Полное собрание стихотворений
Шрифт:
1910
КРЫМСКАЯ ТРАГИКОМЕДИЯ
И потрясающих утопий
Мы ждем, как розовых слонов
Я – эгофутурист. Всероссно
Твердят: он – первый, кто сказал,
Что все былое – безвопросно,
Чье имя наполняет
Мои поэзы – в каждом доме,
На хуторе и в шалаше.
Я действен даже на пароме
И в каждой рядовой душе.
Я созерцаю – то из рубок,
То из вагона, то в лесу,
Как пьют “Громокипящий кубок”-
Животворящую росу!
Всегда чуждаясь хулиганства,
В последователях обрел
Завистливое самозванство
И вот презрел их, как орел:
Вскрылил – и только. Голубело.
Спокойно небо. Золото
Плеща, как гейзер, солнце пело.
Так: что мне надо, стало то!
Я пел бессмертные поэзы,
Воспламеняя солнце, свет,
И облака – луны плерэзы -
Рвал беззаботно – я, поэт.
Когда же мне надоедала
Покорствующая луна,
Спускался я к горе Гудала,
Пронзовывал ее до дна…
А то в певучей Бордигере
Я впрыгивал лазурно в трам:
Кондуктор, певший с Кавальери
По вечерам, днем пел горам.
Бывал на полюсах, мечтая
Построить дамбы к ним, не то
На бригах долго. Вот прямая
Была б дорога для авто!
Мне стало скучно в иностранах:
Все так обыденно, все так
Мною ожиданно. В романах,
В стихах, в мечтах – все “точно так”.
Сказав планетам: “Приготовьте
Мне век”, спустился я в Москве;
Увидел парня в желтой кофте -
Все закружилось в голове…
Он был отолпен. Как торговцы,
Ругалась мыслевая часть,
Другая – верно, желтокофтцы -
К его ногам горлова пасть.
Я изумился. Все так дико
Мне показалось. Это “он”
Обрадовался мне до крика.
“Не розовеющий ли слон?”-
Подумал я, в восторге млея,
Обескураженный поэт.
Толпа раздалась, как аллея.
“Я. – Маяковский”,– был ответ.
Увы, я не поверил гриму
(Душа прибоем солона)…
Как поводырь, повел по Крыму
Столь розовевшего слона.
И только где-то в смрадной Керчи
Я вдруг открыл, рассеяв сон,
Что слон-то мой – из гуттаперчи,
А следовательно – не слон.
Взорлило облегченно тело,-
Вновь чувствую себя царем!
Поэт! поэт! совсем не дело
Ставать тебе поводырем.
С.-Петербург
21 января 1914
ПОЭЗА ИСТРЕБЛЕНИЯ
Меня
В котором все бездарно сплошь,-
И я решительно и грубо
Ему свой стих точу, как нож.
Гигантно недоразуменье,-
Я не был никогда безлик:
Да, Пушкин стар для современья,
Но Пушкин – Пушкински велик!
И я, придя к нему на смену,
Его благоговейно чту:
Как он – Татьяну, я Мадлэну
Упорно возвожу в Мечту…
Меж тем как все поэзодедьцы,
И с ними доблестный Парнас,
Смотря, как наглые пришельцы -
О, Хам Пришедший! – прут на нас,
Молчат в волшбе оцепенений,
Не находя ударных слов,
Я, среди них единый гений,
Сказать свое уже готов:
Позор стране, поднявшей шумы
Вкруг шарлатанов и шутов!
Ослы на лбах, “пьеро”-костюмы
И стихотомы… без стихов!
Позор стране, дрожащей смехом
Над вырожденьем! Дайте слез
Тому, кто приравнял к утехам
Призывы в смерть! в свинью! в навоз!
Позор стране, встречавшей “ржаньем”
Глумленье надо всем святым,
Былым своим очарованьем
И над величием своим!
Я предлагаю: неотложно
Опомниться! И твердо впредь
Псевдоноваторов – острожно
Иль игнорирно – но презреть!
Для ободрения ж народа,
Который впал в угрозный сплин,
Не Лермонтова – “с парохода”,
А бурлюков – на Сахалин!
Они – возможники событий,
Где символом всех прав – кастет…
Послушайте меня! поймите!-
Их от сегодня больше нет.
1914. Февраль. С.-Петербург
III. СТИХИ В НЕНАСТНЫЙ ДЕНЬ
В ненастный день взойдет, как солнце,
Моя вселенская душа!
(Заключительные строки “Громокипящего кубка”)
I
Я жив, и жить хочу, и буду
Жить – бесконечный – без конца.
Не подходите, точно к чуду,
К чертам бессмертного лица:
Жизнь – в нашей власти: мы дотоле
Трепещем, бьемся и живем,
Пока в нас много ярой воли
К тому, что жизнью мы зовем.
Смерть торжествует в те мгновенья,
Когда поверил ты в нее,
И нет в тебе сопротивленья:
Смерть – малодушие твое.
Я не могу себе представить
Всем ощущеньем, всей душой,