Полное собрание сочинений. Том 2

Толстой Лев Николаевич

1-й родъ любви — любовь кровная, мн кажется, никогда не уничтожается и, хотя въ самой слабой степени, но всегда существуетъ между братьями. Я твердо ув ренъ въ этомъ, потому что, хотя часто ссорился съ братомъ и въ минуты вспыльчивости былъ ув ренъ, что онъ самый дурной челов къ во всей вселенной, я никогда ни на минуту не переставалъ чувствовать къ нему безсознательнаго и преимущественнаго передъ вс ми влеченія. — 2-й родъ любви зависитъ отъ обстоятельства. 3-й родъ — тщеславная любовь, по моимъ наблюденіямъ, въ нашъ в къ, который называютъ практическимъ и эгоистическимъ, въ которомъ говорится, что семейство есть преграда развитію индивидуальности, большей частью одна соединяете братьевъ. Я признаюсь, что имянно то время, которымъ я начинаю эту часть, большая доля моей любви къ брату происходила изъ этаго источника. —

Любить же брата за его качества я въ то время не могъ, потому что не р шилъ еще въ самомъ себ , что хорошо и что дурно; многое,

одно противор чущее другому, мн нравилось и казалось достойнымъ подражанія. Въ первомъ д тств я любилъ людей, любилъ maman, papa, Н[аталью] С[авишну], Володю, любилъ горячо, потому что чувствовалъ свою безпомощность и необходимость быть любимымъ. Вс т качества, который я вид лъ въ любимыхъ людяхъ, я находилъ безусловно хорошими. — Теперь же, когда я сталъ сознавать свою силу и сталъ больше увлекаться отвлеченными красотами, ч мъ людьми, я меньше сталъ любить и не признавалъ безусловно хорошими т качества, которыя находилъ въ людяхъ, меня окружавшихъ; притомъ же я развился такъ, что могъ обсуживать эти качества и находить въ нихъ противор чія. Я пересталъ в рить, поэтому пересталъ и любить.

Володя уже, кажется, 10-й разъ входилъ въ спальню, какъ за нимъ взошелъ и Просперъ Антоновичъ: «voyons, Voldemar, il est tems de partir». ⁷⁰ Просперъ Антоновичъ им лъ привычку ко всякому слову говорить voyons, ⁷¹ онъ даже говорилъ «voyons voir». ⁷² Онъ былъ челов къ л тъ 25, б локурый, съ довольно правильными, но незам чательными чертами лица, съ дирочкой на подбородк , не толстый, но мускулистый и н сколько вертлявый. —

Онъ былъ добрый, откровенный, тщеславный, веселый и не глупой Французъ. Онъ, какъ видно, понялъ н которыя, общія вс мъ Французамъ въ Россіи, см шныя черты и изб галъ ихъ. Такъ онъ, при хавъ въ Россію, принялся серьезно заниматься Русскимъ языкомъ и черезъ годъ говорилъ очень порядочно. Не говорилъ, что отецъ его былъ богатый и знатный челов къ, но по несчастнымъ обстоятельствамъ лишился того и другаго; а откровенно говорилъ, что отецъ старый, б дный Наполеоновской солдатъ; не былъ нев ждой и шарлатаномъ, а, напротивъ, почерпнулъ изъ училища, въ которомъ воспитывался, очень основательныя познанія Латинскаго языка и Французской литературы. Одинъ у него былъ недостатокъ, это огромное и см шное тщеславіе: — Онъ, занимаясь нашимъ воспитаніемъ, воображалъ себя воспитателемъ насл дныхъ принцовъ, а насъ этими принцами. — (Мн кажется очень страннымъ, что у насъ преимущественно иностранцамъ поручаютъ воспитаніе д тей лучшихъ семействъ, потому что, какъ бы ни былъ образованъ и уменъ иностранецъ, онъ никогда не пойметъ будущее положеніе порученныхъ ему д тей въ св т , что мн кажется необходимымъ для того, чтобы приготовить д тей къ обязанностям, которые они должны будутъ принять на себя. Для иностранца это весьма трудно; тогда какъ каждый Русскій съ здравымъ смысломъ очень легко пойметъ это.) Просперъ Антоновичъ былъ въ полной ув ренности, что судьба не даромъ заманила его въ Россію, что онъ никакъ не у детъ изъ Россіи такимъ же Просперъ Антоновичемъ — искателемъ пропитанія; а что рано или поздно должна подвернутся какая-нибудь Графиня или Княгиня, которая пл нится его любезностью и дирочкой въ подбородк и предложить ему сердце и рубли (которыхъ будетъ очень много) и даже рабовъ. — Поэтому Просперъ Антоновичъ на всякій случай вс свои доходы, (которые были значительны, потому что онъ давалъ уроки въ лучшихъ домахъ Москвы по 10 р.), употреблялъ на жилеты, панталоны, ц почки, шляпы и т. д. и былъ особенно любезенъ со вс мъ женскимъ поломъ. Нельзя же ему было знать нав рное, которая имянно была его Графиня съ рублями и рабами. Много было в щей, о которыхъ, хотя онъ уже пять л тъ жиль въ Россіи, им лъ самыя темныя и странныя понятія — кнутъ, козакъ, дорога по льду, кр постные люди и т. п. —

Онъ им лъ много привычекъ, которыя ясно доказывали, что онъ не бывалъ въ хорошемъ обществ . Наприм ръ, онъ плевалъ, держалъ руки подъ фалдами сертука, щелкалъ пальцами, когда вдругъ вспоминалъ что-нибудь, см ялся очень громко — однимъ словомъ, у него были дурныя манеры: однако бабушка всегда говорила, что St.-J'er^ome очень милъ; я ув ренъ — будь онъ не Французъ она бы первая сказала, что непозволительно тривіалену и сказала бы ему: «вы, мой любезный». —

Только что я услыхалъ голосъ St.-J'er^ome’a, я горошкомъ вскочи лъ съ постели и сталъ од ваться. Я его боялся, не потому, чтобы онъ былъ строгъ; но я еще не зналъ, a неизв стность страшн е всего.

Володя бросилъ книгу, въ которой, я ув ренъ, онъ и прежде ничего не понималъ, такъ сильно должно было быть его безпокойство, и сталъ не безъ волненія въ первый разъ над вать синій фракъ галстукъ и сапоги съ каблуками.— Онъ былъ совс мъ готовъ, когда я взошелъ въ комнату, и уже съ шляпой въ рук стоялъ передъ зеркаломъ. St.-J'er^ome отошелъ въ сторону съ озабоченнымъ видомъ, чтобы

издалека посмотр ть на него. «C’est bien, сказалъ онъ: partons. ⁷³ Et vous, сказалъ онъ, съ строгимъ лицомъ, обращаясь ко мн : pr'eparez votre th`eme pour cette apr`es-d^iner», ⁷⁴ и вышелъ. Володя, выходя, оглянулся на меня и покрасн лъ. — Должно быть онъ зам тилъ зависть и досаду въ моихъ глазахъ, или это было отъ удовольствія — не знаю. St.-J'er^ome напомнилъ мн о темахъ, можетъ-быть такъ, чтобы сказать что-нибудь, или чтобы показать, что, несмотря и на этотъ важный случай, онъ не забываетъ своей обязанности. Мн же показалось, что онъ сказалъ это, чтобы унизить меня передъ братомъ, показать мн этимъ, что я еще мальчишка. Мн было очень больно. —

Вскор за ихъ уходомъ я услышалъ шумъ подъ хавшаго экипажа и подошелъ къ окну. Я вид лъ, какъ лакей откинулъ крышку фаэтона, подсадилъ Володю, потомъ St.-J'er^ome’a, какъ закрылъ крышку, взглянулъ на кучера Павла, и какъ кучеръ Павелъ тронулъ возжами вороныхъ, и какъ кучеръ, фаэтонъ и Володя съ St.-J'er^ome’омъ скрылись за угломъ переулка.— Когда я увидалъ почтительность лакея къ Волод и Володю въ томъ самомъ фаетон , въ которомъ привыкъ вид ть только бабушку, мн показалось, что между нами все кончено — онъ сталъ большой, онъ не можетъ теперь не презирать меня. — Я сб жалъ внизъ, чтобы разс яться. — Бабушка стояла у окна, изъ котораго еще вид нь былъ фаэтонъ, и крестила его, у другаго окна Любочька и Катинька съ выраженіемъ любопытства и радости провожали глазами Володю въ фаэтон и синемъ фрак . —

Я поздоровался и тотчасъ же ушелъ наверхъ. —

IV. ВАРИАНТЫ ИЗ ПЕРВОЙ И ВТОРОЙ РЕДАКЦИЙ «ОТРОЧЕСТВА»

* № 1(I ред.).

Провожая насъ, папа сказалъ Волод : «Вы дете одни, над юсь, что ты теперь не ребенокъ, не будешь шалить и присмотришь за своимъ меньшимъ братомъ». Мими онъ сказалъ: «присмотрите, ch`ere, ⁷⁵ и за мальчиками, они еще такія д ти!» Михею онъ сказалъ, когда тотъ на крыльц ц ловалъ его въ плечико: «смотри, братецъ, чтобы у меня все было въ порядк дорогой, и за д тьми смотр ть хорошенько». Изъ этаго я заключилъ, что отношенія мои къ Волод , Мими и Михею были опред лены неясно и сбивчиво, и что дорогою я могу пользоваться совершенной свободой.

* № 2(II ред.).

По здка на долгихъ.

Глава 1.

<Со смертью матери окончилась для меня счастливая пора д тства, и началась новая эпоха отрочества. Воспоминанія объ этой эпох отд ляются отъ предъидущихъ шестью нед лями, во время которыхъ я ходилъ въ курточк съ плерезами, и отличаются отъ нихъ т мъ, что я уже не съ тою отрадно-спокойною грустью останавливаю на нихъ свое воображеиіе. Иногда къ воспоминаніямъ этимъ прим шивается чувство досады и раскаянія: вліяніе н которыхъ ошибокъ, сд ланныхъ въ отрочеств , теперь еще отзывается на мн , я чувствую тайную связь между теперешнимъ моимъ направленіемъ и тогдашними поступками, и мн тяжело иногда быть чистосердечнымъ и безпристрастнымъ, описывая самаго себя, такъ что ч мъ ближе ко мн становятся воспоминанiя, т мъ съ меньшей ясностью представляются он . Странно, что изъ первыхъ шести нед ль траура мн ясно представляются только одн воспоминанія нашего путешествія. Исключая ихъ въ моемъ воображеніи возникаютъ только какія-то смутныя впечатл нія грустныхъ лицъ, церковныхъ обрядовъ, черныхъ платій, чепцовъ, надгробныхъ п ній, шепчущихся, печальныхъ голосовъ и плёрёзъ, плерезъ на рукавахъ, воротникахъ, чепцахъ... везд , везд . — Цв тъ немножко уже засаленныхъ б лыхъ тесемокъ, которыми обшиты мои рукава, двоящихся въ моихъ, большей частью заплаканныхъ, глазахъ, и тяжелое чувство принужденія, ст сняющее уже давно возникнувшее во мн желаніе шалить и р звиться, составляютъ самое постоянное и памятное впечатл ніе за все это время. —>

* № 3(I ред.).

Разговоры.

Новый взглядъ. III.

Катенька хочетъ идти въ монастырь.

Одинъ разъ посл отдыха и об да на постояломъ двор , Володя пом стился въ карету, а наслаждаться бричкой чередъ пришелъ Катиньк . Не смотря на ея сопротивленіе, я положилъ за ея спину и подъ нее вс наши подушки и, воображая себя ея покровителемъ, гордо ус лся на своемъ м ст и выпустилъ правую ногу изъ экипажа. — Катенька, опустивъ хорошенькую б локурую головку, повязанную б лымъ платочкомъ, молча сид ла подл меня и в рт ла въ маленькихъ ручкахъ соломенку, пристально сл дила своими ярко-голубыми глазками за уб гающей подъ колесами пыльной дорогой. Н жное личико ея слегка покрыто н жнымъ, розовымъ весеннимъ загаромъ и было задумчиво; выраженіе его не им ло ничего д тскаго. «А какъ ты думаешь, Катинька, сказалъ я ей, какая Москва?»