Полное собрание сочинений. Том 2
Шрифт:
Глава 3-я. Экзамены.
Съ т хъ поръ, какъ наши у хали въ деревню, оставшись одинъ въ нашемъ большомъ дом , я такъ взволнованъ былъ сознаніемъ свободы и надеждами разнаго рода, что р шительно не могъ совладать съ своими мыслями. Бывало утромъ занимаешься въ классной и знаешь, что необходимо, потому что завтра экзаменъ, а не прочелъ еще ц лаго вопроса, вдругъ пахнетъ какими-то весенними духами въ отворенное окно, какъ-будто вспомнишь что то очень хорошее, и н тъ возможности продолжать заниматься. Или — тоже сидишь за книгой — услышишь по корридору женскія шаги — опять невозможно усид ть на м ст ; хотя и знаешь, что въ дом женщинъ, кром Гаши, старой горничной бабушки, никого н тъ и быть не можетъ; и всетаки думаешь: можетъ быть это она, можетъ теперь-то вотъ сейчасъ и начнется».
Шестнадцатаго Апр ля я первый разъ вошелъ въ университетскую экзаменную залу. На мн были чорныя узенькія брюки со штрипками, лаковые сапоги, атласная жилетка и бывшій Володинъ синій фракъ съ бронзовыми пуговицами. Признаюсь, наружность моя больше всего меня занимала: была одна кривая складка на панталонахъ около сапогъ и оторванная запонка на рубашк , которая меня ужасно мучила. Только верхнія части ногъ до кол нъ я находилъ красивыми и любовался ими.
Первое чувство мое было — входя въ большую, св тлую наполненную народомъ залу — разочарованіе въ надежд обратить на себя общее вниманіе. Я почувствовалъ себя такимъ ничтожнымъ червякомъ въ сравненіи съ важными профессорами, сид вшими подъ портретомъ Г[осударя] и красивыми м[олодыми] л[юдьми], ожидавшими очередь экзамена.
<Я даже съ большимъ удовольствіемъ зам тилъ однаго — должно быть, семинариста — съ всклокоченными волосами, отвисшей губой, въ панталонахъ безъ штрипокъ и безъ б лья и съ обгрызанными до заусенцовъ ногтями. Мн пріятно было уб диться, что онъ уже нав рное хуже меня, а несмотря на то, самоув ренно ступая стоптанными сапогами по паркету залу, гордо выступилъ впередъ экзаменоваться при вызов «Ам итеатровъ!»>
Тутъ было 3 рода экзаминующихся. Одни, такіе же, какъ я, въ полуфрачкахъ съ гувернёрами. Это были самые робкіе, сид ли молча и не раскрывая книгъ, на скамейкахъ и съ уваженіемъ, почти трепетомъ смотр ли на профессоровъ, находившихся въ противуположномъ углу залы. Потомъ 2-ой сортъ были молодые люди большей частью въ гимназическихъ мундирахъ безъ гувернёровъ. Эти были постарше насъ, но хуже од ты, за то чрезвычайно развязны. Они говорили между собой довольно громко, по имени и отчеству называли профессоровъ, тутъ же готовили вопросы, передавали другъ другу тетрадки, шагали черезъ скамейки и ли пирожки. И, наконец, 3-й сортъ, которыхъ было однако немного, были совс мъ старые. Одинъ изъ нихъ бл дный, худой, сид лъ противъ меня и, облокотивъ голову на об руки, все читалъ какія-то тетрадки, написанныя чрезвычайно мелко, и не говорилъ ни съ к мъ. Когда профессоръ назвалъ «Ардани», 131 онъ вышелъ, спокойно подошелъ къ столу, не взявъ, сталъ отв чать. Онъ говорилъ тихо, такъ что мн не слышно было, что онъ говорилъ, но по одушевленію профессоровъ я вид лъ, что отлично.
— «Ну сколько?» спросилъ его другой старый.
— «Не знаю», отв чалъ онъ, собралъ свои тетрадки, акуратно завернулъ и вышелъ. Потомъ я узналъ, что это онъ былъ фортепіянный мастеръ и чрезвычайно ученъ [?].
Остальные же старые были престранные, и вс не выдержали экзамена. Одинъ изъ нихъ въ оливковомъ фрак , въ синемъ атласномъ галстук , съ рыжими волосами на горл , выходилъ вм ст со мной.
— «Иконинъ и Иртеньевъ», провозгласилъ кто-то около столовъ. — «Кто Иртеньевъ?» заговорили вс . — «Иконинъ где?»
— «`A vous», 132 — сказалъ St.-J'er^ome.
Я одернулъ фрачекъ, поправилъ штрипку и съ замираніемъ сердца выл зъ изъ-за скамеекъ. —
Три профессора, одинъ молодой и 2 старыхъ, сид ли около стола, къ которому я подошелъ всл дъ за старымъ съ рыжими волосами на горл . На поклонъ нашъ никто не отв чалъ изъ нихъ, одинъ только старый въ очкахъ
— «Возьмите билетъ», сказалъ добродушно старичокъ въ очкахъ. «Вы Иконинъ?»
— «Я-съ...»
Профессоръ смотр лъ въ тетрадь.
— «Какой у васъ?» прошепталъ мн Иконинъ, показывая свой билетъ, на которомъ стояло: «Уд лы Іоанна III».
— «Хотите м няться?» отв чалъ я, разсчитывая особенно щегольнуть труднымъ билетомъ.
— «Н тъ, ужъ все равно», сказалъ онъ. И это было посл днее слово, которое онъ произнесъ во все продолженіе экзамена. Профессоръ смотр лъ на него и сквозь очки и черезъ очки и безъ очковъ, которые онъ снималъ и медленно вытиралъ кл тчатымъ платкомъ. Другіе 2 профессора тоже смотр ли на него какъ-то особенно непріятно, пристально, снизу и поднявъ брови. Старый молчалъ минутъ 5, потомъ, сд лавъ ужасно кислое лицо, положилъ билетъ и ушелъ. Но, отходя отъ стола, онъ сквозь слезы улыбнулся мн , какъ будто говоря: «каково хватилъ».
Посл его ухода профессора н сколько минутъ говорили между собой, какъ будтоне зам чая моего присутствія. Я уб жденъ былъ, что ихъ чрезвычайно занимаетъ, выдержу ли я хорошо экзаменъ, или н тъ, но что они такъ, только для важности, притворялись, что имъ все равно. Когда профессоръ равнодушно обратился ко мн , я замялся и началъ робко, но потомъ пошло легче и легче и, такъ какъ я зналъ хорошо, то кончилъ съ чувствомъ самодовольствія и даже предложилъ, не угодно ли профессору, я отв чу еще на вопросъ уд ловъ. Но старичокъ сказалъ: «довольно съ, очень хорошо» и въ вид поклона снова посмотр лъ на меня черезъ очки. — Я вернулся къ скамейкамъ. Меня уже поздравляли. Гимназисты подсмотр ли, что мн поставлено было 5. —
На сл дующій экзаменъ ужъ я прі халъ къ знакомымъ; товарищи экзаминующіеся здоровались со мной. — Старый съ волосами на горл какъ будто обрадовался мн и сказалъ, что онъ будетъ переэкзаменовываться, что профессоръ исторіи мерзавецъ и давно ужъ былъ золъ на него, за это и сбилъ его, но онъ поставитъ на своемъ». —
Былъ экзаменъ математики. — Это былъ мой любимый предметъ, и я зналъ его хорошо; но было 2 вопроса изъ алгебры, которые я не усп лъ пройти хорошенько. Это были — какъ теперь помню — вопросы теоріи сочетаній и биномъ Ньютона.— Передъ самымъ экзаменомъ, хоть и некогда сд лать что-нибудь, но я с лъ на заднюю лавку и просматривалъ книгу. —
— «Вотъ онъ, поди сюда, Нехлюдовъ», послышался за мной знакомый голосъ. Я обернулся. — Володя и Дмитрій шли между скамеекъ въ разстегнутыхъ и затасканныхъ сюртукахъ и громко говоря между собой. Сейчасъ видно были домашніе, да еще 2-го курса, ужъ однимъ своимъ видомъ и выражавшіе презр ніе къ нашему брату и оскорбляющіе насъ. —
— «Ну что? еще не экзаменовался?»
— «Н тъ».
— «Что это ты читаешь? спросилъ Володя, в рно не приготовилъ?». —
— «Да, 2 вопроса не совс мъ помню».
— «Какіе?»
— «Вотъ».
— «Да это пустяки», и Володя началъ объяснять, но такъ скоро, что я ничего не понялъ, да при томъ и самъ онъ, кажется, твердо не зналъ этаго. —
— «Н тъ, постой, Володя, дай, я ему объясню», сказалъ Дмитрій и с лъ подл меня. —
Удивительно было вліяніе на меня этаго челов ка: все, что онъ говорилъ, казалось мн такой непреложной истиной, что глубоко неизгладимо вр зывалось въ памяти. Я всю мою жизнь помнилъ эту теорію сочетаній и перем щеній, которую зд сь въ 1/4 часа онъ объяснилъ мн . — Но едва онъ усп лъ кончить, какъ St.-J'er^ome сказалъ, что меня вызываютъ. Иконинъ вышелъ опять вм ст со мной. — Какой-то въ прыщахъ и съ ц почкой гимназистъ бойко выводилъ формулу, со стукомъ ломалъ м лъ о доску и все писалъ, хотя профессоръ уже сказалъ ему, «довольно» и вел лъ намъ взять билеты. Старый опять также остолбен лъ какъ и въ первый экзаменъ. «В дь попадаются же этакіе», сказалъ и опять показалъ мн свой билетъ и спросилъ, что мн досталось. Я посмотр лъ, и, о ужасъ, это былъ единственный билетъ, который я не зналъ — проклятый биномъ Ньютона.