Полное собрание стихотворений
Шрифт:
Члены кружка стремились создать национальную литературу, проявляли усиленный интерес к народному творчеству. Н. Львов издал в 1790 году со своим предисловием и нотными обозначениями «Собрание русских народных песен с их голосами». К советам Львова и Капниста со вниманием прислушивался не только Хемницер, но и сам Державин, впоследствии писавший, что с 1779 года он избрал «совсем особый путь, будучи предводим наставлениями г. Баттё и советами друзей своих Н. А. Львова, В. В. Капниста и И. И. Хемницера...»[1].
Участники дружеского кружка, хотя и следовали во многом принципам классицизма, но в то же время уже далеко отошли от тех правил и норм классицистической
В противовес рационалистической концепции, лежащей в основе эстетики классицизма, сентиментализм выдвигал «чувствительность», эмоциональную настроенность, переживания «частного» человека, его интимную жизнь. Этот отход от общегосударственных тем, от философско-отвлеченной проблематики и «возвышенных» классических жанров — эпопеи, оды, гимна — особенно наглядно сказался в творческой практике членов дружеского кружка. Лирические стихи и песни Н. Львова, такие «чувствительные» стихи В. Капниста, как «На смерть Юлии», «На смерть друга моего», и тематически и стилистически примыкают к сентиментализму.
Однако первые поэтические опыты Хемницера еще не выходят за рамки классицистических канонов. Так, в 1770 году он пишет «Оду на славную победу... при городе Журже», всецело выдержанную в духе классицизма. Проникнутая патриотическим пафосом, но слабая в художественном отношении, эта риторическая ода была первым произведением молодого поэта, появившимся в печати. За ней последовали другие оды и перевод «Письма Барнвеля к Труману» из «героиды» французского поэта Дора, изданный отдельной брошюрой в 1774 году. Тяжеловесные стихи этой «героиды» сопровождались посвящением Н. А. Львову.
Вскоре по приезде из-за границы Хемницеру пришлось выйти в отставку из берг-коллегии в связи с тем, что оттуда ушёл его покровитель М. Ф. Соймонов. Для поэта начались тяжелые времена. Человеку, существовавшему лишь на жалованье, оказаться без службы и без заработка было нелегко. С помощью друзей «маркшейдер», ученый минералог Хемницер настойчиво ищет место, обивает пороги знатных и влиятельных лиц. Вероятно, под впечатлением этих унизительных хлопот он пишет сатиру «На худое состояние, службы и что даже места раздаваемы бывают, во удовольствие лихоимства». Перед наивным и честным поэтом и ученым предстал замкнутый круг бездушных бюрократов, наглых ворюг и взяточников, в котором нет и не может быть места человеку, не имеющему ни знатного родства, ни богатства. Поэтому таким искренним, непосредственным чувством обиды и негодования проникнута эта сатира, правдиво раскрывающая бедственный и не освещенный другими материалами этап в биографии Хемницера. Это правдивый рассказ о его собственных злоключениях и неудачах, о его столкновениях с надменными и корыстолюбивыми «боярами»:
Уж для меня и то уж скукой мнится быть,
Чтобы по городу поклоны разносить
И, выпуча глаза, пешком или в карете,
Поклоны развозить к боярам на рассвете
И время в суете столь гнусной провожать,
Скучать, когда куды приедешь ты раненько
Или приедешь ты куды уже поздненько,
Иль что ты принужден часов десяток ждать,
Пока боярин твой со сна изволит встать...
В 1779 году Хемницер издал первую книгу своих басен под заголовком «Басни и сказки N... N...», без имени автора. В этом издании были помещены 33 басни. Позднейший биограф Хемницера (И. П. Сахаров) передает, что еще до напечатания этих басен Н. Львов узнал о них и вместе с Капнистом долго уговаривал автора не скрывать от публики сочинений, которыми он должен гордиться Но баснописец возражал, что слишком явные намеки, содержащиеся в баснях, могут повредить, его службе.
В «Санктпетербургском «вестнике», издававшемся при непосредственном участии членов державинского кружка, была напечатана хвалебная рецензия на басни Хемницера, написанная, вероятно. Львовым или Капнистом. В ней говорилось. «Хотя мы и имеем некоторые уже сею рода на нашем языке сочинения, но сколь иные из них, кроме С<умарокова>, в сравнении с настоящим посредственны: одни, изобилуя лишь вялым слогом, не довольно в себе того имеют, что должны иметь, а другие, кроме названия, ничего, сие, напротив того, кажется нам, изобилует всем тем, что достоинство и приятность басен и сказок составляет».[1]
В другом выпуске «Санктпетербургского вестника» были помещены стихи, приветствовавшие появление басен неизвестного N... N...:
По языку и мыслям я узнала,
Кто басни новые и сказки сочинял:
Их Истина располагала,
Природа рассказала,
<Хемницер> написал.
Имя Хемницера в печатном тексте было опущено. Стихи принадлежали Марии Алексеевне Дьяковой, той самой, которой Хемницер посвятил свою первую книгу басен.
На стихи Дьяковой Хемницер отвечал любезным мадригалом.
Чувствительно вы похвалили
Того, сударыня, кто басни написал,
Сказав, что автор их природе подражал;
Но больше похвалой своею научили,
Как надобно писать,
Когда хотеть природе подражать.
Это не только светская любезность, но и своего рода принципиальная программа Хемницера.
Сохранилось предание, что Хемницер был увлечен М. А. Дьяковой, умной и красивой девушкой, не зная, что она уже обвенчана с Н. А. Львовым, втайне от родителей и даже друзей, так как ее брак встречал сопротивление со стороны родителей. Лишь несколько лет спустя их семейные узы получили огласку. Хемницер якобы даже сделал предложение Марии Алексеевне, которое, естественно, было отвергнуто. Не исключено поэтому, что отъезд в далекую Смирну на должность консула мог быть связан с личными переживаниями Хемницера, расстроенного полученным отказом. Тем не менее отношение к М. А. Дьяковой и своему лучшему приятелю Н. А. Львову оставалось у него до конца жизни самым дружеским и сердечным[1].