешарка, авдотка, вальдшнеп, чибис и так далее — все перечислить нельзя.
Большой кроншнеп — самый крупный из куликов и очень редкий сегодня. Когда из Рязани мне позвонил орнитолог-любитель Иван Павлович Назаров и сказал, что нашел гнездо кроншнепа-великана, я, не медля ни часа, собрался в Рязань.
Гнездо обнаружили в неожиданном месте, на торфяном поле, подготовленном к разработке, — ни куста, ни травинки, огромная плоская «шоколадка» лежит близ еще не тронутого болота. Район этот — сердце Мещеры.
Кроншнепы, гнездящиеся преимущественно на болотах нашего Севера, находили приют и тут, в затопленных дебрях. Но времена изменились.
Проложены на Мещере дороги, нарезано много канав, добывается торф. Осторожных больших куликов тут видят все реже и реже. Для гнезд они выбирают места, не доступные для людей.
Но в этот раз какая-то беспечная парочка птиц поселилась на месте открытом — близко пылят бульдозеры, темнеют горы добытого торфа.
Гнездо мой друг пометил сучком, оставленным возле дренажной канавы. Нашу машину разработчики торфа на «плантаж» не пустили — «жара, торф может воспламениться от нагретой трубы глушителя». Предложили свою, противопожарную.
Наблюдая за местом, где приютились кроншнепы, мы не увидели птицу-наседку. Гнездо она покинула, как только издали нас заметила. Причем ни птица, гревшая яйца, ни партнер ее, сидевший где-то на страже, себя не обнаружили, незаметно (бегом) скрылись в лесном болоте.
Гнездо. Мягкий торф не разрыт, а скорее продавлен наседкой, и в ямке, обложенной тонкими палочками, лежат четыре оливковых, в коричневых пятнах яйца размером с куриные.
Отпустив машину, мы с Иваном Павловичем быстро соорудили скрадок — спрятались в канаву и накрылись маскировочной тканью. Позиция не шибко удобная — по колено торфяная жижа, чтобы не налить ее в сапоги, бросаем под ноги березовую корягу и показываем друг другу приложенные к губам пальцы — ни звука! Предполагаем: птица скоро вернется к гнезду.
Согнувшись, в канаве мы просидели двадцать минут. И вот видим, как от леса не летит — идет быстрым шагом голенастый владелец гнезда.
С обнаженной плоскостью торфа буроватая птица почти сливается, выдают ее светлые перья надхвостья.
Мы думали, птица сразу окажется на гнезде.
Нет, осторожность заставляет кроншнепа обойти по кругу подозрительно темнеющий над канавой скрадок. Потом еще один круг с приближеньем к гнезду. Еще… Гнездо птица наверняка уже видит. Яйца лежат нетронутыми, и это ее успокаивает. Но сесть на гнездо не решается. В пятнадцати метрах от нас кроншнеп меряет поле шагами. Иногда, останавливаясь, запускает длинный клюв в перья, шевелит их.