Дворец его, суровый и безмолвный,Один не спит во мраке. Вся в огняхСияет царская трапеза. За столамиСидят опричники, бояре и дворяне,И кравчий, брагою наполнив чаши,Их подает пирующим гостям.Задумчивый и грустный за трапезойСидит сегодня царь… Его не тешитНи шум толпы, ни песни удалыеДвух гусляров, которые поютПро грозный бой у белых стен КазаниИ славят Русь и русского царя…В его уме встают иные сцены:То видит он суровый эшафот,С которого звучат ему проклятья,То чудятся ему истерзанные трупыИ слышится предсмертное хрипенье…И вздрогнув, он очнется – и велитПодать вином наполненную чашу,Пьет сам – и требует, чтоб гости пили,И гуслярам дает приказ плясать…А ночь бежит… Уж кое-где дымятсяУгасшие лампады… Уж в речахГостей звучит порою утомленьеИ клонит сон их головы хмельные.И вот вином в последний разНаполнены сверкающие чаши, –И грозный царь, на посох опираясь,Уходит из трапезы… Вслед за нимРасходятся и гости – и вокругЦарит немая мгла и мертвое молчанье…
если там, за тайной гроба,Есть мир прекрасный и святой,Где спит завистливая злоба,Где вечно царствует покой,Где ум не возмутят сомненья,Где не изноет грудь в борьбе, –Творец, услышь мои моленьяИ призови меня к себе!Мне душен этот мир развратаС его блестящей мишурой!Здесь брат рыдающего братаГотов убить своей рукой,Здесь спят высокие порывыСвободы, правды и любви,Здесь ненасытный бог наживыСвои воздвигнул алтари.Душа полна иных стремлений,Она любви и мира ждет…Борьба и тайный яд сомненийЕе терзает и гнетет.Она напрасно молит светаС немой и жгучею тоской,Глухая полночь без рассветаЦарит всесильно над землей.Твое высокое ученьеНе понял мир… Он осмеялСвятую заповедь прощенья.Забыв твой светлый идеал,Он стал служить кумирам века;Отвергнув свет, стал жить во мгле, –И с той поры для человекаУж нет святыни на земле.В крови и мраке утопая,Ничтожный сын толпы людскойНа дверь утраченного раяГлядит с насмешкой и хулой;И тех, кого зовут стремленьяК святой, духовной красоте, –Клеймит печатью отверженьяИ распинает на кресте.
В тени задумчивого сада,Где по обрыву, над рекой,Ползет зеленая оградаКустов акации густой,Где так жасмин благоухает,Где ива плачет над водой, –В прозрачных сумерках мелькаетТвой образ стройный и живой.Кто ты, шалунья, – я не знаю,Но милым песням на рекеЯ часто издали внимаюВ моем убогом челноке.Они звенят, звенят и льютсяТо с детской верой, то с тоской,И звонким эхом раздаютсяЗа неподвижною рекой.Но чуть меня ты замечаешьВ густых прибрежных камышах,Ты вдруг лукаво замолкаешьИ робко прячешься в кустах;И я, в глуши сосед случайныйИ твой случайный враг и друг,Люблю следить с отрадой тайнойТвой полный грации испуг.Не долог он; пройдет мгновенье –И вновь из зелени густойТвое серебряное пеньеЛетит и тонет за рекой.Мелькнет кудрявая головка,Блеснет лукавый, гордый взор –И всё поет, поет плутовка,И песням вторит синий бор.Стемнело… Зарево закатаСлилось с лазурью голубой,Туманной дымкой даль объята,Поднялся месяц над рекой;Кустов немые очертаньяСтоят как будто в серебре, –Прощай, – до нового свиданьяИ новых песен на заре!..
Я заглушил мои мученья,Разбил надежд безумный ройИ вырвал с мукой сожаленьяТвой образ из груди больной.Прощай! Мы с этих пор чужие,И если встанут пред тобойБылого призраки святые –Зови их бредом и мечтой…Гони их прочь! – не то, быть может,Проснется стыд в душе твоей,И грудь раскаянье загложет,И слезы хлынут из очей…
Когда затихнет шум на улицах столицыИ ночь зажжет свои лампады вековые,Окутав даль серебряным туманом,Тогда, измученный волненьями дневными,Переступаю я порог гостеприимныйТвоей давно осиротевшей кельи,Чтоб в ней найти желанное забвенье.Здесь всё по-старому, всё как в былые годы:Перед киотом теплится, мерцая,Массивная лампада; лик ХристаГлядит задумчиво из потемневшей рамыОчами, полными и грусти и любви, –И так и кажется, что вот уста святыеОткроет он – и в тишине ночнойВдруг прозвучит страдальца тихий голос:«Приди ко мне, усталый и несчастный,И дам я мир душе твоей больной…»Вокруг окна разросся плющ зеленыйИ виноград… Сквозь эту сеть глядитАлмазных звезд спокойное сиянье,И тонет даль, окутанная мглой.Раскрыто фортепьяно… На пюпитреТвоих любимых нот лежит тетрадь.На письменном столе букет увядшийИз роз и ландышей; неконченный эскиз,Набросанный твоей неопытной рукою,Да Пушкин – твой всегдашний друг… СтраницаОт времени успела пожелтеть,Но до сих пор хранит она ревнивоТвои заметки на полях – и времяНе смеет их коснуться… На стенахРазвешаны гравюры и картины,И между ними привлекает взорОдин портрет: лазурные, как небо,Глаза обрамлены ресницами густыми,Улыбка светлая играет на устах,И волны русые кудрей спадаютНа грудь… Как чудное виденье,Как светлый гость небесной стороны,Он дышит тихою, но ясной красотою,И, кажется, душа твоя живетВ портрете этом, светится безмолвноВ его больших, задумчивых глазахИ шлет привет из стороны загробнойСвоей улыбкой… Бледное сияньеЛампады довершает грезу… ТихоСклоняю я пред образом коленаИ за тебя молюсь… Пусть там, за гробом,Тебя отрадно окружает всё,Чего ждала ты здесь, в угрюмом миреЗемных страстей, волнений и тревог,И не могла дождаться… Спи, родная,В сырой земле… Пусть вечный ропот жизниНе возмутит твой непробудный сон,Пусть райский свет твои ласкает взорыИ райский хор вокруг тебя звучитИ ни один мятежный звук не смеетГармонию души твоей смутить…В моих устах нет слов, – мои моленьяРождаются в душе, не облекаясьВ земные звуки, и летят к престолуТворца, – и тихие, отрадные рыданьяВолнуют
грудь мою… Мне кажется, что небоОтверзлось для меня, что я несусьВ струях безбрежного эфира к раю,Где ждет меня она, с улыбкой тихойИ лаской братскою… Оживший, обновленныйВступаю я под сень его святую,И мир земной, мир муки и страданий,Мне чужд и жалок… Я живу иной,Прекрасной жизнью, полною блаженстваИ сладких снов… Но вот моя молитваОкончена. Святое вдохновеньеМеня касается крылом своим, – и яСажусь за фортепьяно… Звук за звукомНесется в тишине глубокой ночи,И льется стройная мелодия… В грудиВстают минувших дней святые грезы,Звучат давно затихнувшие речи, –А со стены всё тем же ясным взоромГлядит знакомый лик – и свет лампадыИграет на его чертах. И мнитсяПорою мне, что тень твоя витаетВокруг меня в осиротелой кельеИ с ласкою безмолвной и горячейСклоняется неслышно надо мной.Пора: рассвет не ждет… Бледнеют звезды,И свод небес блеснул полоской алойПроснувшейся зари.
К тебе, Кавказ, к твоим сединам,К твоим суровым крутизнам,К твоим ущельям и долинам,К твоим потокам и рекам,из края льдов – на юг желанный,В тепло и свет – из мглы сыройЯ, как к земле обетованной,Спешил усталый и больной.Я слышал шум волны нагорной,Я плачу Терека внимал,Дарьял, нахмуренный и черный,Я жадным взором измерял,И сквозь глухие завываньяГрозы – волшебницы седой –Звенел мне, полный обаянья,Тамары голос молодой.Я забывался: предо мноюСливалась с истиной мечта…Давила мысль мою собоюТвоя немая красота…Горели очи, кровь стучалаВ виски, а бурной ночи мглаИ угрожала, и ласкала,И опьяняла, и звала.Как будто с тройкой вперегонкуДух гор невидимо летелИ то, отстав, смеялся звонко,То песню ласковую пел…А там, где диадемой снежнойКазбек задумчивый сиял,С рукой подъятой ангел нежный,Казалось, в сумраке стоял…И что же? Чудо возрожденьяСвершилось с чуткою душой,И гений грез и вдохновеньяСклонился тихо надо мной.Но не тоской, не злобой жгучей,Как прежде, песнь его полна,А жизнью, вольной и могучей,Как ты, Кавказ, кипит она…
Слышишь – в селе, за рекою зеркальной,Глухо разносится звон погребальный В сонном затишье полей;Грозно и мерно, удар за ударомТонет в дали, озаренной пожаром Алых вечерних лучей…Слышишь – звучит похоронное пенье:Это апостол труда и терпенья – Честный рабочий почил…Долго он шел трудовою дорогой,Долго родимую землю с тревогой Потом и кровью поил.Жег его полдень горячим сияньем,Ветер знобил леденящим дыханьем, Туча мочила дождем…Вьюгой избенку его заметало,Градом на нивах его побивало Колос, взращенный трудом.Много он вынес могучей душою,С детства привыкшей бороться с судьбою. Пусть же, зарытый землей,Он отдохнет от забот и волненья –Этот апостол труда и терпенья Нашей отчизны родной.
Любили ль вы, как я? Бессонными ночамиСтрадали ль за нее с мучительной тоской?Молились ли о ней с безумными слезамиВсей силою любви, высокой и святой?С тех пор когда она землей была зарыта,Когда вы видели ее в последний раз,С тех пор была ль для вас вся ваша жизнь разбитаИ свет, последний свет, угаснул ли для вас?Нет!.. Вы, как и всегда, и жили, и желали;Вы гордо шли вперед, минувшее забыв,И после, может быть, сурово осмеялиСтраданий и тоски утихнувший порыв.Вы, баловни любви, слепые дети счастья,Вы не могли понять души ее святой,Вы не могли ценить ни ласки, ни участьяТак, как ценил их я, усталый и больной!За что ж в печальный час разлуки и прощаньяВы, только вы одни, могли в немой тоскеПриникнуть пламенем последнего лобзаньяК ее безжизненной и мраморной руке?За что ж, когда ее в могилу опускалиИ погребальный хор ей о блаженстве пел,Вы ранний гроб ее цветами увенчали,А я лишь издали, как чуждый ей, смотрел?О, если б знали вы безумную тревогуИ боль души моей, надломленной грозой,Вы расступились бы и дали мне дорогуСтать ближе всех к ее могиле дорогой!
Спи спокойно, моя дорогая:Только в смерти – желанный покой,Только в смерти – ресница густаяНе блеснет безнадежной слезой;Только там не коснется сомненьеМилой, русой головки твоей;Только там – ни тревог, ни волненья,Ни раздумья бессонных ночей!..Белый гроб твой закидан землею,Белый крест водружен над тобой…Освящен он сердечной мольбою,Окроплен задушевной слезой!Я давно так не плакал… Казалось,Что в груди, утомленной тоской,Всё святое опять просыпалось,Чтоб безумно рыдать над тобой!..Вот вернется весна, и с весноюДальний гость – соловей прилетит,И в безмолвную ночь над тобоюСеребристая песнь зазвенит;И зеленая липа, внимаяЧудным звукам, замрет над тобой…Спи ж спокойно, моя дорогая:Только в смерти желанный покой.
Где ты? Ты слышишь ли это рыданье,Знаешь ли муку бессонных ночей?..Где ты? Откликнись на стон ожиданья,Черные думы улыбкой рассей…Где ты? Откликнись – и песню проклятьяСветлою песней любви замени…Страстной отравой и негой объятьяЖгучее горе, как сон, прогони!..Нету ответа… толпа без участьяМимо проходит обычной тропой,И на могиле разбитого счастьяПлачу один я с глубокой тоской…